Хвосте́нко, Алексей Львович [14.11.1940, Свердловск (Екатеринбург) – 30.11.2004, М<осква>, похоронен на Перепечинском кладб.] – поэт, прозаик, музыкант, художник10.

Дед, Василий Васильевич Х<востенко>, еще до революции перебрался в Англию. Вернувшийся в сов. Россию, расстрелян.

C детства жил в Ленинграде. Окончил специализированную английскую школу на Фонтанке, где отец – известный переводчик Л. В. Хвостенко – преподавал американскую литературу (в этой же школе классом старше учился К. Кузьминский). Образование продолжил в художественной школе, затем – в Театральном институте. Жил на случайные заработки, занимался художественно-оформительской работой, некоторое время работал в Управлении по охране памятников; неоднократно попадал под суд по обвинению в тунеядстве.

С конца 1950‑х участвовал в неофициальной культурной жизни, был постоянным посетителем Малой Садовой и «Сайгона», собирал у себя дома широкий круг друзей, включая Л. Аронзона, Л. Богданова, И. Бродского, Ю. Галецкого, А. Кондратова, Т. Никольскую, Ю. Сорокина, К. Унксову и др., прозвавших его «Хвостом». Писал стихи, прозу («Сообщение о делах в Петербурге»), пьесы, сочинял и исполнял песни, которые получили популярность в неофициальных кругах Ленинграда и Москвы. Более 100 песен11 и несколько пьес написал вместе с А. Волохонским под общим псевдонимом А. Х. В.

В 1963 создал литературное направление «Верпа», в 1966 вступил в группу Хеленуктов. Несколько коротких пьес, написанных в соавторстве с Л. Ентиным и художником Ю. Галецким, послужили образцом для ряда хеленуктических «драмагедий». В 1966 Вл. Эрль выпустил под маркой издательства «Польза» несколько его машинописных книг: «Десять стихотворений Верпы, посвященных Игорю Холину» (1965), «Подозритель» (1965), «Три цикла Верпы» (1965–66) и др., а позже составил и выпустил собрание его сочинений «Верпа и ее окрестности» (Арзамас: Палата мер и весов, 1971. 424 с.). Стихотворения печатались в журнале «Часы» (1977), вошли в антологии «Острова» (1982) и «У Голубой Лагуны».

Занимался живописью и графикой, создавал полуабстрактные картины и работы в духе поп-арта, позже – скульптуры из дерева. В 1968 переехал в Москву.

В 1977 эмигрировал и поселился в Париже. В 1978–86 вместе с В. Марамзиным издавал журнал «Эхо», в котором печатались многие неофициальные литераторы Ленинграда. Продолжа<л> совместное творчество с А. Волохонским – пи<сал> тексты песен, перекладыва<л> их на музыку и исполня<л> под гитару. Тексты имеют иронический, абсурдистский, часто – пародийный оттенок. Выпустил ряд книг, записал несколько кассет и дисков своих песен. Возглавля<л> художественный клуб «Симпозиум»12, который выпуска<л> журнал «Стетоскоп»; вице-президент Ассоциации русских художников и писателей в Париже; член Международной Академии русского стиха.

В 1990‑е неоднократно приезжал в Россию, выступал с концертами в Петербурге и Москве. Записал вместе с рок-группой «АукцЫон» альбомы «Чайник вина» (1992) и «Жилец вершин» (1995).

В апр<еле> 2004 получил российское гражданство. На вечере в лит<ературном> музее «20 лет ДООСа» официально принял титул «Друг ДООСа». По его словам – «Из всего, что делается сейчас в поэзии, мне ближе всего ДООС».

28 ИЮНЯ 2004, ПАРИЖ – 22 НОЯБРЯ 2004, МОСКВА13

– Алеша, вы начинали как график; затем, вместе с Михновым, стали делать спонтанные работы.

