– Приобрести, конечно, можно. Сейчас забронируете, а по окончании выставки выкупите. У меня другой вопрос. Присмотритесь, пожалуйста, – я ткнула пальцем в угол со злодеем. – Вот этого человека вы узнаете?

– Это человек? – Адель уставилась на картину. – Извините, я думала, это тень какая-то от птицы или паутина.

Адель поднялась с места, отошла метра на два, потом подошла вплотную к изображению, надела очки, потом сняла их, снова надела. Узнавание на лице не проступало. Н-да, манера письма у Машки своеобразная, что с нее взять. Но Мишка, он-то в классической манере творит! Перестарался парень со стилизацией.

– Посмотрите внимательнее, Ада, – я сделала еще попытку. – Вот волосы, лицо в полупрофиль, тельняшка.

Адель вежливо кивала, но видно было – не узнает. И страшно от этого расстраивается. Да, подвела меня родственница, нечего сказать.

– Ада, а вы в тот день не фотографировали? – уцепилась я за последнюю ниточку.

Тщетно. Сестры посещали лодочную станцию регулярно. И необходимости в том, чтобы запечатлеть тот свой визит, один из многих, не видели. Я проводила домой престарелую родственницу. Та всю дорогу пыталась извиняться, не понимая за что. В самом деле, как она могла извиняться за то, что чего-то не видела, если даже не понимала, чего. Возможно, она и вовсе не верила в то, что там вообще можно что-то разглядеть. Что бы немного утешить бедолагу, я разыскала в сумке визитку Марины Садко.

– Вот телефон художницы, можно позвонить, договориться о приобретении картины.

– Люсь, как ты думаешь, бывает художественный кретинизм? – я плюхнулась на стул рядом с подругой и заказала себе кофе.

У Люськи как раз начался обеденный перерыв. Я нашла ее в кафе возле конторы за поеданием бизнес-ланча.

– Как это? – закашлялась подруга.

– Про топографический кретинизм слышала?

– Это когда человек может заблудиться в трех соснах?

– Точно, или, когда на улице его одного оставить нельзя. Повернет за угол и все – потерялся.

– Слышала, конечно, – согласно кивнула Люська. – Хуже нет, когда с таким в поездке окажешься. Приключений не оберешься, и вся группа из-за него страдает. А вот это, то, что ты сказала, тоже бывает?

– Давай, допивай свой компот, – вместо ответа я протянула Люське сумку и ветровку. – Прогуляемся до выставочного зала.

– Ого! А что мы там будем смотреть?

Вот за что уважаю Люську, так это за то, что на подъем легкая.

– Выставка Марины Садко.

– Кого-кого?

– Машки Садиковой.

– О! У нее персональная выставка! Вот молодчина!

Галерея встретила нас пустыми залами.

Со словами: «Ох, и люблю же я импрессионистов», Люська начала осмотр. Она любовалась полотнами не торопясь, с разных ракурсов. Такими темпами мы до конца обеденного перерыва не доберемся и до середины экспозиции. Пришлось подтолкнуть подругу в нужном направлении.

– О! – Люська воззрилась на изображение отражающегося в голубой воде неба. – А это? Что-то напоминает. Что-то знакомое, не припомню только, откуда.

– Вспоминай! – я была бесцеремонна, общение с родственницей малость выбило из колеи.

– Две бабули, одна в голубом, другая в розовом…, это загадка какая-то?

– Бабули? Почему? Они же здесь со спины? – такого я даже не ожидала. Художественный кретинизм – это точно не про Люську.

– Не знаю, – отмахнулась та. – Спинки сутулые, плечики покатые, фигурки усохшие. Не знаю. Общее впечатление.

– Ну, ты даешь! – восхитилась я. – А эту, в голубом, со спины не узнаешь?

– А должна?

– По всему выходит, что это та пожилая таксистка на «божьей коровке», которая тебя как-то подвозила.

– Возможно, – Люська продолжала разглядывать фигурки. – Это ж, когда было? Но вот теперь, когда ты напомнила, пожалуй, да, это она, определенно она. Щупленькая такая, но жилистая. Вот эта рядом, розовая, пожиже будет.

