Те, кто попал под главный удар сияния, умерли быстро. Бартул взрывался, как переспелый виноград и испарялся, оставляя за собой только тень, формой напоминающую человека, скорчившегося в ужасе. Волшебник дико молотил цепом и упал черным пятном пепла, похожим на клочок бумаги, попавший в бушевавшее пламя. Рыдающая последовательница Бэйна выгнулась у стены словно распятая женщина, прибитая к штукатурке и глине горящим светом старого паладина, затем она упала на пол грудой костей и обуглившейся плотью. Воины неудачно оказались в ловушке между Гедрином и своими хозяевами, заорав, когда их оружие запылало сверкающим пламенем. Они падали, задыхаясь. Они корчились на земле, неспособные дышать обжигающим воздухом.

— Учитель! — кричал Дровезм. — Учитель, пожалуйста! Я ошибался!

— Позволь свету праведности очистить тебя, как он очистил меня, — молился Гедрин сквозь бушующее мерцание. — Порочный не может вынести его, но свет покажет милосердие раскаявшемуся.

Брошенные на ветер слова. Дроуис стучал головой о стенку, отчаянно пытаясь остановить боль. В конце концов раздался хруст, и он резко упал, его тело скрутило в судорогах.

Мужчины и женщины карабкались на коленях, умоляя о прощении, но свет был всепоглощающий. Тех, кто был рядом, паладин сжег до пепла, а те, кто был немного дальше, в равной мере лили кипящую кровь и слезы.

Склад был наполнен смертью в этот вечер — смертью, которая приходит быстро на крыльях обжигающего сияния, и перед лицом которой никто не может устоять.

— Но… но мы не зло! — кричал торговец из Амна, который напрасно пытался укрыться от света.

— Пожалуйста! Я… Я торговец! Я не хороший человек, но и не зло! — около него калишитская женщина с носом, похожим на нож, визжала, как будто визг защитит ее обожженное лицо.

Сияние слегка потускнело, как будто слова пригасили его. Гедрин вздохнул.

— Но ты порочен, — сказал он грустно. — А это то же самое.

Свет запылал снова, став ярче, чем прежде. Торговец повалился со стоном и волосы его компаньонки сгорели. Когда она упала без чувств, ее изуродованные руки открыли обугленное месиво на месте, где было ее лицо.

Вопли стихли — от его врагов после взрыва мало что осталось.

* * *

После дюжины мучительных, терзающих сполохов, свет наконец потускнел и поблек вокруг древнего паладина. Он стоял на коленях в центре огромного круга пепельной смерти и смотрел на это со смесью печали и смирения. Пока он не отдохнет, свет не будет в его власти. Он потратил больше, чем его тело может выдержать.

Гедрин Тенеубийца чувствовал безумное биение сердца. Он не ощущал такой силы десятилетиями, с тех пор, как, служа своему богу, он убил великого теневого дракона. Возможно, смерть пришла наконец, и он рано и боялся, и стремился к этой тьме.

Тьма спускалась, хотя это было и не так, как он ожидал.

У теней исчезла форма. Он видел позади себя, когда вспыхивал свет, тень человека, сжатую в углу, так же далеко от обжигающего света, как и он сам. Создание двинулось через тени, как будто бы они были в своем собственном мире, а они действительно были в нем.

Гедрин признал своего старого врага, хотя прошло действительно много-много лет с их последней встречи.

— Киренкирсалай.

Это было имя, которое он не произносил в течение тридцати лет, с поединка, в котором он уничтожил создание, которым стала Сивгения — создание, которым это отродье тени сделало ее. Это сейчас имело мало значения. Гедрин был готов к концу.

— Ты помнишь, — сказал тень. — Ты помнишь имя, которое я назвал тебе, чтобы обращаться ко мне.

Гедрин рассматривал своего врага. Он возможно был однажды смертным, рожденным от человека и эльфа, но сейчас в нем было мало от смертного — ему было больше, чем сотня лет. Его глаза были полностью черные — ни радужки, ни белка, только непроницаемая тьма.

— Да, — ответил он. — Что ж, и твое настоящее имя, Не…

— Молчи, — рука сдавила горло старика, душа его слова. — Никогда вновь я не буду носить это имя. Я выше этого, лучше, чем это. Идеален.

Он моргнул устало. Дыхание уже кончалось, уходило с этими словами. Он умирал, он знал — один последний всполох сияния он покажет перед концом. Он думал, он мог бы увидеть лицо триединого бога, и он мог бы улыбнуться, но его лицо сохраняло привычное выражение.

— Где она, Тенеубийца? — палец, завернутый в тьму, гладил его лысую голову. — Где она, ребенок, которого ты обещал отдать мне годы назад? Ты должен ее.

Гедрин уставился в лицо своего мучителя. Он не лгал и не молил ни о чём.

— Нет.

— Прошло почти восемьдесят лет и у тебя еще до сих пор ее нет? — создание отступило, его лицо расплылось в злобной, безумной улыбке. — Ваши мужчины все похожи! Паладины или убийцы, ваши обеты во имя чести не больше, чем ветер для моих ушей.

— Ты ошибаешься, — сказал Гедрин, но не мог сказать более, его сердце колотилось и левая половина его тела ничего не чувствовала. Его время заканчивалось.

Тень прошла между ним и светом. Его мир становился темнее, чем когда-либо.

— Не думай спастись от меня. Я не дам смертным годам лишить меня моей мести.

Киренкирсалай помедлил.

— Твой меч, Тенеубийца, — бесстрастный голос прозвучал едва ли не взволнованно. Расстроенно. — Ты, старый дурак… что ты сделал со своим мечом?

Гедрин только улыбнулся. Он смотрел на две точки света в одном из темных окон склада Бартула. Мальчик смотрел на него, широко раскрыв бледно-серые глаза и молясь за него.

«Не умоляй и не моли ни о чём,— мысленно говорил он мальчику. — Никогда не пытайся сбежать, как я».

— Ты бесполезен, — сказал тень, отвлекаясь от паладина с презрением. — Жалкий, умирающий бесполезный старик. Ты кончен, старик. Кончен и мертв.

— Возможно, — прошептал Гедрин. — Но он нет.

— Что? — спросил теневой человек. — Ты бредишь, старик?

— Мой ученик продолжит.

Тень засмеялся.

— Твой ученик отвернулся от тебя и сейчас лежит мертвым от твоей руки, Тенеубийца, — он указал на кучку пепла, что было когда-то Дроуисом. — Или ты забыл? Все предали тебя, и ты остался ни с чем. Ты умрешь сломленным — ничего не добившись.

Гедрин услышал эти слова, но почти не обратил внимания. Он продолжал смотреть на мальчика с белыми глазами.

«Еще посмотрим», — подумал он.

Старый паладин выдавил последнюю улыбку и посмотрел в другую сторону, отвернувшись от мальчика в окне к созданию из тьмы, которое стояло перед ним. В руке тени был меч — длинный тонкий клинок, состоящий из чистейшей ночи. Он встал в изящную позу для выпада, острие клинка балансировало у сердца Гедрина.

— Ты можешь умереть сейчас, Тенеубийца, — он насмехался, его живые черные глаза мерцали со злобой. Сердце стучало, словно молот. Грудь сдавливало. Он не мог дышать, не то чтобы говорить. Тенеубийца закрыл глаза, зная, что он не может сделать ничего — нет сил, нет меча, кончилось сияние. Остался только преемник.

Клинок пронзил его грудь.

Он думал о Сивгении и их детях.

Наступила истинная тьма.