— Да не те листики, что с дерева, — как же ему объяснить?!

— А какие ещё?

— Ну, есть листы, они на ткань похожи, но плотнее, они могут быть белые, в клеточку и в линию. И на них можно писать. А ручка — это не рука, а специальное приспособление для письма, в ней чернила, и когда ей водишь по листу бумаги, она след оставляет.

Леший покачал головой:

— Нет, такой штуки у нас нет. Я на бересте писалом пишу. А потом сова мои отчеты разносит.

Как всё грустно, писалом я писать не умею. Интересно, а смогу ли я понять написанное.

— А книги у вас есть? — без особой надежды поинтересовалась я.

— У Ягини. Кажись, есть одна, — ответил Леший, — да, говорят, в Киеве, у князя Володимира тоже есть, но поболе.

— А князь, он как к вам относится?

— У Рода с князем договор заключён, до тех пор князь в Киеве сидит, пока законы чтит и соблюдает. Ежели он закон какой нарушит, не быть ему больше князем. Ну и про нас тоже там есть, что князь нас обижать и притеснять не должен, а если понадобиться, то помощь оказать обязан. Ну, а мы в свою очередь тоже обязуемся людям не вредить и подмогу обеспечить.

— То есть князь может прийти в лес и встретиться с тобой? — как интересно у них тут всё устроено.

— Зачем ему со мной встречаться? — не понял Леший.

— Ну, если беда какая-нибудь, как же он вас призовет?

— А письмо на что?

— Он что тебе письмо пришлет?

— Тьфу, какая ты глупая. Он письмо пошлет в нужное ведомство с пояснением, какая ему помощь нужна. А уж оттуда приказ нам спустят.

— А напрямую обратиться нельзя? — вот это они напридумывали тут. Похоже крючкотворцев во все времена хватало.

— Как на прямую? Ты что? Всё надо делать по правилам! — разгорячился Леший. — Иначе никакого порядку не будет! У нас на каждую требу есть своё ведомство! И всякий знает, за что отвечает. И за дело своё радеет, потому как спрос с него будет по делам его.

Леший потряс рукой с посохом, будто кому-то грозил.

Вот это завернул дедуля! Я прониклась такой тягой к порядку и справедливости. Хороший мир, ничего не скажешь. Только, похоже, не все стараются законы блюсти. Вон, тот же Водяной явно любитель их нарушить.

— А люди? Люди-то все эти порядки соблюдают? — поинтересовалась я.

Леший сник.

— Люди-то, люди разные бывают. Некоторые уж до того хорошие и добрые, букашку не обидят. А другим лишь бы напакостить, то деревья просто так портят, то в ручей мусор какой кинут, то траву всю порвут и разбросают. А уж сколько живности они губят. Не счесть. И ладно бы для дела, там для еды, так нет же, иногда ради забавы глумятся.

Да, люди везде одинаковы. Обидно. Хотелось бы посмотреть на идеальный мир.

Так, пока шли, Леший мне рассказал про Правь и Навь, про общие законы, типа «не убий, не укради» и про нечисть всякую, типа себя самого, Ягиню, домовых, водяных, мавок, упырей и волколаков. И про систему подчинения. Как же без неё. Иначе порядку не будет!

Вечерело, а мы всё шли и шли. Одни и те же деревья, трава и цветы в пейзаже уже надоели до чёртиков. Я стала уставать.

— Дядь Леший, а долго ещё? — спросила я.

— Да, пришли почти. Немного осталось, — ответил Леший. — Кабы не Водяной, уж давно у Ягини были бы.

— Ты мог бы встретить меня раньше, до того, как я к озеру пошла, — сказала я. — Тогда бы я к Водяному не попала.

Действительно, я же долго шла по тропе, пока до озера не дошла. Да и потом, когда я купаться полезла. Леший тоже мог появиться. И ночью, когда мы у костра плясали. Где он был в это время? Я всё это ему предъявила.

— Не мог я, — насупился Леший, — не по правилам так!

— Как?

— Ну, сразу путнику являться! Не положено. Потом объяснительную писать придется. Сначала надо приглядеться, понять. Точно ли к Леснику идет путник или просто по дорожке прогуливается.

— Да, делать больше нечего, как по этой бесконечной тропе прогуливаться. Ты мог догадаться, что я к тебе иду.

— А ты могла меня позвать!

— То есть, я кричать должна была, как дура последняя, на весь лес: «Леший, явись»!

— Могла бы покричать, как умная!

