Из десятка домов на отдалённой ферме советского хозяйства по разведению мясных коров высыпалось на июльскую улицу всё подрастающее население. Взрослые трудились на ферме. Ребятня старше семилетнего возраста на неделю увозилась в интернат центральной усадьбы. Мы же, шустрая мелкота, мгновенно окружили несколько человек из заглохшего газончика. Они были совсем не похожи ни на нас, ни на наших родителей. Высокий статный старик с усами смотрел мимо нас. Двое его взрослых детей, как нам казалось, были удручены окружающей нищетой и тоскливым пейзажем с лиманом и коровьими лепешками у воды. Трое малышей – почти мои ровесники – были одеты в диковинные наряды. Конечно же, их главное отличие от нас состояло в чистоте и ухоженности. Но самой удивительной оказалась обувь. Диковинная, незнакомая. Суперпривлекательная. Очень хотелось такую же. Так мы узнали новое слово.

Много позже мне стало известно, что это была семья бывших белогвардейцев, в свое время бежавших от советской власти в Китай. В период смягчения политической ситуации таким, как они, советское правительство великодушно разрешило возвратиться на Родину.

Меня, вездесущего пятилетка, очень привлекал загадочный блеск отцовских часов. Они излучали волшебное свечение. Манили неизведанностью ритмичного и вечного, как мне тогда казалось, тиканья. К сожалению, часы никогда не покидали отцовской руки. Просто же попросить их для знакомства с внутренним механизмом никак не решался. Привык к строгим запретам. И вот мой час наступил…

Мы только переехали из глинобитной землянки в настоящий дом под шиферной крышей! Ещё мы до конца не обустроились на новом месте, как меня за какой-то пустячный проступок поставили в угол. В то солнечное летнее утро выходного дня родители ушли по хозяйственным делам и заперли дом на замок. Обо мне, как нередко бывало и раньше, забыли. Не зная, чем заняться, начал бродить по комнатам. Посмотрел в окно. Полазил по ящикам старенького комода. Даже заполз под родительскую кровать. Ничего интересного не обнаружил. Скучно…

И тут за мои ресницы зацепился острый лучик солнца, отражённый от корпуса брошенных на скатерть круглого стола наручных часов, забытых в спешке отцом.

Жажда открытий переполнила сознание. Интерес залил пламя страха перед ответственностью за взятую без разрешения вещь. На всякий случай, от чужих глаз подальше, залез под стол. Туда же затащил гранёный стакан с водой, отвёртку, кухонный нож с наборной рукояткой, пассатижи и огромный молоток. В стакан, стоящий в светлой полоске неба, по очереди опустил детали таинственного механизма.

– Разберу все детали. Промою как следует. Соберу снова – будут часы как новенькие. То-то отец обрадуется!

Золотые шестерёнки зигзагом опускались на дно стакана… Хромированные штырьки и гвоздики, обвитые пружиной заводного механизма, казались мне сокровищами из любимого диафильма про Али-Бабу и сорок разбойников. Внезапно чёрная туча накрыла солнечную дорожку. «Послышались тяжёлые шаги Карабаса-Барабаса, и кто-то таинственный захлопнул дверь в волшебную страну», – весело подумалось мне, не желающему возвращаться из сказки в реальный мир.

– Твою мать! Ты что сделал с часами, засранец?!

– Петя, не ругай мальчишку. Он ведь интересуется механизмами, познаёт мир. Может, инженером станет.

– Да как мне, Полина, без часов? Их ведь теперь никакой кудесник не восстановит!

Отцовская рука выхватила стакан с шестерёнками из-под стола. Всё, что осталось от надёжного хронометра. Голоса родителей стихли. Меня не наказывали, но надолго забыли под столом.

В школу меня отдали в шесть лет. Как таковой школы в поселке и не было. Помнится приземистый дом из двух комнат. В каждой комнате стояло по четыре облезлых парты в два ряда. Учитель одновременно объяснял тему урока в первом и третьем классах, затем переходил в другую комнату. Там он повторял всё сказанное ученикам второго и четвёртого классов. Весь первый год учёбы мне очень нравилось быстро выполнить задание и слушать увлекательные рассказы учителя для учеников из старших классов.

Особо примечательным был второй класс. В нём училось всего шесть человек. Среди них огромным ростом выделялась круглолицая девушка. Позже мне стало понятно, что девица та по причине хронической неуспеваемости ежегодно оставалась сидеть во втором классе. И когда меня привели в первый класс, она должна была бы учиться, как говорили, уже в восьмом! Звали её Албошка.

Почему её образ закрепился в детском сегменте моего сознания, не знаю. Помню лишь, что она могла во время урока встать и молча пойти на выход из класса. На изумлённый вопрос строгого учителя: «Куда, Албошка, пошла?» – она простодушно ответила: «На двор! Ср…ть!» Разумеется, в более откровенной транскрипции. Не знали мы, первоклассники образца 1961 года, даже слов таких – «инклюзивное образование».

Первая любовь обрушилась на меня в пятом классе. По весне. В конце учебного года моё примерное поведение дало трещину. Юноша почувствовал запах женщины… Однажды в раздевалке, случайно задев платье Вальки Акмилашевой, признанной красавицы класса, увидел её не по-детски припухлые ляжки и кончик трусов. Все остальное воспалённое сознание мгновенно дорисовало. Весь день ходил с онемевшим животом и страстным желанием залезть к ней под форменный фартук.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.