— Эй..
Я отрываю взгляд от своих коленей. Он смотрит на меня с такой нежностью, с таким открытым любопытством.
— Ты хочешь поговорить об этом?
Я пожимаю плечами. Быть может, станет легче, если я изложу свою душу. Я открываю рот, и тут раздается резкий стук в дверь.
— Обслуживание номеров!
Он ухмыляется.
— Спасена.
Когда я собираюсь встать, он кладет руку мне на колено.
— Сиди, я открою.
Он встает и рысью направляется к двери. А затем исчезает за углом, и я слышу, как он разговаривает с курьером.
Входит худой парень в рубашке-поло из отеля, толкающий тележку.
— Добрый вечер. Куда поставить?
В считанные минуты мы устраиваем пиршество на низком стеклянном столике — филе миньон, брокколи и картофель, свежий хлеб с маслом, салат, бутылка пино нуар с двумя бокалами, две большие бутылки воды и два заказа черничного хлебного пудинга с карамельным соусом. Мы сидим на полу между диваном и столом, и делим все это.
Больше часа мы говорим обо всем. Оказывается, что Эми и он — единственные дети. Но когда-то у них был старший брат, который умер от редкого заболевания сердца еще до их рождения. Оказывается, у его лучшего друга есть собака, и он хочет украсть ее, клянется, что собака любит его больше.
Я немного рассказываю о свадьбе Харрисона. Ему интересно, как мы вписались в тайские обычаи, чтобы почтить семью Сомчая. Вчера утром состоялась прекрасная церемония, с которой началось торжество. Девять монахов из буддийского храма в центре города пришли, чтобы прочесть молитвы и произнести благословения.
— И даже не спрашивай о том, была ли еда вкусной. — говорю я.
Он хмыкает с полным ртом хлебного пудинга. Проглотив, он произносит:
— Полагаю, все было очень вкусно?.
Я ухмыляюсь, продолжая резать свой стейк.
— Думаю, еда ничем не уступала оргазму, — отвечаю я, подмигивая.
— О, не играй со мной, — стонет он, откладывая вилку. — Если ты собираешься сказать, что вчерашний ужин был лучше, чем три оргазма, подаренные тебе сегодня, то я буду плакать.
Он делает выпад, обхватывая меня рукой и притягивая к себе на колени, а я смеюсь и делаю вид, будто хочу вырваться.
— Ты хочешь этого? — рычит он, его рука ныряет в открытую щель моего халата, чтобы взять мою грудь и пощипать сосок. — Хочешь увидеть, как взрослый мужчина плачет в свой черничный пирог?
Я хихикаю, все еще извиваясь.
— Это хлебный пудинг..
— Мне все равно, как эта вкуснятина называется. Но ты вкуснее, — добавляет он, покусывая мое ухо. Его вторая рука скользит по моему бедру, останавливаясь между ног.
Я вздыхаю. Это уже не кажется игрой.
— Откройся мне, — рычит он, присасываясь губами к чувствительной коже за ухом.
Мои ноги раздвигаются перед ним, словно я джинн, который может только выполнять приказы своего хозяина.
— Хорошая девочка, — бормочет он, играя с моим клитором. — Ты всегда такая мокрая? Боже, надеюсь, нет, — отвечает он, — Я хочу, чтобы ты была такой только для меня. Скажи, что ты моя.
Я дрожу, борясь с желанием двигать бедрами в такт его пальцам.
— Я твоя.
— Черт, я хочу тебя снова, — стонет он, — Пожалуйста, скажи, что я могу иметь тебя снова. Ты нужна мне, — говорит он, дергая за завязки моего халата.
Мы зажаты между диваном и журнальным столиком, но я полна решимости сделать это. Я не могу больше ждать ни секунды, чтобы получить его. Встаю на колени лицом к панорамному окну. Находясь позади меня, он распахивает халат, обнажая мою задницу. Затем он наклоняется надо мной, его рука проникает между моих ног, чтобы снова провести по щели пальцем.
— Раздвинь ноги ещё немного, детка. Ты же знаешь, какой я большой.
Я снова дразняще ухмыляюсь.
— Кто-то чувствует себя дерзким.
Он смеется, хватает меня за челюсть и целует, проникая в мой рот языком со вкусом карамельного соуса.
— Я хочу тебя вот так. Опустись на локти, — говорит он, слегка надавливая рукой на мою спину. — Покажи мне эту сладкую киску.
