— И ты туда же! — рассердился Леший. — Со своими делами ещё не разобралась, а тоже меня учить вздумала! Чего ты меня звала?

— Так остановиться бы нам ненадолго надо, — проговорила я, положила сумку на травку и спряталась за кусты.

— Ты куда это собралась? — Леший дернулся было за мной, но остановился, видимо, что-то понял, потому что я услышала тихое ворчание. — Вечно с этими людьми одни проблемы! Дойти бы быстрее до Яги, сдать девку и дело с концом. Нет, нянчись теперь с ней.

— Дядь Леший, я быстро, — проговорила я, поправляя одежду, — я только водички попью. Да хлебца чуть-чуть пожую.

— Да, чего уж, ешь спокойно, — проворчал Леший, — идти нам не близко. И так из-за Водяного столько времени потеряли.

— Дядь Леший, — спросила я жуя, — а кто он такой, этот Водяной? Он что действительно под водой живет?

— Он-то, подлец он, каких свет не видывал! — ответил Леший. — Вот он кто! Девок ему мало, утопленниц, так он ещё живым голову иногда морочит, в жёны себе зазывает!

— Каких утопленниц? — я чуть не подавилась хлебом.

— Так мавки-то, кто, как ты думаешь? А? — спросил Леший.

— Кто? — спросила я.

— Души неупокоенные, вот кто! Девки молодые, кто по глупости аль от нужды какой смертушку свою в воде нашли. А кого-то вот как тебя, притопил душегуб какой. Вот такие души и попадают к Водяному. Кто-то невестой становится, кто-то в прислужницах живёт. Любит он красивых девиц, стройных. Вон тебя как в оборот лихо взял. Если бы не я, сидела бы сейчас с ним в каком-нибудь болоте.

— Но я же живая!

— Поэтому и не мог он тебя сам притопить. А ежели бы ты согласие дала его женою быть. Да бусы бы он тебе на шею надел, то всё, стала бы мавкой. Али там, от куда ты к нам заблудилась, такого нету у вас?

— Нет, у нас ни Водяных, ни Леших, и мавок нет, — ответила я, посмотрела на Лешего, и мне стало стыдно, сама ем, а с ним хлебом не поделилась. Я отломила половину от своего куска и протянула Лешему. — Угощайся, дядька Леший, и прости, что сразу не догадалась поделиться.

— Спасибо, Анна. — Леший хлеб взял, немного отломил, а остальное припрятал. — Высушу и зимой пичужкам потом скормлю. А то им бедным так голодно бывает.

— А зимы у вас холодные? — спросила я, поднимаясь с травки.

— Да, я ж нечувствительный к холоду, — ответил Леший, — но живые твари, бывает и замерзают насмерть. Так что, наверное, холодные. Пошли что ли?

И он зашагал вперед. А я шла за ним и размышляла, что до зимы мне надо обязательно где-то пристроиться, замерзнуть насмерть очень не хотелось. И одежкой какой-нибудь теплой не мешало бы разжиться. Интересно, у них тут как зимой одеваются, тулупы там, шубы какие-нибудь существуют? Божена мне только плащ в мешок положила, но он очень теплым не выглядел. Сапоги тоже были тонкими. А может люди у них зимой не мерзнут?

Столько вопросов насущных, а я по лесу шатаюсь. Лучше бы Божена меня с собой взяла да помогла бы адаптироваться в новой жизни, рассказала бы о мироустройстве. А там глядишь, я бы работу какую-нибудь нашла. И зажили бы мы с ней душа в душу. Хотя я же не Забава. Она бы о внучке постоянно тосковала. Рада поди радешенька, что от меня избавилась.

С такими мыслями я уткнулась в спину Лешего.

— Тихо. — прошептал он. — Слышишь?

Я прислушалась, но ничего не услышала.

— Нет.

— Плачет кто-то! Опять что ли заяц в капкан попал! Носиться везде, под ноги не смотрит.

Я снова прислушалась, да вроде издали доносился какой-то писк.

— Пойдем, посмотрим, — сказал Леший и свернул с тропы.

Мне ничего не оставалось делать, как послушно идти за ним. Лес здесь был густой, трава высокой, но перед Лешим ветки сами раздвигались в стороны. Я шла за ним шаг в шаг, и тоже успевала проскочить в открывающийся проход. Плач становился всё громче. Не знаю, как плачут зайцы, но, по-моему, это плакал человек, вернее ребёнок.

