Владимир Губанов
Записки из мёртвого города
Глава первая
За окнами вагона неспешно проплывали унылые пейзажи Северо-Кавказского предгорья. Местное бесснежье выглядело в глазах северян серо и мрачновато. Оживление в эту картину вносили искореженные полустанки, периодически попадавшиеся на пути, изрядно сдобренные воронками от мин и снарядов. Со следами осколков и пуль на стенах полуразрушенных зданий они напоминали кадры из военных фильмов и не воспринимались сознанием, как предвестники суровых реалий ожидающих нас впереди. Настроение у всех было приподнятое, как у людей, которым удалось вырваться из цепких лап повседневности. Ощущение того, что скоро представится возможность неограниченно пострелять, наполняло нас возбуждением!
Станция Червленая была последним уцелевшим железнодорожным узлом на пути в Грозный, дальше мост через Терек был взорван партизанами. Поэтому всё воинство, отряжённое для усмирения мятежной республики, разгружалось и ждало отправки на небольшом участке около вокзала. Колонна за нами должна была придти на следующий день, и мы остались ночевать в вагонах, что было намного приятней, чем отдых на голой земле изрядно загаженной продуктами человеческого пищеварения.
Наш молодецкий сон был прерван раскатами пулемётных очередей. Трассирующие ленты, вылетающие из БТРов стоящих в боевом охранении, разрезали темноту. Как вновь прибывшие, мы ещё не усвоили главного правила войны – «лучше стрелять, чем не стрелять», а потому приняли этот внезапный фейерверк за боестолкновение. Бойцы, спавшие на верхних полках, дружно посыпались вниз на головы своих товарищей с нижних рядов, вследствие чего возникло множество конфликтов сопровождавшихся отнюдь не литературной лексикой. Лязг затворов и щёлканье десятков предохранителей наполнило пространство музыкой войны. Каждый стремился побыстрее загнать свинцовые граммы в жерла ствола Калашникова. Отдав команду «к бою» и посовещавшись, мы решили, что не зная обстановки лишний раз суетиться не стоит. Лучше будет обождать, а там глядишь и «само рассосётся». Дальнейшие события подтвердили правильность нашей тактики.
Вдоволь настрелявшись, солдаты угомонились. И более не что не мешало нам погрузиться в безмятежный сон, приятным бонусом к которому была мысль о недюжинных стратегических талантах, проявленных нами этой ночью.
Утро встретило нас мокрой хмуростью южной зимы. Вершины близлежащих холмов были скрыты белой пеленой тумана. Периодически все звуки тонули в шуме роторов вертолётных двигателей. Пара Ми-24, похожих на гигантских стрекоз, патрулировали периметр, зависая и всматриваясь своими оптическими глазами в густоту «зеленки». Станция была забита эшелонами. В хаотичном порядке сновал разномастный воинский люд. На воспитание южного региона были отряжены практически все имеющиеся на те времена скудные силы. На военных дорогах можно было увидеть и черно-белые тельняшки морской пехоты и залихватские бескозырки моряков. Все это было обильно приправлено темно-зеленым камуфляжем мотострелков и десантуры. Мы, как бойцы числящиеся в МВД, были облачены в серую униформу, что отличало нас от армейского разноцветия.
Около путей мерцали куцые язычки костров. Пламя боролось с отсыревшими от влаги дровами, собранными поблизости. На огне разогревали отпущенный, с благословения тыловиков, сухпай. Основой нашего рациона была консервированная тушёнка, обильно сдобренная жиром, в который были вплетены мясные волокна. Чтобы сделать эту смесь пригодной для пропитания, банку ставили на огонь, предварительно проделав ножом две дырки в крышке. Через несколько минут можно было приступать к трапезе. В качестве десерта на двух человек выдавали одну банку сгущённого молока эту Альфу и Омегу отечественного пишепрома. Учитывая такое количество жиров в нашем рационе, выгодоприобретателем нашего похода становились различные гастроэнтерологические неприятности.
