Однажды на Земле у одной из женщин, Пречистой Девы Марии, родился сын. Я недаром назвал её Пречистой Девой — зачатие было непорочным.

— У землян тоже существовала магия? — Камилоссо смотрела на меня удивлённо. Слёзы высохли на её щеках, она заинтересовалась моим рассказом.

— Можно сказать, что да. Этот необыкновенный ребёнок был наделён множеством магических возможностей: он мог воскрешать, лечить, создавать из воздуха продукты, повелевать стихиями. И на него уже при рождении была наложена особая миссия — он должен был пробудить людей, уснувших сном материального мира, указать им на путь, ведущий к Богу, то есть к вечному, к бессмертию. Но Бог понимал, что простыми увещеваниями людей не переубедить. И видел, что жизненный путь Иисуса на Земле закончится его страшнейшей казнью.

Глаза Камилоссо снова наполнились слезами.

— А эта дева Мария… Она знала, что грозит её малышу в будущем?

— Да, дорогая, знала. Но она понимала, что именно физические страдания её сына спасут весь мир. Люди, наконец-то, поймут, что Бог существует, что он всё видит, что тем, кто живёт по законам подлости, грядёт возмездие.

— Откуда ты всё это знаешь?

Камилоссо присела на край походной постели, сложив руки на коленях.

— Прочитал как-то в книге — у моего отца была прекрасная библиотека. Но как раз во время войны с Филимагами, когда мне было пятнадцать лет, во дворце был большой пожар. Вся библиотека сгорела. Но в голове моей осталось всё, что я уже успел к тому времени прочитать.

Так вот, зная всё это, Мария не роптала. Потому что смерть во имя людей — это великое благо…

— Ты глуп! Ты просто бесишь меня этими идиотскими рассказами! Мой сын дороже всего Горобеско!

Камилоссо вскочила и стала нервно ходить по палатке туда-сюда.

— Если мы согласимся на предложение Вермита, и власть над Горобеско перейдёт в руки Таврида… Ты сама-то представляешь, что тогда будет? Таврид не будет церемониться ни с кем. Страдать будут все дети королевства, все! И наш сын — не исключение. Мало того — он будет первым, на кого нацелится ненависть нового короля. Уничтожить законного наследника станет для него первостепенной задачей, во избежание бунта рабов.

Камилоссо задумалась. На её лице ярко отражалась борьба эмоций. Наконец она сказала:

— Ты прав, Фердинанд… Ты, конечно же, прав. Но у меня сердце разрывается, когда я думаю о нашем Эйдене!

И тут я выложил свои главные козыри…

— Ты же знаешь, что с ним сейчас Даша. Она защитит племянника…

Камилоссо встрепенулась:

— Ты о чём? Какого племянника? Уж не хочешь ли ты сказать, что…

— Да, именно это я и хочу сказать. Даша — это та самая пропавшая много лет назад Милания. Я её узнал сразу, как только Алехандро показал мне её в Шаре. Но решил пока никому об этом не говорить. Поэтому за жизнь Эйдена я спокоен. Даша его защитит.

— Ну, не знаю… Она же считает себя обычной няней. Не знает, кто она на самом деле.

— Ты забываешь о силе зова крови. У драконов он очень силён. Вот. Я же сразу почувствовал, что между мною и Дашей сильная кровная связь.

— Зато Даша, по-моему, ничего такого не почувствовала, — Камилоссо не унималась.

— Это было всего лишь делом времени. Наша встреча была слишком короткой. А Эйден — совсем другое дело. С ним моя сестра находится постоянно, поэтому, я уверен, она уже давно полюбила его и так привязалась к нему, что готова пожертвовать своей жизнью, чтобы защить дракошу.

— Но почему ты сразу не сообщил подданным об этом?

Ох уж, эти самочки! Сообщить всем и каждому о любой новости для них — это особое, ни с чем не сравнимое наслаждение.

— И тогда в народе тут же пошли бы волнения. Нашлись бы сомневающиеся, которые стали бы возмущаться, а потом ещё и строить козни Милании. А наш отъезд? Он только всё ещё больше усугубил бы. В Горобекско из-за этого вообще мог бы даже возникнуть бунт. Народные волнения всегда мешают, а уж сейчас, когда началась война, это совсем не уместно. Ты согласна со мной?

Камилоссо кивнула.

