Что чувствует в этот момент Дарен? Сожаление, что предал меня или облегчение, что теперь не придется скрывать измену, либо разводиться со мной? А может его чувства смешаны? Возможно, он уже заметил, так и не разобранные, пакеты из супермаркета и понял, что я могла проходить мимо того кафе и увидеть его с другой. Скорее всего он достанет чек и посмотрит на время покупки. В его голове сложится картинка, станет понятно, почему я вошла на кухню в уличной обуви. Такая пустяковая оплошность стоила мне жизни. Смешно, не правда ли? Я усмехнулась с чувством горечи в душе. Умерла на кухне и возродилась на кухне. Слава случаю – не в туалете, а то ездила бы теперь золотарем на вонючей повозке в компании мух. На кухне все же и тепло, и к еде ближе. Не так уж и плохо, если подумать. Но, если уж и в этом мире соберусь помирать, лягу на диван в холле, чтобы в следующий раз стать хозяйкой, а не прислугой.
Я вздохнула, поднялась с примятой травы и вяло побрела обратно в имение, морально настраивая себя на новую жизнь.
– Еля! Ты где ж была-то? – воскликнула Вася, когда я спустилась на кухню. – Я уж думала все – живой не сыщем!
– Рано хороните, поживу еще.
Прозвучало это как угроза, от чего Маришка перестала скрести котелок и испуганно уставилась на меня.
– Надо бы ей в свято место сходить. Не своя она стала, со вчера-то. – сказала рыжеволосая девушка.
– Правда твоя, Маришка. Завтра ее и сводишь.
– А чего я-то сразу?
– Ну а кто, заместо тебя-то? Ты, что ль, на кухне останешься? Вот с завтраком разберемся, и до обеда сбегаете, завтра супов варить не будем, и без того жарко, у меня вона квас на хлебу настоялся. Окрошку сделаем. Ладно, вы тут домывайте, а я пойду, за весь день уж и ног не чувствую.
Я стала помогать Маришке мыть посуду, но заметив, что девушка постоянно зевает, отправила ее тоже спать, в конце концов, она вчера вызвалась вместо меня все помыть, и мне хотелось отплатить ей добром за помощь. Я уже домывала последнюю кастрюлю, про себя радуясь крану хотя бы с холодной водой, все лучше, чем бегать без конца с ведрами во двор, тут вон и пол скользкий и ступеньки опасные, как раздались размеренные шаги.
На кухню вошел мужчина и сразу же принялся разглядывать деревянную панель с маленькими колокольчиками и шнурками, висящую на стене у входа. Я замерла, безошибочно угадывая столь знакомый мне силуэт.
– Полный дом прислуги, а когда надо – никого нет. И на звонок никто не реагирует. Сколько не обучай, все без толку. – пожаловался сам себе мужчина.
– Может быть мыши шнурок перегрызли? – сказал я, чтобы привлечь к себе его внимание.
Мне очень хотелось, чтобы Дарен посмотрел на меня.
Мужчина обернулся и мазнул по мне равнодушным взглядом, едва ли отличая меня от кастрюли, рядом с которой я стояла. В душе снова засаднило. Было такое чувство, будто любимый человек прошел мимо тебя в толпе, ты узнала его, а он нет, и момент встречи упущен навсегда, ваши дороги разошлись безвозвратно, осталось только ощущение утраты и обреченности.
– Мыши… – как-то слишком тяжело вздохнул мужчина, словно проблема с мышами была завершающей вишенкой на торте его невзгод. – Я пропустил обед и ужин, но уверен, на кухне что-нибудь найдется.
– Конечно, садись…тесь… – запнулась я, пытаясь заставить себя видеть в Дарене чужого мне человека. Но, по правде сказать, он был таким отстраненным и подавленным, что я и вправду видела его словно впервые. Моей оговорки он, кажется, даже не заметил.
Я открыла подпол, где располагался ледник, выполняя функцию холодильника, достала сыр, масло, буженину, нарезала хлеб и поставила перед мужчиной еще горячий душистый отвар. Все это время я боролась с желанием коснуться его плеча, прижаться к нему, вдохнуть любимый запах. Но мужчина заправил за ухо, хорошо знакомым мне жестом, длинную прядь темных волос и принялся за бутерброды.
