Вот так Лара и знакомилась с лесом и с его многочисленными – видимыми и невидимыми – обитателями.

Однажды, когда Бодя очень сильно прихворала, так что бабушка была уверена в том, что через день-другой та отдаст Богу свою душу, Лара смогла поставить её на ноги, просидев с ней рядом всего лишь одну ночь. Прикосновения её рук творили чудеса.

Потом, месяц спустя, они как-то нашли в лесу больного птенца вяхиря, у которого совсем отказали ноги. Лара и его выходила одним только прикосновением.

Бабушка облегчённо вздохнула, понимая, что с таким неожиданным даром, о котором сама она не могла даже мечтать, девочка не пропадёт. Пугало только то, что Лара росла слишком добрым ребёнком, слишком хорошо относилась ко всем людям, не различая в них разных степеней зла. Может быть, она проникала до самой души, минуя иные покровы, к которым присасывалась всевозможная нечисть? Может быть. Но это делало её лёгкой добычей любого, даже самого мелкого беса. Лара видела доброе даже в таких сущностях, от которых, по мнению Розы, следовало держаться подальше. Самые странные из всех видимых только Ларе существ обитали за границей, где кончался лес и начиналось царство болот. Только лоси могли уживаться с этими мрачными ду́хами, не знающими никаких сантиментов, да волчьи стаи, селившиеся по косам, находили там временный приют, заключая с топями недолгий союз. Но Лару не пугали даже они. Девочка не знала, что такое коварство. Ей ещё предстояло это понять, предстояло столкнуться с этой первородной тьмой и обрести так необходимый ей опыт, страшный и способный проглотить любую чистую душу и при этом не поперхнуться. «Выдержит ли эта хрупкая ангельская душа? – думала про себя Роза. – Не сломается ли? Не даст ли трещину? Не отречётся ли, затаив обиду на бога, от своего дара?»

И совсем скоро такое испытание не преминуло состояться.

Уже привыкшая бродить по лесным тропкам в одиночестве или на пару с Бодей, девочка часто добиралась до болот, благодаря Зору избегая встреч с хищниками и кабанами. И вот одним сырым, пасмурным августовским утром эта парочка набрела на незнакомого мужчину, который, худой и бледный, как сама смерть, лежал, прислонившись спиной к кедру. Как оказалось, его очень сильно помял лось. Без движенья, с совершенно отнявшимися ногами мужчина пролежал здесь, по его словам, пять дней, питаясь орехами из упавших шишек и росой, капавшей по утрам с пахучих иголок. Звали его Артём. Лара принесла ему родниковой воды, в тайне от Розы стащила из дома кое-какой еды и попыталась понять, сможет ли поставить на ноги этого человека. Задача оказалась не из лёгких – у Артёма не на шутку был повреждён позвоночник. Целую неделю колдовала Лара своими маленькими ручками, отдав незнакомому человеку почти все свои силы. Но к радости для себя сумела своего добиться – Артём смог встать, а ещё через три дня уже уверенно передвигался, хотя боль всё ещё продолжала его мучить. Похудевшая и ослабевшая Лара, так и не рассказавшая бабушке о происходящем, собиралась довести лечение до конца, но на одиннадцатый день не обнаружила Артёма в построенном им шалаше. Тот, судя по всему, ушёл, не посчитав нужным даже поблагодарить девочку и проститься по-человечески. Такой поворот Лару весьма расстроил. И предчувствие какой-то неизбежной беды целиком завладело её душой.

Роза, всё это время гадавшая, что за метаморфозы происходят с её внучкой, наконец не выдержала и впервые за много лет строго потребовала от той отчёта. Да Лара и сама уже понимала, что придётся обо всём рассказать, потому что стена надвигающейся на их су́дьбы тьмы заволакивала уже весь внутренний горизонт её сердца. Даже светлые, видимые только ей друзья, до этого непоседливые и лучезарные, вдруг умолкли и затаились, испугавшись грядущих и неостановимых уже перемен. Бабушка, услышав историю об Артёме, вся побледнела и застыла в неподвижности точно так же, как делала это мама Люся в те дни, когда жизнь постепенно начала уходить из её телесной оболочки. К счастью, это оказалось похожим только внешне. Бабушка осталась прежней – живой, всё понимающей и контролирующей свою судьбу. Она крепко прижала к себе внучку, погладила её по голове и сказала только одну фразу:

– Ничего, дочка. Рано или поздно это должно было случиться. Ты должна через это пройти. Иначе нельзя.