Из умиротворенного состояния вызванного завтраком нас вывело прибытие бронепоезда. За этим суровым названием сразу же всплывают картины времен Гражданской войны – обвешанные пулеметными лентами революционные матросы, не знающие пощады чекисты в кожанках с маузерами в деревянных кобурах. И, возможно даже сам Лев Давыдович Троцкий, поблескивающий холодом своего пенсне.
На самом деле это было порождение железнодорожных войск, состоящее из нескольких платформ, на одну из которых была загнана боевая машина пехоты, являющаяся основной ударной единицей. В составе имелся и ремкомплект, для восстановления повреждённого железнодорожного полотна, и два плацкартных вагона, один из которых служил столовой, а второй предназначался для отдыха. С учётом того, что основной трафик шел по железной дороге Моздок-Червлёная, её постоянно старались повредить. Так что сидеть без дела путейцам не приходилось.
День клонился к экватору. Когда на площадь, урча десятками дизелей, стала вползать армейская колонна, сопровождение бронетехники и висящие на дверях кабин бронижилеты придавали этому действу военной солидности и окончательно развеивали мысли, что мы прибыли на курорты Северного Кавказа. Броники на дверях, помимо своей основной функции, защиты от пуль и осколков, служили своеобразным оберегом для людей находящихся внутри. И, наряду со сдвоенными автоматными магазинами и тепловыми ракетами-ловушками, которые отстреливала авиация, были основными приметами войны!
Распределившись по бортам, началась погрузка. Десятки людей перетаскивали ящики с боезапасом и пайком. Эти муравьиные хлопоты сопровождались периодическими перепалками и смехом, причем часто это звучало одновременно. Наконец, закончив погрузку, мы бросили прощальный взгляд на наше последние пристанище. Выдувая из себя клубы солярного дыма, транспорт пополз в сторону Грозного.
Чем ближе мы приближались к конечной точке маршрута, тем заметнее становились следы прошедших боев. Практически каждое строение имело оставшиеся от них отметины. Позже, на собственном опыте мы поняли, что человек, находящийся в состоянии постоянного стресса с большим подозрением относится к любому закрытому пространству. Поэтому за все дальнейшие дни мы больше не встретили ни одного целого здания. Когда машины забрались на очередной холм, перед нами темной лентой заиграл величественный Терек. Эта река, воспетая в творениях бессмертного Лермонтова, являлась своеобразным водоразделом между мирами, до сих пор так и не понятыми друг другом. И как это обычно бывает в жизни, каждый старался доказать свою правоту при помощи оружия!
У въезда на мост скопилась приличная пробка. Это было вызвано тем, что одна из секций моста была очень сильно повреждена взрывом. Саперам пришлось наладить временную переправу, конструкции которой были очень узкие и, для её преодоления, от водителей требовалась большая концентрация. Солдаты стоявшие в боевом охранении смотрели на нас взглядом Харона, который набирает души в ладью для переправы на другой берег Стикса. Чем дальше мы продвигались, ем чаще стали попадаться полевые лагеря воинских частей.
Прошлогодняя трава была покрыта тяжёлой зеленью брезента. Штабеля ящиков напоминали очертания крепостных стен. Стальные хоботы стволов танков и самоходных орудий смотрели в занятое ударными вертолётами небо. Нарастающая канонада служила музыкальным сопровождением разворачивающегося перед нами действия. Хлюпанье авиабомб, посвист мин и дружное пение систем залпового огня, весь этот оркестр смерти и разрушения бесконечно звучал под управлением невидимых дирижеров. Раскатанная сотнями гусениц дорога превратилась в направление. И даже таким монстрам советского автопрома как КАМАЗ и УРАЛ приходилось напрягать все свои лошадиные силы, отпущенные им техпаспортом.
На бетонных плитах, бывших когда-то постом ДПС, красовалась надпись «Добро пожаловать в АД». В последствии нам не однократно доводилось встречать эту фразу, начертанную на разных объектах. Неизменно в ней было только одно. Слово «ад» всегда писалось заглавными буквами. Возможно, безымянные авторы думали, что это предает ей внушительности. Хотя изречение «Оставь надежды, всяк сюда входящий» подходило бы больше. Но, видимо, ценителей Данте к тому времени в городе уже не осталось.