— Как можно быть верным, решая за короля и скрывая от него правду?

Мне показалось, что я расслышал едва уловимый шёпот:

— Молчи, баран.

Возможно, не послышалось, потому что Ирал не проронил больше ни слова.

Я отвернулся от него и продолжил, пусть это уже и не казалось столь важным:

— Едва вы начали говорить, как мои страхи лишь усилились. Вы научились убивать прикосновением. Что, если, заполучив достаточно силы, вы сможете влиять на мои поступки? Окутать моё тело и не остановить сердце, а управлять моими руками, моими ногами, моим голосом и моим разумом?

Я замолчал и криво ухмыльнулся в тишине леса. Молак не выдержал и попытался опровергнуть меня:

— Господин! Мы на такое не были способны даже в былые времена!

— О которых вы сами не помните.

— Не помним деталей, но такое…

Я перебил его, ударив самым важным:

— Неважно! Я всё равно теперь не могу вам верить.

Молак вильнул взглядом, на миг покосившись на Ирала. Ярости в его взгляде могло бы хватить оставить на его спине ещё один шрам.

Моя ухмылка стала только шире.

— Вы пытались убедить меня, что тысячу лет назад всё было не так, как описано в хрониках, что Ребела убили не из-за вас, теней и не из-за драугров, которые грозили всем остальным королевствам. Говорили, что кровь Оскуридо уничтожили из-за вражды, а не защищаясь от гибели. Но могу ли я вам верить? — не дождавшись ответа, надавил снова. — Могу ли верить?

Ответил снова Молак:

— Господин, ваша жизнь — это наша жизнь.

Я покачал головой:

— Красивые слова, которые вытекают через трещины, созданные вашими же поступками и молчанием. Несколько дней назад, возможно, на этом же месте Креод делом доказал свою верность, а что можете вы?

— Господин, мы каждый день доказываем вам свою верность, — с жаром ответил Ариос. — Я половину дня пытался предупредить вас об опасности…

Я перебил его:

— Слова. Пустые слова. Тут говорю, тут не говорю; об этом умолчу, про это скажу, что забыл за тысячу лет; тут подговорю, чтобы господин делал так, как нам надо; здесь подставлю его людей, чтобы меньше к ним привязывался.

Молак снова ожёг спину Ирала ненавидящим взглядом, а затем вновь опустился на колени:

— Господин, как нам доказать свою верность?

Я пожал плечами:

— Да мне откуда знать?

— Господин…

Я жестом заставил его замолчать и сказал:

— Но одно я знаю точно. Ещё одна подобная недомолвка, умолчание, решение за моей спиной, попытка как-то повлиять на меня, и я окончательно решу, что наши дороги расходятся.

Вряд ли тени могли усмехнуться в такой ситуации, но я сам озвучил их мысли и возражения:

— Да, мы одно целое, вы никуда не денетесь от моего тела и моего ихора Ребела, как не сумею сбежать от вас и я, но вам ведь нужно, чтобы я стал ещё сильней, верно? А сильней я могу стать только убивая. Так вот. Ещё один проступок с вашей стороны, и я просто исчезну. Пропаду. Сбегу из армии, притворившись мёртвым. Отправлюсь в земли королевства Валио. Там никто не селится с момента падения королевства, те земли считаются проклятыми. Поселюсь там в самой глуши, забьюсь в самый глухой лес, где уже тысячу лет не ступала нога человека, всю жизнь проведу в одиночестве, убивая самое большее зайцев ради пропитания. Буду жрать коренья и грибы и умру там в одиночестве, оборвав и свою жизнь и вашу. Сон-смерть ещё на тысячу лет. В лучшем случае на тысячу лет.

К концу речи моя усмешка превратилась в оскал. О да, вот это будет месть так месть. Мне придётся пожертвовать всем, всей своей жизнью, планами, надеждами, мечтами, женой, о которой я ещё даже не задумывался, детьми, которые должны были продолжить в себе род Денудо и всем, всем, всем остальным.

Но я готов был сделать это, говорил серьёзно и верил, что моя угроза гораздо более весомая и страшная, чем глупое — я убью себя. Вот уж нет. Глушь, забвение, крах всех надежд на возрождение Ребела и десятилетия мучений — вот это наказание. Главное там самому не сойти с ума от голосов теней за столько лет. Наказать я их уже могу, а вот могу ли заставить себя не слышать их? Или могу ли заткнуть их приказом? Сомневаюсь.