Мне хотелось встряхнуть его и крикнуть: Дарен, это я, неужели ты не узнаешь меня? Но он даже не поднимал на меня глаз, погруженный в свои размышления.
– Спасибо за ужин, извини, что задержал тебя. – сказал он, вставая с табурета.
Я молча кивнула, складывая остатки. Что-либо говорить душевных сил не было, а от пережитого напряжения подрагивали руки.
– У тебя все в порядке? – мужчина вдруг замер у выхода и пристально посмотрел на меня.
Мне хотелось закричать: «Нет, Дарен, не все! Ты мне изменил, я, скорее всего, умерла, а теперь ты делаешь вид, что мы не знакомы!» Но в слух не проронила ни звука, лишь кивнула.
Закончив с уборкой на кухне, я поплелась в свой чуланчик и устроилась на скамье. Спать после того, как я проспала несколько часов в поле не хотелось. Оставалось лишь придаваться жалости к самой себе.
Глава 4
Новое раннее утро было еще более безрадостным, чем предыдущее. Я вновь была разбитой, с опухшими от слез глазами, и заторможенной от бессонной ночи. Не вслушиваясь в разговор между Васей и Маришкой, я молча взяла ведра и пошла за водой. Сегодня яркий утренний свет лишь раздражал меня, я прикрыла глаза рукой, и быстро пересекла двор.
– Чой-то на тебе лица нет, девка? От солнца прячешься, будто упырь какой?
Я подняла глаза, разглядывая представшую передо мной дряхлую неопрятную старуху.
– Бессонница ночью мучала. – было ясно, что женщина ждет от меня какого-то ответа.
– Значит мало работаешь. – вынесла она свой вердикт, – дайка мне напиться, а то утро жаркое выдалось.
Сказки про старух у колодцев я помнила, потому безропотно и даже с неким почтением, на всякий случай, чтобы потом лягушками не плеваться, поднесла женщине полный черпачок студеной воды.
– Эк, хороша водица! Ты, девица, умылась бы, глядишь и полегчало б. Кто тебе судьбой предначертан твоим останется, а кто с краю проходил, так своим путем и пойдет. Тут и горевать не о чем, радуйся жизни, да работай усердно. – на этих словах старуха развернулась и поковыляла прочь со двора.
Я пожала плечами – не прокляла и славно, но водой умылась, действительно немного полегчало.
– Ты как за порог выйдешь, так все, считай лешие унесли. – снова встретила меня ворчанием кухарка.
– Да там старуха приходила, напиться хотела.
– Ягыда, что ли, пожаловала? Я вот каждую зиму про себя думаю – помрет бабка в лесу одна-то, околеет, а деревенские только к весне и заглянут. А она крепкая, как снег растает, на своих двоих объявляется. Ее бы пристроить куда, да госпожа Златослава эту старуху на дух не переносит, собаками грозит со двора гнать. А все потому, что Ягыда ей что-то сказала не по нраву.
– Эта Ягыда, ведьма что ли?
– Тьфу на тебя, скажешь тоже! Ведуньей она была по молодости, а сейчас уже просто старуха.
Я сделала для себя в памяти пометку, что ведьмой здесь быть плохо, а ведуньей вполне нормально, и принялась за приготовление каш. Когда мы управились с завтраком, Вася вспомнила про обещанную нам прогулку в «свято место». Я попыталась отказаться, уверяя, что мне уже лучше, но женщины отнеслись к моим словам с подозрением, будто бес во мне изгнанию противился. Потому Маришка просто подхватила меня под локоть и повлекла прочь с кухни.
На этот раз мы повернули с хоз двора в другую сторону и подошли к лесу. Я оглянулась, чтобы получше разглядеть имение. Каменное, трехэтажное вытянутое строение со стрельчатыми окнами, напоминало постройку в английском стиле. От сюда мне был виден парадный вход с большими тяжелыми дверями, и гравийная дорожка, по которой могли подъехать кареты. Жаль только, что для меня эти двери были закрыты.
Честно говоря, я увлеклась фантазиями о том, как наряжусь в изящное платье и маску, и войду через центральные двери в имение, все гости будут гадать, кто же я такая, а в середине вечера наши взгляды с Дареном пересекутся, и он застынет, пораженный той силой притяжения, что возникнет между нами. Он делает ко мне несколько стремительных шагов и притягивает к себе.