Я перевел взгляд на старенькие настенные часы – без трёх минут восемь.
– К черту. Время еще есть. – я решил не отвечать, но звонок не прекращался. – Ну что за черт. Наверняка Нестеров проверяет, приступил я к делу или нет. Он теперь не отстанет, будет трезвонить, пока я не включусь. Я знал как он бывает настойчив, когда происходит что-то серьезное.
Все мои надежды попить кофе и спокойно разложить документы, улетучились. Я повесил пальто на плечики и придвинул вешалку ближе к батареи, чтобы просушить свою одежду от растаявшего снега, схватил блокнот, ручку и поплелся к столу, предвкушая разговор с начальником.
– Как добрался, Борис? – глаза Антона Петровича бегали из стороны в сторону. Тоже не любит «светить» в экран? – подумалось мне, или же новость, которую он хочет мне сообщить не из приятных. Я был уверен на сто процентов, что полковник не стал бы донимать меня пустой болтовней, зная, что я не развлекаться сюда приехал.
– Да вот, только осматриваюсь. Пяти минут не прошло, как приехали. – полковник мешкал, молчание затягивалось, и я начал нервничать – что-то случилось дома? Вера? Женька? Дочь?
– Звонила Вера. – голос прозвучал устало, глухо. Я напрягся – что еще могло случиться? Я всего два часа назад покинул квартиру. За эти несколько секунд воображение нарисовало самые страшные картины, какие только могли прийти в голову. – К вам сегодня приезжает твоя сестра.
– Какая сестра? – не сразу смог сообразить я. Переключиться от страшных видений вот так сразу мозг отказывался воспринять, что все хорошо, и лишь кого-то несет к нам в гости.
– Ну какая? Твоя. Алена.
– А зачем? – недоуменно вырвалось у меня, гораздо резче, чем я хотел. Этого мне еще и не хватало. Мысли забегали сразу во всех направлениях, что делать, как быть?
– Сказала, что соскучилась по сыну.
– Ну да, хорошенькое дело. – вырвалось у меня. – Вера небось в ярости? Мне же не позвонила, побоялась сорваться.
По вздоху полковника я понял, что так оно и было. Небось жена винит его, и в моей командировке, и в моем прерванном лечении, и в том, что я вообще оказался на больничной койке, и что вот ей сейчас придется одной возиться с родственницей, свалившейся как снег на голову. Если с Женькой она скрипя зубы мирилась, то с чужой, по-сути, тёткой, ей совсем не хотелось быть гостеприимной хозяйкой. Я понимал ее – на носу ГОСы, студенты, куча разных хлопот, отчетов и проверок… ещё и возраст сказывается, после работы хочется отдохнуть, полежать… а тут надо натягивать дежурную улыбку, о чем-то беседовать… А на какие темы? Вера считала мою сестру ветреной и недалекой. Ни мужа не сумела удержать, ни сына воспитать.
– Да и что с нее взять – еле-еле школу окончила. – частенько говорила она.
– Зря ты так. – защищал я сестру. – Она вполне приличная девушка.
– Ну да, только такая растяпа как она могла потерять мужа и воспитать наркомана!
Тут она была права – Алёнка с детства доставляла родителям больше беспокойства, чем брат. Я был серьёзнее, послушнее и всегда знал меру в своих действиях и словах. Она же – одно сплошное недоразумение – вечные скандалы, прогулы уроков, дружба чёрт знает с кем.
Когда она привела в дом будущего мужа, серьезного и через чур застенчивого молодого человека, родители вздохнули с облегчением, надеясь, что дочь наконец успокоится и возьмётся за ум. Но этого, к сожалению, не случилось. Прожив в браке чуть более трёх лет, парень собрал свои вещички и скрылся в неизвестном направлении. Правда алименты платил исправно, но видеться с непутевой женой и принимать участие в жизни сына не спешил. Так никто и не узнал, где и как жил отец и муж до тех пор, пока из Сибири не пришло свидетельство о его смерти. Зачем и почему молодой парень с высшим образованием отправился в глушь, выяснить так и не удалось. Впрочем никто особо и не старался. Алёна больше замуж так и не вышла, хотя от назойливый ухажеров не было отбоя, наверное всё-таки любила своего Венечку, а может боялась, что и новый бойфренд сбежит от неё после месяца совместного проживания, не сумев вынести тягот жизни с непоседой и неумехой женой. Так она и воспитывала сына одна, пока не узнала о его пристрастии к наркотикам. Ничего лучше она не придумала, как отправить его мне на перевоспитание, надеясь, что авторитет дяди окажет на её сыночка благоприятное действие.