Все-таки Мишка молодец, в нескольких мазках передал столько информации. Люська уже собралась переместиться к следующему полотну.

– А что ты скажешь об этом? – я ткнула в угол картины с интересующим меня персонажем.

Люська задумалась.

– Вселенское зло, – наконец изрекла она.

Потом мы не торопясь прошлись по выставке, Люська взяла рекламные проспекты.

– На работу, – пояснила она. – Пускай просвещаются. Опять же с обеда я здорово задерживаюсь. Скажу, что культпоход для коллектива организовывала. Может, еще встречу с автором устроить?

Машкино творчество Люська всегда уважала.

– Ты понимаешь, – объясняла я Люське на обратном пути, – меня убеждают, что у Ариадны не было врагов, и она совершила самоубийство. Сестра с самоубийством категорически не согласна, но также категорически она отрицает наличие врагов. А тут я вижу этого типа, воплощенное вселенское зло, как ты заметила. Он так смотрит на сестер, что, если бы взглядом можно было убить, то прямо там, на причале, было бы два трупа.

– Каким образом? Там же полно свидетелей. А он действительно на них смотрел? Это же художественное произведение.

– Эту сцену воспроизвели по фотографии. Я так надеялась, что Адель опознает личность недоброжелателя. А она в нем даже человека не признала.

– Так если по фотографии рисовали, покажи ей этот снимок.

– В том-то и проблема, что, когда картина была закончена, снимки удалили.

– Вот незадача. Может фоторобот по памяти… Нет, если Машка нарисует человека по памяти, его родная мама не узнает.

– Да, Мишка тоже не портретист, он больше по пейзажам, да зверюшек изображает. А ты могла бы по этому портрету человека узнать?

– Трудно сказать, – Люська призадумалась. – Но попробовать можно.

– Вот и я думаю попробовать, посетить эту лодочную станцию, – может он там появляется.

– Судя по тельняшке, вполне возможно, – согласилась Люська.

– Все равно больше зацепиться не за что.

– А может, и не появляется. Или появляется раз в год. Проще его нельзя вычислить? Вот кому была выгодна смерть сестер?

– В том-то и дело, что только мне и моей семье!

Сказать, что Люська удивилась, это ничего не сказать. Она маршировала по улице, пока не наткнулась лбом на фонарный столб. Только это ее остановило и вывело из задумчивости.

– Подробности! – потребовала она, потирая шишку.

Пришлось пересказать рассказ Адели о наших родственных связях. В сокращении, конечно. Всего я и сама не помнила.

– Да, действительно, ты самая подозрительная. Особенно твой Вадим.

– Он-то здесь причем?

– А ты? Ты даже не знала, что такое шхуна. А он наверняка знает, и не прочь обзавестись такой игрушкой на халяву. Мальчики это любят.

– А ничего, что есть еще Ада?

– Этот божий одуванчик? Сейчас есть, а завтра нет.

– Спятила?

– Нет, шучу. Тот злодей на картине не похож на Вадима, его я бы сразу узнала. Слушай, а может наследство и вовсе ни при чем? Может, Ада всего не знает, и у сестрицы были какие-то личные проблемы? Скажем, по работе?

– Она подрабатывала таксисткой. По-твоему, кто-то решил отомстить ей за грубое поведение на дороге?

– Да, согласна, версия неудачная. Что бы обиженный водитель подкараулил жертву, придушил, потом привязал камень на шею и утопил? Звучит странно. Вот если бы монтировкой по лобовому стеклу, тогда другое дело. А водителем она была хорошим, на это я обратила внимание. Очень уж внешность не соответствовала манере вождения.

– Я и говорю, лодочные станции – это единственная зацепка на сегодня. Придется начать плановое прочесывание.

– Не вздумай! – встрепенулась Люська. – А если в самом деле вопрос в наследстве, и он не только за сестрами охотится? Может, ты его тоже интересуешь? Прямо к нему в лапы прыгнешь! Нет, нет, тебе туда нельзя. Я сама схожу, разведаю.

На том и порешили.

Конечно, имело смысл искать злодея на той лодочной станции, где хранилась «Аврора». Но это было далековато.