— А вот Коаксоч… Я никогда не чувствовал, что она мне родная. Какая-то преграда всегда стояла между нами. Не зря моя мать, Данаида, твердила, что-то яйцо, из которого вылупилась Коаксоч, было подмененным. Так что где-то живёт ещё одна моя сестра. Теперь я в этом тоже уверен.

— Но, опять спрошу, почему ты не поставишь чужачку на то место, которого она заслуживает? — Камилоссо снова задала вопрос, который я обдумывал не один день. И ответ на который уже имелся у меня.

— Всё по той же причине — не хотел смуты и бунта среди подданных. А Коаксоч я просто дал возможность проявить свою подлую сущность, раскрыться до конца. Она сама выроет себе яму, сама себя накажет. Я это предчувствую.

Даша

«Слезами горю не поможешь», —решила я и, смахнув небрежно слезу, встала с постели. Подошла к окошку и, отодвинув портьеру, просто смотрела на линию горизонта.

Светало. Первые лучики восходящего солнца окрашивали горизонт в желтые и оранжевые цвета. Из школьной программы я помнила, что происходит это из-за рассеивания света в атмосфере. Но это пояснение — просто слова. А на самом деле выглядит это очень красиво! Завораживает. И я бы, наверное, смогла по достоинству оценить этот прекрасный миг, если бы смотрела на этот рассвет не с такой огромной тяжестью в душе и болью в сердце.

Вермит-радикулит загнал меня в угол своим ультиматумом. Но он просчитался. Не зря говорят, что нельзя загонять женщину в угол, она день поплачет, ночь подумает, и потом угол будет искать тот, кто довел её до такого состояния. Хммм… Хочет свадьбу — будет ему свадьба! Да такая, что он её век не забудет! Это я ему обещаю!!!

Ну, а пока…. Пока я буду самой счастливой и безмерно любящей невестой.

Вот только, что делать с Миразом? Если честно, этот мужчина мне очень понравился. За нашу недолгую встречу я почувствовала в нём родного человека. Да, это может показаться глупостью, и многие скажут, что такого не бывает, но сердце моё заходилось, будто бы я неслась галопом, стоило только подумать о нём. Хотя, что такое сердце? Стоит ли ему верить? Не так давно оно заходилось при мыслях о Саше — и чем всё это закончилось?

Мои размышления прервал стук в дверь. Затем в проеме показалось Василиска.

— Даша, доброе утро. Господин Вермит просит проводить тебя к нему в кабинет, — девушка, произнося это, отводила глаза в сторону.

Я, поправив портьеру, отошла от окна. Что ж, видимо господину сильно не терпится. Не успело солнце взойти, а ему уже моё решенье подавай! Самое противное, что он заранее знает, каково оно будет, это «моё решение». И понимание этого заставляет меня ещё больше ненавидеть гадкого рептилоида. Шантажировать, да ещё и ребенком — как же это гадко и низко, не достойно настоящего мужчины!

— Ну что же, Василиска, веди меня, — подмигнув девушке, я первая вышла из комнаты.

Мы шли в полном молчании. Тишину нарушали только шелест юбок и звук шагов.

Остановились перед огромной деревянной дверью, сплошь украшенной резным орнаментом. Она выделялась своей роскошью среди всех остальных — захочешь не спутаешь. Василиска постучалась и вошла в кабинет первой, оставив меня позади себя. Получив короткое распоряжение, девушка вышла и жестом указала на дверь. Понятно. Теперь я.

— Доброе утро, Милания! — расплылся в отвратительной улыбке рептилоид.

А меня от его вида всю передёрнуло. До чего же он мерзкий тип!

— Ага, очень доброе утро, Вермит! Просто чудесное! — ответила я, натянув на лицо самую милую улыбку.

Довольный Крокодил Аллигаторович — как точно это погоняло отражает его сущность! — не почувствовал иронии и подвоха. Он, идиотина, поверил, что за одну ночь я смогла проникнуться к нему дружелюбием и пониманием.

— Ты подумала над своим согласием?

— Ну, милый… Ты бы мог сразу сказать, что отказов не принимаешь, — я снова одарила ящерицу в человечьем облике лучезарной улыбкой.

— И то верно! — Вермит довольно хихикнул. — Но мне хотелось создать хотя бы видимость того, что ты имеешь права голоса.