За этими препирательствами я забыла про усталость. Шла, глядя себе под ноги, и придумывала, чтобы такое этому законопослушному Лешему ответить, когда услышала крик:

— Ты кого ко мне ведешь, старый пень?

Я подняла голову и обнаружила, что мы подходим к избушке, окруженной частоколом. На нём насажены черепа с горящими глазницами. Сама избушка стоит на курьих ножках. А в дверном проёме стоит подбоченясь молодая красивая женщина и грозно смотрит в нашу сторону.

— Я ещё раз спрашиваю, ты кого ко мне ведешь?

— Дык, заблудшую душу, Ягинюшка! — пролепетал Леший. — Заблудшую душу!

А у меня выходной! (Анна)

— Чего заладил? Заблудшую душу! Заблудшую душу! — Ягиня явно сердилась, глаза её грозно сверкали. Весь вид выражал недовольство. — А то я сама не вижу!

— Ну, вот, Ягинюшка, принимай тогда, — оживился Леший, а я решила пока помолчать, — а я это. Того. Пойду я, дела у меня ещё.

— Пойдёт он, — женщина спрыгнула на землю, — привёл, и молодец, значит?

Леший моргал глазами, кивал головой и явно не понимал, почему Ягиня так себя ведёт. Я тоже ничего не понимала. Женщина обошла нас, и встала перед Лесником. Была она высока, выше среднего роста, и стройна. Сарафан сидел как влитой, по лямкам вился замысловатый узор. Волосы черные, как вороново крыло, были заплетены в косы. Её облик как-то не вязался с окружающей обстановкой. Избушка на курьих ножках у меня ассоциировалась с нашей привычной Бабой Ягой-костяной ногой. Пока я разглядывала Ягиню, она прожигала взглядом Лешего. Тот стоял молча, потупив голову.

— Ты когда уже запомнишь, голова твоя трухлявая, что каждую третью седмицу месяца заблудшими душами занимается Ягуша! — Воскликнула Ягиня. — Вот жалобу на тебя напишу, будешь знать! Глядишь, сменят тебя на какого-нибудь молодого Лесничка! А то ты, гляжу, совсем со своими обязанностями перестал справляться!

— Дык, как же Ягиня? — засуетился Леший. — Как же перестал? Ты чего такого наговариваешь-то? Справляюсь я, справляюсь! Ну, запамятовал, ну прости!

— Ага, справляешься, как же! Чуть девицу не проворонил! Появился, когда она брачные клятвы готова была Водяному принести!

— Ну, успел же, Ягинюшка, успел! И Водяного наказал, и выговор ему вынес с отметкой в личном деле!

— Успел, молодец, а теперь вертайся и веди девицу Ягуше. Мне внеурочные не оплачивают!

— Ягиня, смилуйся. Ночь на дворе. Куды я девку потащу? Устала она! — просящим голосом залепетал Леший. — Оставь её у себя, а уж завтра я её к Ягуше отведу или к Яге, куды скажешь? — И уже тверже добавил. — Или сейчас к Яге пойдем!

— Ну, зачем же сразу Ягу беспокоить, Лешечка? — сменила гнев на милость Ягиня. — Уж ночь на дворе, сам знаешь, бабуля спит плохо, потом весь день как не своя будет! Оставлю уж путницу твою у себя, куды деваться.

Она окинула меня оценивающим взглядом с ног до головы, посмотрела мне в глаза и вдруг улыбнулась приветливой такой доброй улыбкой. Будто и не ругалась вовсе.

— Ну, здравствуй, заблудшая душа! — проговорила она.

— Здравствуйте, — вежливо ответила я.

— Проходи, красавица, не стесняйся, — всё так же улыбаясь мне, как самой близкой родственнице, сказала Ягиня, — проходи, сейчас в баньке попаришься, потом ужином тебя накормлю да спать уложу.

Мне уже, честно говоря, очень хотелось уложиться спать, но спорить с хозяйкой я не стала и прошла во двор.

— Ну, дык я пойду, — проговорил Леший, — а уж завтра поутру к Ягуще отправимся. Да, Ягиня?

— Ступай уже, — махнула ему рукой женщина, — сами разберёмся.

Ягиня приобняла меня за плечи и повела вглубь двора. Если не обращать внимание на черепа, тут было достаточно мило: росли цветочки на клумбах, были разбиты грядки, за оградкой на нашесте дремали куры. Милая деревенская картинка. Баня находилась за избушкой, была она маленьким домишкой с одним окошком. Ягиня открыла передо мной дверь, и я прошла внутрь.