– Разумеется, но Михнов сам подражал Поллоку в то время14. И мы как-то сообща этим занимались. Но Михнов-Войтенко так и продолжал этим заниматься до конца своей жизни, а я ушел в сторону. Конечно, когда я был молодым человеком, увлекался всякими направлениями – и Поллоком, и поп-артистами. На выставке у Киры Сапгир было неизвестно что, были представлены и поп-артистские работы, и Поллок – солянка из разных стилей. Тем не менее я пытался все это объединить во что-то общее. Мне хотелось бы, чтобы эти работы звучали в одной струе. Но постепенно нашел свой собственный стиль и работаю в нем. Геореализм15 – стиль, который я изобрел, взял свое название, вернее я ему дал название, от земли, в первую очередь как от первобытного хаоса, беспорядка – до геометрии, то есть абсолютного покоя и уравновешенности. И именно эти два начала, на мой взгляд, и создали тот стиль, который мне присущ в современных работах.

– В коллажах?

– Коллажи появились спонтанно. В Париже я работал в коммерческом искусстве, занимался рекламой, всякой прочей чепухой и из обрывков бумаги стал лепить какие-то маленькие штучки, и постепенно это вылилось в такие более большие формы. Когда я начинал все это делать, я был довольно бедным человеком, и мне казалось, что потратить пять франков на лист бумаги – очень дорого. Один друг сказал мне: «Когда ты получишь пятьсот франков за свою первую работу, тебе не будет казаться это дорого». Так и получилось – теперь мой коллаж стоит тыщу евро. И я не удивлюсь, если они когда-то будут стоить и дороже.

– Как скульптор вы до сих пор занимаетесь абстракцией.

– Основная моя работа – именно скульптура, а не графика. Скульптура – моя профессия. Графикой я занимаюсь постоянно, но для меня это пробежка, рывок к скульптуре. Скульптура мне позволяет осуществить большие формы, что я не смог бы сделать в графике. Скульптурой я зарабатываю себе на жизнь, это единственная возможность поддержать свои ресурсы и свое существование. Однажды я нашел человечков – один мой приятель открыл брошенный магазин, в котором была масса заготовок для игрушек, в том числе для человечка Бэбифута, и отдал их мне. И я их постепенно использовал, сделал довольно много работ с ними, но мало-помалу они кончились. И начался другой период, без человечков. Сейчас принесли несколько фрагментов, которые я мог бы включить в свои скульптуры, – какие-то доски резные, коряги, я сам нашел несколько заржавленных железяк. Использую их со временем, когда найду себе место здесь, если, конечно, не буду возить их с собой взад-вперед. А может, и не использую. В Питере я еще не исследовал помойки, так же как и в Москве – здесь у меня нет еще мастерской. Надеюсь, что в Москве у меня рано или поздно образуется какая-то мастерская.

– Вы как ренессансный человек – песни, стихи, спектакли, рисуете, лепите, пишете.

– В первую очередь я считаю себя поэтом. Тема стихов и песен – абстрактно-лирическая, назвать сложно, лучше послушать. Стихи начались раньше. Но более-менее профессионально заниматься искусством я начал, конечно, как художник. Я увлекался и Поллоком, и поп-артом. Молодой человек всегда увлекается абсолютно разными вещами. Не знаю, кто я больше – поэт или художник? И то и другое вместе взятое. Французы называют это artist complet, артист на все руки, ренессансный персонаж. Еще я занимаюсь театром как режиссер и пишу для театра пьесы. Для меня занятия всеми искусствами – совершенно одно и то же. Древние греки называли все, что делается в искусстве, «музыкой». Пластика, танец, театральная мизансцена, слово, записанное на бумаге, – для меня тоже музыка.

– Иными словами, молодая горячая голова, каких в то время было много в Петербурге.

– Мы называли себя битниками. В ту пору модно было читать Джека Керуака, Аллена Гинзберга, нам казалось, что нужно ходить в драной одежде запущенной, с нечесаными грязными волосами. Сейчас, наверное, никто не помнит, кто такие битники. Образование у меня в высшей степени незаконченное. Школьное есть, конечно. Учился я в 213‑й английской школе, которую организовал мой папаша и был там преподавателем16. Но в школе ничего не сложилось, оттуда я ушел довольно рано. После седьмого класса меня выгнали за хулиганство и хроническую неуспеваемость, и заканчивал я уже обычную школу. Но в 213‑й учился ККК – Константин Константинович Кузьминский17, с которым мы до сих пор дружим. Костя живет в Америке и купил сейчас дом где-то на севере от Нью-Йорка. Позже он организовывал первые квартирные выставки.