— Мы поняли, господин, — сказал, наконец, Молак. — Мы оступились и больше не повторим такой ошибки. Ничего не скроем от вас, ничего не утаим, ни делом, ни бездействием…

Я перебил его:

— Это что, клятва? Что мне с неё? Мы не перед алтарём Хранителей, вы тени рода Оскуридо и вряд ли можете принести им клятву, а я, вроде как, тоже Оскуридо и даже король, а поэтому свою клятву могу нарушить и мне за это ничего не будет, как и вам. Решили — следуйте решению. Пообещали не подводить — не подводите или готовьтесь до конца моей жизни сидеть в лесу.

— Мы поняли, господин, — снова за всех ответил Молак.

Я сложил печать, и из моей руки на лесную подстилку упала, змеясь, плеть света.

— Но наказания это не отменяет, — второй рукой указал на четвёрку теней, что стояли ближе. — Вам наказание за то, что решили за меня и ударили мне в спину.

Ударил с оттяжкой, заставляя плеть промчаться сквозь всех четверых, и стоящих, и оставшегося на коленях. Раз, другой, третий…

Десять ударов отмерил я им. На пятом Тормур попытался увернуться. Его усмирили Ограк с Ариосом, зажав между собой. Впервые я видел, что тени влияют друг на друга. Или теперь влияют? Удивление не помешало мне завершить наказание и перевести взгляд на остальных.

— Вы трое.

Урамос и Калиос сделали шаг и рухнули на колени рядом с Молаком.

— Вам наказание за то, что смолчали и ударили мне в спину.

Им я отмерил вдвое меньше.

Теперь все тени красовались белёсыми шрамами на своих телах и явно ослабели. Хуже было то, что я тоже чувствовал себя не очень хорошо. Нет, мои удары по теням не вспухли на мне же рубцами, это было бы уже чересчур, но вот некая появившася странная слабость в теле выглядела подозрительно. Хотя тени ведь зависят от моей силы и восстанавливают свои бесплотные тела за счёт моей силы, то всё сходилось. Прям словно в Кузню вернулся, скоро того и гляди сердце заледенеет, если увлекусь наказанием.

Возможно, убить их я не смогу именно по этой причине. Но… По-разному может быть. Зверь, попавший в силки, бывает, отгрызает лапу, чтобы стать свободным, а я человек, я способен и на большие жертвы.

— Поднимайтесь. Попытаемся начать нашу совместную жизнь заново.

Первым я взглянул на Ариоса:

— Мы не привлекли лишнего внимания?

— Сейчас проверю, господин, — коротко ответил он и скользнул прочь, заставив проводить его взглядом.

Я как-то позабыл, что из лагеря ушли только я и они семеро. Неужели старшие тени-советники не хотели, чтобы остальные тени слышали этот разговор и видели их наказание? Интересная деталь, которую я постарался запомнить, сам же глянул на Ирала.

— Теперь ты. Значит, я стал сильней?

— Да, господин! — радостно воскликнул тот. — Вы поднялись на ступень. Вы теперь Хвао! Раньше именно эта ступень означала, что наследник Дома вырос и готов осваивать силу ихора.

Молак качнул головой и буркнул под нос:

— Поверить не могу, что ты и правда сумел убедить нас, будто господин перепрыгнет сразу на ранг Тальмы.

Я усмехнулся:

— Солгал и им?

— Нет, господин, — мотнул головой Ирал, — шанс был, так что лишь излишне обнадёжил. Для такого скачка понадобилось бы вчетверо больше реольцев, чем появилось, не меньше.

— На столько бы меня не хватило. Слеза бы опустела гораздо раньше.

Ирал поднялся с колен, повёл рукой по груди, по самому широкому шраму.

— Но всё было не зря, мой король. Ведь я решил вашу самую большую проблему, проблему со срывающимися техниками.

Я скривил губы:

— Это ты так думаешь.

В доказательство поднял руки, безбоязненно складывая печати.

«Раммас огилус зиарот фехт» сорвалась, оставив лишь жжение в пальцах и возле сердца и никак не выдав меня для стражи лагеря армии.

— Видишь? Где все твои обещания про Хвао?