И вот теперь, так некстати, сестра собралась в гости. Я понимал, почему она не сообщила заранее, не попыталась справиться – могут ли ее принять родственники. Конечно, мне пришлось бы отказать ей, сославшись на занятость, и мою, и Веры. Но оставался Женька…
Я положил трубку, чувствуя в душе такую тоску, такое отчаяние, что сердце заныло, образы комнаты поплыли перед глазами. Я с трудом взял себя в руки, вытащил коробку с лекарствами и выпил сразу две таблетки. Так, просидев еще минут десять, я наконец, обрел способность мыслить ясно.
Набрав номер Веры, я долго вслушивался в монотонные гудки, то ли жена не хотела со мной разговаривать, то ли была занята, но я был рад этому обстоятельству. С облегчением дал отбой и потянулся к папке «Дело 117-у».
То, что наконец мне удалось прочесть, вывело меня из себя. Вот уже одинадцать месяцев в городе происходят невероятно жестокие убийства детей и подростков, а об этом сообщили только теперь. Сами убийства поражали своей нечеловеческой жестокостью. Истерзанные тела замученных жертв находили уже в стадии глубокого разложения, были и «свежие» трупы, но со следами истязаний, насилия и измождения. На некоторых не держалась одежда, так как весили жертвы не многим более тридцати килограмм, и под остатками одежды можно было видеть выпирающие кости.
– Сколько всего было найдено тел? – спросил я Тушинина, когда он принес мне чай с пирожками, которые напекла его жена. – Я имею ввиду и убийства, которые не кажутся «сирийниками»? Бомжи, старики, те, кто не вписывается в картину нашего маньяка.
– Двенадцать. – ответил капитан, засовывая в рот зажаристый комок теста. – Но их может быть и больше. – я вскинул на него заинтересованный взгляд. – Есть еще те, кто числится без вести пропавшими. Я уточню и сообщу вам.
– Вы что, не знаете статистики? – я был ошеломлен. – Вас здесь работает не более десятка человек, и вы не ведете список дел?
Тушинин засмущался и начал бубнить себе под нос что-то нечленораздельное, пытаясь свалить всё на нехватку кадров, загруженность и прочую мелочь, мешающую работе.
Я был в ярости. Ударил кулаком по столу с такой силой, что зазвенели стаканы с чаем, а Андрей Григорьевич выронил изо рта кусок недоеденного пирога. Он засуетился, стряхивая крошки на пол. Руки его заметно дрожали, а губы дергались, то вытягиваясь в тонкую линию, то собираясь трубочкой, словно куриная гузка.
– Какого лешего вы тут сидите почти год! – взревел я. – Пишите свои отчеты!.. Когда можно было пораскинуть мозгами и наверняка спасти несколько жертв. Ты умудряешься спокойно есть, когда у тебя в городе творится черт знает что! Или думаешь, что вызвал чужого дядю и он сделает за тебя всю работу? – я бы ещё продолжил кричать, но дыхание перехватило и я закашлялся.
Тушинин тут же протянул мне стакан с водой, заискивающе заглядывая в глаза с испуганно-виноватым видом, словно нашкодивший щенок. Едва уняв приступ боли, я постарался успокоиться – что взять с провинциальных парней, которых никто никогда не учил работать, не посылал на курсы, не заставлял сдавать экзамены проверок… да и за всю свою жизнь это дело наверняка первое, связанное с маньяком.
Пришлось собрать всех, кто имел доступ к расследованию этого дела. Парни рассказывали о происшествиях, делились своими мыслями и соображениями, но ничего путного я так и не услышал. Вконец вымотанный, я устроился на диване и дал себе несколько минут отдыха.
Такого со мной не случалось много много лет… В чужом городке, оторванный от дома, без помощи племянника, я совершенно не знал в каком направлении двигаться.
