Вторая книжка, которую я прочла на следующий день, была просто примитивной. Двое студентов, которые входят в бригаду проектировщиков Звездолёта, безудержно радуются своему предстоящему взлёту, несмотря на то, что знают о будущей судьбе своих родителей, остающихся на Вырце. Если «Смелой вырцанке» не чужды психологические изыскания, «Звездолётный рай» – просто сказка для умственно отсталых, во всяком случае, на мой вкус. А язык у этих двух произведений оставляет желать много лучшего, тем более, что вообще вырцанский язык очень скуден по сравнению с любым, известным мне земным языком.
После этих вырцанских «шедевров» мне безумно захотелось срочно перечитать что-нибудь из Пушкина и Гоголя. После обеда я подошла к Минцу и спросила, есть ли у них в библиотеке или в компьютере произведения нашего русского писателя Пушкина. Я бы хотела получить эту литературу, чтобы что-то перевести на вырцанский язык. Минц очень обрадовался и сказал, что произведения Пушкина я легко найду в своём компьютере, и, если мне в моей работе будет нужна его консультация, он с радостью готов мне помочь. Вернувшись в комнату, я разыскала в компьютере «Евгений Онегин» и сразу принялась за работу. Я остановилась на первой строфе:
«Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил,
И лучше б выдумать не мог.
Его пример другим наука,
Но, Боже мой, какая скука
Сидеть с больным и день, и ночь,
Не отходя ни шагу прочь.
Какое низкое коварство —
Полуживого забавлять,
Печально подавать лекарство,
Ему подушки поправлять,
Вздыхать и думать про себя:
«Когда же чёрт возьмёт тебя!»
И я тут же начала переводить эту живую, лёгкую, простую и изысканную, уникальную, необыкновенную поэтическую речь. Вот, что у меня получилось:
Ам гоог коосл висна курданц,
Ремнас хумнат, индырс зантэнц,
Цыц хомц цырцы компаст цыц зантэйц,
Систа зимпа коблас лимс зантэйц.
Майе тоцко хогос цырцы лимс,
Диц ртала ниинц
Цырцы сензац билоц цыц индырс
Тэц вонктацбиц цыц ук бан берц.
Цырцы ванац индырс хумнат ртама
Тэц цырцы диктас фуфун
Цырцы хонт тэц, фисац:
«Ремпас рудунтис харца юнц вонтэйц гикс!»
Я, конечно, перевела, но пока с поэзией это рядом не лежало. Я промучилась ещё часа три, пытаясь соорудить из этого подстрочника нечто рифмованное и ритмичное, но потом поняла, что вырцанский поэт из меня не получится. Я походила по комнате и решила попытать счастье с Маяковским. Вот, что у меня вышло;
Гунтиц вонктац лиз санц зантэйц
Тэц цыц люнста санца зантэйц:
«Карза, санц, мисл бумбцу лимс
Тэц мисл бумбуц замас гикс?»
Я обрадовалась. По-моему, получилось весьма сносное четверостишье, в оригинале это было:
«Крошка сын к отцу пришёл,
И спросила кроха:
«Что такое хорошо
И что такое плохо?»
Если мой вырцанский стишок буквально перевести на русский, то звучало бы это так:
«Сын пришёл к отцу,
И сын спросил у отца:
«Скажи, папа, что называется хорошо,
И что называется плохо?»
Да, для начала недурно, Так можно вечера коротать, занимаясь стихотворными переводами. Детские стихи как-то даются мне лучше. Надо будет повспоминать Агнию Барто.
Поразмявшись немного лёгкой гимнастикой, я отправилась на ужин.
– Как Ваши успехи? – спросил меня Минц, когда мы встретились.
– Пока не очень хорошо, – призналась я, – но я буду стараться, – решила я не разочаровывать его сразу.
Когда я вернулась к себе, подумывая, не посмотреть ли мне диск с фильмом, раздался дверной звонок. Я нажала кнопку, и в дверях проёма показалась Дарценна.
– Извините, пожалуйста, – сказала она смущённо, – можно мне с Вами немного поразговаривать?
Я ужасно обрадовалась, чуть не подскочила от счастья. Я уже была почти готова заключить её в объятья и расцеловать в оливковые щёчки, но вовремя сдержалась. Ведь это то, о чём так я мечтала – возможность неформального общения.
– Конечно! Я очень, очень рада с Вами поговорить. (Естественно, наш разговор происходил на вырцанском языке, но сейчас я вспоминаю содержание беседы по-русски).
– Пойдёмте присядем, милая Дарценна, – сказала я и, взяв её под локоть, повела к дивану. Мы сели на мой мягкий, бархатный диван, повернувшись полуоборотом друг к другу. Дарценна улыбнулась, но пока молчала. То ли она хотела, чтобы я заговорила первой, то ли не знала, с чего начать. Она улыбалась, и глаза её излучали и волнение, и радость одновременно. И я решила заговорить первой.
– Мне так приятно, что Вы пришли, я ведь тут совершенно одна.
Я говорила медленно, стараясь не ошибиться. Дарценна оживилась и буквально затараторила мне в ответ.
– Как быстро Вы научились говорить по-вырцански, это просто удивительно! Я тоже совсем одна – других женщин нет на корабле.
Тут она замялась и помрачнела.
– Можно сказать, что я – последняя вырцанка.
В её глазах засветилась вселенская грусть.
– Почему так получилось? – спросила я.
– Никто точно не знает, – со вздохом сказала она. – Что-то происходит на генетическом уровне. Женщины на корабле стали умирать гораздо раньше, чем мужчины, а девочки перестали рождаться. Вот и у меня трое сыновей.
К ней опять вернулись радость и спокойствие. Глаза стали улыбаться. Она раскрыла маленькую пластиковую папку, которую держала в руках, и достала оттуда несколько фотографий. Глаза её совершенно просветлели. На фотках были три трогательные мордашки. Мальчики были, похоже, погодками. Самый маленький сидел на руках у матери – молоденькой Дарценны, совсем юной, хрупкой и очень хорошенькой, вполне по земным меркам. Если не считать, конечно, оливкового цвета кожи и маленького пятачка. Впрочем, эта деталь показалась мне даже пикантной. Во рту у пупсика была обыкновенная соска-пустышка. Кожа совсем светленькая. Почти белая. Малыш был в чепчике, из-под которого выбивался светлый чубчик. Рядом с Дарценной были ещё два карапуза, примерно двух и трёх лет. Старший из них сидел на четырёхколёсном велосипеде, а младший стоял рядом и держал в руках игрушку – синего зверька, похожего на зайца. На другой фотографии был семейный портрет – на диване сидела мама, папа и трое мальчишек – здесь они были старше, примерно младший школьный возраст. Все были в нарядных комбинезонах, а у Дарценны на голове довольно замысловатая причёска.
– Это мой день рожденья, – прокомментировала она.
Лицо мужчины показалось мне знакомым. Присмотревшись, я узнала в нём Минца, только молодого, темноволосового, подтянутого красавца.
– Господин Минц – мой муж, – с явной гордостью сказал она.
Так вот оно что! Мне сегодня повезло пообщаться с обоими супругами. Скоро мы будем дружить семьями. Тьфу, какую глупость я подумала! У меня-то нет семьи, тем более, здесь.
– А вот какими мои мальчики стали сейчас, – сказала Дарценна и протянула мне ещё три фотографии. На одной был мужчина средних лет с бородкой и в очках, очень похожий на Минца. – Это мой старший, – сказала Дарценна. – Он очень хороший физик и возглавляет отдел гравитационных систем.
