Янзы смиренно принял решение о браке. Хоть он и подозревал, что за поступком отца кроется иное, чем жалость к Ичэн.

Когда-то давно молодая ведьма с дитем на руках пришла в их поселение. Именно из-за него она и подалась к людям. Ведьма договорилась со старостой, что тот примет ее ребенка в жители поселения и присмотрит за ним, а она взамен будет оказывать любую помощь, используя свои силы. Всем такой союз показался выгодным. Магия способна лечить, оберегать от бед или предупреждать о них.

Ичэн приняли в поселение. Ее кормили, одевали – давали кров, одним словом. Но любви к ней никто не испытывал. К тому же люди видели, что чем взрослее становилась Ичэн, тем сильнее старилась ведьма. Казалось, что за год – проживала два. И пошли толки, что дитя забирает у матери жизнь. Люди стали опасаться, что это может коснуться и их. Но время шло, а их страхи не подтвердились.

Старших принято уважать, ибо им ведомо более твоего. Особенно, если знаний не получить иным путем, кроме как из опыта взрослого поколения. Но только если сам Янзы согласился жениться на Ичэн ради долга, то вот почему Ичэн не отказала ему – он понять не мог. Ее не прогоняли из поселения, и она могла бы обойтись и без мужа.

За десять лет, что Янзы и Ичэн прожили бок о бок, детей у них так и не появилось. Зато расстояние между ними разрасталось, как ржавчина по бахче. Оно измерялось в недосказанных словах, переживаниях, оставленных без внимания, и накопленной усталости от всего этого. Когда затухают прежние чувства, никогда нельзя быть уверенным, что останется на пепелище и можно ли построить заново крепкий и прочный дом, основанный на чем-то большем, чем долг или привязанность.

Поэтому они мучались вблизи и обретали покой порознь. Так бывает, когда два взрослых человека источили друг друга под корень, и ни у одного из них уже нет сил, чтобы помочь другому воскреснуть. А может, нет и желания.

Янзы рассказал жене о своем решении отправиться в лес на поиски пропавших охотников.

Ичэн нахмурилась. Последнее время она была сама не своя. То вдруг становилось нежной с ним, как прежде, то норовила изранить колкими словами.

– Что об это думает моя мать? – Голос Ичэн казался безразличным, но Янзы уловил в нем волнение.

– Она старая ведьма, – отмахнулся он. – Все знают, что с возрастом творит с людьми чаровство.

– Она не сумасшедшая, – обиженно ответила Ичэн.

– Тогда отчего она живет в лесу? Никто в здравом уме в старости не отгораживается от других людей, – он умолк, а потом упрямо добавил: – Я должен туда пойти. Ты это знаешь.

Ичэн отложила в сторону недошитое платье. Она зло посмотрела на мужа и, громко и торопливо, заговорила:

– Я знаю. Как знаю и то, что понятие «долг» придумано людьми. Как может кто-то быть кому-то должен собственной жизнью? Сокровищем и даром Богов. Чудом, созданным силами природы. Болью, выстраданной телом матери и вскормленной ее молоком. Как у какого-то может быть право накладывать на эту жизнь долг? Никто не смеет распоряжаться ее! Тот, кто так поступил – заслуживает самого ужасного. Пусть Боги заберут его жизнь и перемолят ее в жерновах!

– Что с тобой, Ичэн? Ты сердишься на моего отца? – Янзы еще никогда не видел ее в таком состоянии. Растрепавшиеся волосы, черной лозой охватили ее плечи. Глаза сверкали, как разгоревшиеся в топке угольки. Но мгновение спустя плечи ее опустились, она утихла, обратившись в серый пепел.

– Нет. Я ничем его не лучше, чтобы осуждать. Да и сегодняшние слова – не изменят вчерашний день.

Ичэн опустила голову и снова принялась за шитье. Янзы неловко переступил с ноги на ногу. Со временем, перестав окончательно ее понимать, он стал ощущать растерянность рядом с ней. Может быть, она стала так себя вести, потому что недавно в поселении родился новый ребенок, а у них детей так и не появилось. Говорят, что для женщины это огромное горе. Янзы же не ощущал в этом своей вины, да и потребности в детях – тоже. Если бы у них появился сын, смог бы он, как отец, лепить из него будущего старосту поселения? А если бы дочь – смог бы он выдать ее замуж не по любви, а по надобности?