Возле одних кустов Леший остановился и мне подал знак не шуметь. Он осторожно развел ветки, и мы увидели на полянке небольшую девочку в белой рубашечке. Она сидела на пенёчке и плакала. Рядом с ней стояла корзинка, полная лесной ягоды.

— Заблудилась, похоже, — прошептал Леший.

— Надо её из леса вывести, — также тихо проговорила я. — Пойдем к ней!

Леший усмехнулся, будто я сморозила какую-то глупость. Неужели он девочку собирается оставить здесь без помощи? Я уже хотела было возмутиться. Но тут Леший сделал своей палкой в воздухе какой-то знак, и девочка затихла, глазки ее закрылись, и она тихонечко повалилась на травку.

— Что ты с ней сделал? — воскликнула я.

— Усыпил! — ответил Леший.

— Зачем? Ты что как Водяной? Тот утопленниц собирает, а ты заблудившихся? — Я была возмущена своими догадками. — Может ты и меня в чащу к себе ведешь?

— Дура-девка, что ты мелешь, — перебил меня Леший, — нужны вы мне все!

— Зачем же ты её усыпил?

— А ты предлагаешь мне вот так из лесу выйти и напугать ребенка до смерти? — Леший смотрел на меня, как ну не очень умного человека. — Пока она спит, мы её к опушке леса перенесём, а там она дорогу домой быстро найдёт.

— Ой, — только и смогла проговорить я. Я-то совсем и не подумала, как отреагировала бы девочка на появление Древесного старика. После моей весёленькой ночи я думала, что тут все люди могут спокойно общаться с разной нечистью, но видимо, это было далеко не так. Надо будет потом прояснить этот вопрос. А то, может, не зря меня на костре сжечь хотели.

Тем временем Леший сделал еще какой-то злак своим посохом и тихонько свистнул. Буквально через минуту перед ним появился большой волк. Я не закричала от страха только потому, что у меня от удивления пропал голос.

— Головой отвечаешь за девочку, серый, — проговорил Леший, укладывая ребенка зверю на спину. Тот кивнул, взял корзинку в зубы и пропал.

— Ну, вот и добре! Серый её вмиг к селению доставит.

— А как он узнает, откуда девочка пришла? — поинтересовалась я.

— Дык по запаху, девка, по запаху!

Да, и как я сама не догадалась.

Немного о мироустройстве и порядке (Анна)

Мы снова выбрались на тропу и бодро зашагали вперед. Деревья, трава, цветы, солнышко уже высоко. Надеюсь, наш дальнейший путь пройдет без происшествий. А пока не мешало бы мне о мироустройстве побольше узнать. Леший, наверняка, много интересного рассказать мне может. И, подергав Лесного владыку за руку, я спросила:

— Дядь Леший, а как тут вообще всё устроено?

— Чего устроено? — не понял он.

— Ну, как Вы живете? Как с людьми ладите? Кто у Вас главный?

— А, ты об этом? Ну, как живем? Хорошо живём. С людьми особо не ладим. Они к нам не суются, а мы к ним стараемся близко не подходить. А главный? Ну, как сказать? Самый главный у нас Род, а там уж у него всякие помощники, сыновья, снохи, внуки. Каждый за своё отвечает.

Очень познавательно! Я зашла с другой стороны.

— Дядь Леший, а в лесах ты самый главный?

— В этом лесу я, в другом — свой Лесовик имеется.

— А Водяной, получается, тебе подчиняется?

— Ну, в моем лесу — мне, а ежели в другом, то — не мне.

— А ты сам кому подчиняешься?

— Я-то, я Святобору отчитываюсь раз в месяц по происшествиям, да приплоду, а потом ещё за шесть месяцев, и за год уже подробно. Ну и Древобогу по деревьям, а ещё Велесу — за живность всякую, ну и Кощею тоже отчитываюсь.

— А как ты отчитываешься? Устно или письменно? — мне стало весело, я представила Лешего, сидящим за столом и пишущим отчёты за отчетом. Рядом с ним лежат большие счеты, и на них он подсчитывает количество ягоды, собранной людьми или съеденной животными.

— Пишу, вестимо, а как же ещё?

— У вас тут бумага есть? — удивилась я.

— Что такое бумага? — спросил Леший.

— Ну, это такие тонкие листики белые, на них ручкой или карандашом писать можно или рисовать.

— Чего-то ты путаешь, девка. Листики не бывают белыми, — пробурчал Леший, — они бывают только зелеными, ну или желто-красными, когда осень наступает. И рукой никто писать не сможет? Как рукой писать? Пальцем что ли?