Что имела в виду Роза, Лара в тот раз совершенно не поняла. Но неделю спустя явились к ним на опушку четверо обозлённых мужиков с ружьями и проклятьями. Они обвинили Розу в том, что та помогла беглому зеку, который в итоге убил в Синих Раках целую семью и сам после этого застрелился. Как оказалось, сбежал он из колонии только с одной целью – отомстить своей бывшей подруге, по вине которой оказался за решёткой. Та за то время, пока он сидел, успела обзавестись мужем и родила ребёнка. Не выжил никто. Мужики, осы́пав Розу проклятьями и застрелив зачем-то ни в чём не повинную Бодю, ушли обратно в деревню, пообещав вернуться и спалить сатанинское логово вместе с его обитателями, если к тому времени те не уберутся куда-нибудь подальше от Синих Раков, так чтобы и помнить о них забыли.

В представлении Лары всё это выглядело каким-то кошмарным абсурдом. Она даже не различала лиц этих незваных гостей, размахивающих ружьями. Девочка видела только чёрные-чёрные тени, всасывающие в себя последние лучики света. Потом раздался шлепок, словно выпрыгнула из воды большая рыба и снова ударилась брюхом о поверхность, и Бодя как бы раздвоилась – одна, с простреленным дробью боком, лежала на бурой траве, наивно глядя куда-то вдаль, а другая, белая-белая как облачко, будто парила в метре над землёй, готовая в любую секунду взмыть в небеса. Бабушка Роза предстала перед Ларой в облике молодой девушки с золотистыми волосами, вокруг которой с бешеной скоростью вращались голубые спирали. От неё исходила какая-то неодолимая сила, которая могла бы, наверное, расплющить эти поглощающие свет тени и выбросить их прочь за пределы леса. Но Роза не причинила гостям вреда. Она молча выслушала все их угрозы, проводила суровым взглядом до границы опушки – и снова превратилась в обычную бабушку, по щекам которой впервые за всё время их совместной с Ларой жизни текли обыкновенные слёзы.

Лара не понимала, что значила вся эта фантасмагория, которую она только что наблюдала. Исчезли тени. Исчезла облачная Бодя. И только стена мрака застыла на горизонте, заключив в плотное кольцо их избушку. Лара последний раз посмотрела на бабушку, на окровавленное тело несчастной козы – и лишилась чувств, упав на тёплую, усыпанную первыми пожелтевшими листьями землю.

***

Для Лары это испытание стало первым из тех, что ещё не раз поставят её на границу между жизнью и смертью. Её рассудочная часть словно бы отключилась. Сознание, пробуждаясь лишь на секунды и снова погружаясь в расплывчатые глубины души, не могло правильно соотнести между собой две реальности – внутреннюю и внешнюю. Блеклая от солнечных лучей занавеска на маленьком окне над кроватью содрогалась от мелкой дрожи, как в ускоренной кинохронике; день сменялся ночью неестественно быстро; лицо бабушки, склонённое над Ларой, становилось с каждым новым утром всё старее и старее, будто проходили не дни, а целые годы. Потом разом исчезли и занавеска, и солнце, и бабушкино лицо…

Первый раз по-настоящему Лара смогла осмотреться только спустя две недели. Она открыла глаза – и ничего не смогла узнать. Где она? Что с ней? Почему рядом нет бабушки? Она лежала на кровати в незнакомой просторной комнате, в огромные окна которой смотрело хмурое свинцовое небо. Над закрытой дверью в противоположном конце противно гудели большие круглые часы, надрывно передвигая по циферблату жёлтую секундную стрелку. Из-за двери раздавался невнятный шум голосов. В ушах звенело. В голове будто бы кто-то наливал из бесконечной бутылки в такой же бесконечный стакан воду.

Через минуту в комнату вошёл мужчина в белом халате, из нагрудного кармана которого торчала ручка с бледно-голубым колпачком и сложенный листок серой бумаги.

Мужчина улыбнулся, подошёл к Ларе, слегка наклонился над ней, положил холодную ладонь на её лоб и спокойным голосом произнёс: