Ирка прихлёбывала горячий чай и улыбалась: о ней давно никто не заботился. Да и, в общем-то, кому о ней заботиться? Мужа у неё нет. И хороших друзей нет, а те, с кем она периодически выпивала, – так разве ж то друзья?

Наевшись, она поднялась, чтобы помочь прибрать со стола, но Сергей велел ей отдыхать. Он покопался в сумке, достал обезболивающее и поллитровку минералки. Ирка приняла лекарство, подложила под голову сумку и закрыла глаза. Она слушала, как Серёга рассказывает о своей жизни, и потихоньку проваливалась в сон. Увидев, что Ирка дремлет, Серёга укрыл её и подоткнул одеяло.

Ирка неслась по тёмному слякотному двору нескончаемой панельной девятиэтажки с чёрными окнами. Она почему-то знала, что здесь ей не помогут и нужно бежать дальше. Кое-где сквозь растопыренные ветки кривых деревьев расползался тускло-жёлтый свет фонарей. Он очерчивал призрачные чёрные силуэты деревянных скульптур, установленных во дворе народными умельцами. Ирка остановилась, чтобы перевести дыхание и осмотреться.

Незнакомцы поотстали, но их топанье приближалось. Ирка вышла из-под фонаря и побежала так быстро, как только смогла. Турники. Врытые в землю шины. Квадрат детской песочницы. Остриженные кусты. Скамейки и столик для доминошников. Поле с баскетбольным кольцом. Вот он, освещённый киоск, родимый, и бабулька с вязанием тут!

Ирка подбежала к киоску и замолотила по стеклу:

– Впустите меня, пожалуйста! Быстрее впустите!

Топот приближался. Догонявшие гнусно матерились.

– Сейчас, дочка, впущу. Только билетик сначала купи, билетик нужен. Без билета никак.

Старуха подняла от вязания голову с седым начёсом, и изумлённая Ирка чуть не задохнулась: на неё смотрел мужик, которого она вырубила возле своего подъезда. Он положил вязание, потирал кровоподтёк на челюсти, пострадавшей от Иркиного кулака, и бормотал старушечьим голосом:

– Впущу, конечно, как не впустить. Только билет купи.

Ирка силилась вздохнуть, но не могла. Её наконец-то догнали и трясли за плечи, повторяя:

– Билет где? Нет билета – штраф платите!

Ирка открыла глаза: над ней наклонилась проводница, которая трясла её плечо и требовала показать билет. Сергея в купе не было. Она села, отодвинув одеяло, покопалась в боковом кармане сумки – так вот же кошелёк-то! – потом полезла в куртку, обшарила карманы: билет и паспорт лежали во внутреннем. Пока искала, нащупала что-то жёсткое, угловатое, плоское. Молча протянула проводнице документы. Та открыла паспорт, посмотрела на фото, скользнула взглядом по Иркиному лицу, сверила фамилию в паспорте и билете.

– У вас плацкарта, а вы в чужом купе спите. Девушка, этому есть объяснение?

Ирка не успела ничего ответить, как в купе вошёл Сергей. Он объяснил проводнице, что до Борисоглебска ехать недолго осталось, а это его знакомая. Не ночевать же она будет в этом купе, да и билет на поезд у неё есть. Проводница нахмурилась:

– Если кто с билетом на станции зайдёт, девушке придётся перейти в свой вагон. – Так нахмуренной и вышла.

Ирка спрятала билет и паспорт обратно в карман и достала то, что лежало в застёгнутом нагрудном кармане: лотерейный билет и пенсионное удостоверение в жёсткой бордовой обложке.

– Это того мужика? – Сергей раскрыл удостоверение пенсионера МВД России по городу Москве. – Грымов Сергей Викторович… Блин, что ни рожа, то Серёжа… Ты номер какой-нибудь из соседок знаешь?

Бледная Ирка кивнула.

– Звони. Только не говори открытым текстом. Мол, просто хочешь узнать, не спрашивал ли кто тебя.

Ирка набрала номер соседки по лестничной площадке:

– Это Ирина Сокова. Тёть Наташ, меня никто не спрашивал? А то я уехала на выходные… Спасибо, тёть Наташ!

Она повернулась к Сергею:

– Серый, я ничего не пойму. Если бы мужик умер или его хотя бы нашли побитого – менты уже шуршали бы, верно? Соседей бы точно опросили. Но ведь тишина, представляешь?

– А пёс его знает. Может, встал этот Грымов Сергей Викторович и сам ушёл куда глаза глядят?

– Ты же знаешь: я КМС по боксу. В прошлом, конечно. Сейчас-то выпала из этой спортивной каши. Но врезала я ему хорошо, лужа крови была на асфальте. Вырубился мужик, валялся без сознания. Думала, не выживет, а тут вон чего. – Она растерянно смотрела на Сергея, который похлопывал себя по колену удостоверением пенсионера МВД.

Сергей вдруг широко улыбнулся, присел рядом с ней, обнял:

– Боже ж ты мой! Ирка, я ж тебе говорил – нечего рыдать раньше времени, паникёрша ты моя ненаглядная! – и потянулся поцеловать.

Ирка уклонилась:

– Ну, Серый, чего ты начинаешь опять? Давай лучше чаю попьём. Скоро Борисоглебск – Народную вон проехали, полдевятого уже. Сколько же я проспала?

На вокзале в Борисоглебске Сергея ждал старший брат. Увидев Ирку, он расплылся в улыбке и заорал:

– Ирка, твою за ногу! Ну ты, мать, даёшь: ты ж Серёги всего на год младше, а выглядишь лет на двадцать пять. Почти не изменилась! – Он заговорщически подмигнул. – Узнаёшь меня, что ль?

– Конечно, узнаю, Лёха, как не узнать! Ты тоже не изменился. Ну, почти не изменился, – исправилась она. – Пузо отрастил и усы, а так – всё как раньше.

Лёха довольно хохотнул и подвёл их к старенькому автомобилю:

– Рекомендую – BMW «троечка». Агрегат, хоть и древний – тыща девятьсот девяносто восьмой год, но надёжный, сто пятьдесят кобыл. Давишь на газ – едет с такой скоростью, какая есть на спидометре. До двухсот сорока километров в час можно гнать – я те отвечаю! Веришь, салон – кожа, как будто машина вчера из Баварии приехала.

– Я не пойму, ты мне её продать хочешь, что ли? – засмеялась Ирка.

Лёха на секунду стушевался, но подскочил к машине и распахнул дверь:

– Битте дритте, фрау-мадам! Добро пожаловать в нашу провинцию!

Ирка уселась на заднее сиденье. Сергей сидел на переднем и с улыбкой наблюдал за братом: в юности Лёха тоже был в неё влюблён. Видать, всколыхнулось в груди ретивое, разволновался старшой-то.

Пока ехали, Лёха болтал без умолку, сыпал прибаутками, так что Ирка с Сергеем не перемолвились и словом. Наконец добрались. Сергей понёс её сумку в дом. Войдя во двор, она остановилась, опершись спиной о калитку, и осматривалась: всё выглядело почти как в детстве. Вот только заборчик недавно выкрашен изумрудно-зелёной краской да старого Вулкана больше нет.

Она подошла к дому. Навстречу слегка прихрамывая вышла бабушка.

– Девочка моя, слава Богу, дождалась я, – бабушкин голос дрогнул. Ирке стало невыразимо стыдно, и она обняла бабушку, пряча покрасневшее лицо.

– Бабулечка, прости меня. Я знаю, что свинья, давно не приезжала. Простишь? – Ирка гладила бабушку по голове, целовала морщинистые щеки. Нос её щекотала прядь бабушкиных коротко остриженных волнистых волос.

– Да что ты говоришь, Ирочка. Всё хорошо, всё слава богу. Пойдём, я пирожков напекла – как чувствовала, что приедешь, девочка моя.

Они вошли в прихожую старого дома. Их встретил молодой крупный кот – ярко-рыжий, полосатый, с сытой ленивой мордой. Привстав на задних лапах, он потёрся рваным ухом о бабушкино колено.

– А где твой старый кот – Васька, кажется?

– Так до пятнадцати лет протянул и ушёл. А этот оглоед толстый уже года два как живёт. Жутко ленивый, спит целыми днями, но хоть к ночи просыпается – мышей ловит исправно.

В комнате на диване сидел Сергей. При виде бабушки он поднялся и стал прощаться:

– Пойду, Анастасия Ивановна. А ты, Ир, заходи, если скучно будет.

Он посмотрел на Ирку, ожидая, что она хоть чаю предложит, но та поблагодарила за помощь и даже не спросила номера телефона. Сергей замялся на секунду, но всё-таки вышел из гостиной. Тут же вернулся, продиктовал Ирке свой номер и, подмигнув, попросил позвонить ему, если что-то прояснится.

Сергей ушёл, а бабушка поставила чайник, достала пирожки с малиновым вареньем, творогом и грецкими орехами – Иркины любимые.