Я опускаюсь на локти, мое лицо лежит на сложенных предплечьях, при этом задница торчит в воздухе, чтобы он мог ее взять.
Боже, мне нравится это. Некоторые девушки говорят, что догги-стайл переоценен. Но для меня? Господи, я живу лишь ради этого.
Мне нравится чувствовать, как член входит невероятно глубоко. С его великолепным достоинством это будет ощущаться очень хорошо.
— Какая хорошая девочка, — хвалит он, вставляя свой член в мой вход. Моя киска сжимается от нетерпения, когда он проталкивается внутрь. Я задыхаюсь от полноты, борясь с хныканьем, пока он крепко держит меня за бедра и медленно проникает внутрь, позволяя привыкнуть к его длине, пока входит глубже.
— Ты ощущаешься просто потрясающе. Пожалуйста, не останавливайся, — говорю я.
Он замирает, наклоняясь надо мной. Его пальцы нежно скользят по линии моей челюсти.
— Посмотри на меня, детка.
Я поднимаю на него взгляд, сердце замирает в груди. Он возвышается надо мной, владеет нами обоими. Мы прижаты друг к другу и, кажется, не только телами. Я чувствую его везде.
— Скажи слово, и я никогда не остановлюсь. Его голос так искренен, тон невероятно страстен.
Слезы застилают мне глаза, когда я смотрю на него.
— Никогда не останавливайся.
И он не останавливается.
***
После секс-марафона на полу, переросшего в секс на диване, мы прижимаемся друг к другу. Так как он лежит на мне, я чувствую его вес. Это как уютно: устроиться под самым сексуальным в мире утяжеленным одеялом. Соски болят от того, как он их пощипывал и посасывал, а также между моих ног липко из-за его спермы. Мне это нравится.
Он засыпает, бормоча что-то о плохой игре по телевизору, прижавшись лицом к моей груди. Должно быть, я тоже в какой-то момент засыпаю, потому что, проснувшись через несколько часов, обнаруживаю, что его нет. Я одна на диване, халат накинут на мое тело как одеяло. Телевизор выключен, но камин все еще горит. Я сажусь, и халат падает мне на талию, обнаженная грудь колышется на прохладном воздухе.
Неужели он ушел, не сказав ни слова? Мое сердце сжимается. Одна ночь с этим парнем, и я готова все переосмыслить. Я хотела, чтобы он знал мое имя. Даже планировала дать ему свой номер телефона. Быть может, это могло бы стать чем-то большим. Быть может..
Но теперь я никогда не узнаю.
Борясь со слезами, щиплющими мои глаза, я слышу звук смывания унитаза. Через несколько мгновений — звук текущей воды в раковине.
Он в ванной.
Выдыхаю с облегчением, и бросаю взгляд на спинку дивана. Его джинсы все еще лежат в куче на полу рядом с обувью. Мой комбинезон и его рубашка — тоже.
С облегчением опускаюсь на край дивана. Точнее сказать, мое сердце успокаивается, но не разум, который гудит, как пчелиный улей.
Это просто безумие. Я слишком много чувствую к этому парню.
В то же время все мое тело, кажется, совсем не беспокоится по этому поводу, оно слишком расслабленно после столького количества потрясающего секса. Существует ли такая вещь, как слишком много секса? Между ног приятно побаливает, и я даже не помню, сколько получила оргазмов. Пять? Возможно, там был еще и шестой.
Есть «кое-что», что он узнал обо мне во время последнего раунда. Теперь Парень-загадка знает, что я ценю удушение и шлепки. Если мы дойдем до бондажа сегодня вечером, я думаю, стоит просто собрать все вещи и выйти за него замуж. Я узнаю его имя у алтаря.
Я соскальзываю с дивана, халат падает на пол, и на цыпочках, обнаженная, иду к кровати, проверяя время на своем телефоне. 3:00 утра. Через четыре часа я должна быть в аэропорту.
Я пропустила тонну сообщений. Моя соседка Тесс прислала сообщение и дважды звонила. Также писали папа и мама. Они оба спрашивали, что случилось со мной на бранче, интересовались, все ли в порядке.
Два сообщения от Харрисона:
«Ты в порядке?» и GIF с Мойрой Роуз в этой странной штуке с подушкой для головы. Хорошо, я бы предпочла, чтобы он думал, что у меня сильное похмелье после вчерашней свадьбы, а не о том, что я так разочаровалась по поводу стипендии.