Янзы подошел к Ичэн и хотел положить ей руку на плечо, в знак утешения. В детстве он часто так делал, когда она плакала из-за того, что другие дети ее боялись. Тогда все было так просто и понятно. Она рыдала, он ее утешал, но сейчас они выросли, и Ичэн больше не роняет слез.

Янзы остановился, так и не решившись коснуться ее плеча. Постояв какое-то время, он резко развернулся и направился к двери.

– Возьми это с собой, – прозвучал голос Ичэн. Она подошла к Янзы и бережно надела ему на шею серую ниточку, на которой крепилась засохшая птичья лапка.

Янзы поразился тому, из чего был сделан оберег. Не амулет, а посмешище. Чем может помочь пичужка – создание, не имеющее ни храбрости, ни силы?

Ичэн ласково улыбнулась, видя удивление мужа, и словно угадав его мысли, сказала:

– Иногда, чтобы спасти жизнь, нужны совсем иные качества.

Янзы и еще трое охотников отправились в лес на рассвете.

Ранняя осень в этом году выдалась необычной. То одаривала мокрым редким снегом, то страшила запоздалыми грозами. Оттого урман дышал холодом и сыростью. Вся трава полегла, прижавшись к земле, покрытая заледеневшими искрами капель. Словно рыдала о приближении скорой смерти, что неминуемо приносила с собой зима. Густым ковром расстелился по поверхности деревьев мох, искрясь первой изморозью под слабыми лучами солнца.

Не первый раз Янзы и его спутники вступали в чертоги леса, но сейчас он им казался иным. Рассвет, что огненным глазом светила выхватывал и пожирал темноту, не принес с собой пения птиц. Даже животные, казалось, вели себя пугливее, чем обычно, не выдавая своего присутствия тихими шорохами. Сплетенные над тропой мохнатые ветви сосен хватали охотников за руки, стремясь удержать на месте. А под ногами то и дело вылазили кривые корни, мешая продвигаться в глубь.

Янзы подумал, что все это ему грезится из-за того, что слова ведьмы застряли в его голове. Но, посмотрев на своих спутников, он понял, что и они тоже шли настороженно, чего никогда не было ранее. Лес всегда считался вторым домом, а теперь он походил на чужбину.

Несмотря на то, что существа иного мира были частью их повседневной жизни, – добавляя к быту традиции и обряды, неведомые в других провинциях, – страх все же был древнее любых обычаев, созданных людьми. Пусть тебе ведомо, что подле может бродить Лисин – лесные духи молодых девушек, желавших обрести мужа в лице заблудшего путника. Или Нуми – жестокие нравом проказники, путавшие тропы под ногами, дабы завести в топкие болота. Но что толку от этих знаний, если доведется встретиться с ними лицом к лицу в ночной темноте? Все равно испугаешься. Только и останется надеяться на ведьмины амулеты, да молить богов, чтобы те спрятали тебя от глаз существ. Поэтому, лишь когда молочная дымка тумана полностью сошла, обнажив огромные валуны, прятавшиеся за величественными стволами многовековых сосен, охотники облегченно вздохнули. Теперь, видя знакомую глазу местность, стало спокойнее на душе.

Они намеревались обойти все известные им стоянки, которые годами использовались промысловиками. Потом пройти вдоль реки Варга и осмотреть границу болотных топей. Путь предстоял не близкий, но для тех, кто с раннего детства уходил в лес, это было привычным занятием.

Многие охотники настолько привыкали к обществу урмана, что, возвращаясь в поселение, бывало, впадали в тоскливое настроение. Все казалось им не милым без объятий лесной глуши. Но Янзы не был заядлым лесовиком, как и душой компании. Он был замкнутым в себе человеком и часто задумывался, какой бы могла быть его жизнь, родись он в другом месте. Купцы, которые пару раз в год заезжали в их забытую деревушку, приносили с собой новости и рассказы о городской жизни. И эти истории такой острой иглой врезались в душу Янзы, что тот потом еще несколько дней ходил хмурый и задумчивый. Вроде можно радоваться тому, что ты сын старосты и что вся твоя жизнь, как на ладони. Значительно хуже тем, у кого ни семьи, ни дома, ни планов на будущее. Но как-то особенно тяжело думалось о своем долге перед односельчанами и планах отца, когда купец, заливая в себя горячительные настойки, рассказывал о доблестях, подвигах и научных открытиях молодых людей, одногодок Янзы, из других провинций. Грешно сетовать на покой, – дар богов доступный не многим, – но разве желать собственного выбора так уже плохо?