Когда они наконец достигли бабушкиной избушки, Ларе показалось, что она прожила целую жизнь, хотя за всё это время никем из этой удивительной пары не было произнесено ни слова.
Ярким образом из той поры на долгие годы сохранялось лицо маленького мальчика, который оказался вместе с каким-то мужчиной в бабушкиной избушке. Откуда они там взялись, – были ли уже там, когда Лара впервые вошла в дом, или явились почти из ниоткуда чуть позже – девочка никогда не могла понять. Мальчик чем-то болел, всё время лежал, молчаливо глядя то на мужчину, то на бабушку Розу. На следующее утро они ушли. Перед этим у мужчины состоялся какой-то печальный разговор с бабушкой (Лара не разобрала из него ни слова), а потом тот усадил мальчика за спину, пристегнув, словно рюкзак, широкими лямками, и скрылся в лесной чаще. Лара минут пять провела с мальчиком наедине в доме. Он и запомнился-то в основном тем, как смотрел все эти пять минут на неё. Странным каким-то взглядом, словно хотел попросить о помощи, но никак не мог подобрать правильных слов.
***
Четыре года Лара провела с бабушкой в избушке, прежде чем тихие нотки тоски по маме стали звучать настойчиво и призывно. С бабушкой они жили душа в душу, часто понимая друг друга без слов и без необходимости выражать какое-то недовольство друг другом. Помимо них, в доме обитал почти дикий кот по имени Пашка, который мог неделями пропадать неизвестно где, а потом отлёживаться целыми днями, не выходя из дома и требуя от людей ласки; а ещё – та самая коза, которая сбежала от мамы Люси, когда та перестала за ней следить. Козу звали Бодя, и она узнала Лару в первый же день, как та появилась в бабушкином доме. Они с девочкой стали как-то особенно дружны, вместе бродили по лесу в поисках целебных трав, вместе учились читать и готовить в медном котле всевозможные отвары, за которыми время от времени являлись к бабе Розе незнакомые Ларе люди со всей ближайшей округи.
Жило в доме и ещё одно существо. Поначалу Лара периодический шум на чердаке воспринимала как охоту Пашки на приблудных полёвок, но, как выяснилось чуть позже, дело было совсем в другом. Когда кот отправлялся в свой очередной недельный поход, то бабушка, к удивлению Лары, продолжала наполнять его деревянную плошку козьим молоком, и это молоко, к ещё бо́льшему удивлению, кто-то всякий раз выпивал. Может быть, это ёжик, полагала Лара. Но плошка опустошалась даже зимой, а зимой, насколько она знала, все дикие ёжики спят. Лара долго мучилась над этой загадкой, но так ничего толкового и не придумала, и однажды просто решила спросить об этом у бабушки.
– Да Колька это, – ответила та.
– А кто такой Колька?
– Домовой. Кто ж…
Больше бабушка ничего не добавила, словно это была настолько очевидная вещь, что не стоило о ней и рассусоливать.
Ларе, однако, сделалось после этого ещё интересней. Как-то зимой, пожаловавшись, что на печке ей слишком жарко, попросилась она спать на широкой лавке возле стены напротив. Оттуда имелся отличный обзор на плошку с исчезающим молоком. И этот план у Лары сработал! Она собственными глазами сумела увидеть Кольку. Ну, не то чтобы прямо увидеть, как, например, Пашку, а скорее почувствовать и чувства эти превратить в зрительный образ. Колька оказался маленьким почти человечком, сантиметров пятнадцать ростом и весь, как ёжик, покрытый длинными пушистыми волосами. Иногда он передвигался как бы на двух коротеньких ножках, тихо топоча по половицам, но чаще всего перекатывался, как мячик, и тогда его не было слышно вовсе. Лара очень обрадовалась такому открытию и, успокоившись, перебралась вскоре обратно на печку. Чуть позже у неё с Колькой началось что-то вроде игры – тот стал воровать из курятника яйца и прятать их в укромных местах, а Лара должна была их найти. Ей эта игра нравилась, однако бабушка на их баловство только хмурилась и мотала озабоченно головой.
К десяти годам Лара довольно сносно научилась читать, могла складывать в столбик числа, чертить мелом на отполированном камне геометрические фигуры, которые Бодя всё время норовила слизать языком. На этом бабушкины знания заканчивались. Она сокрушалась, что не может дать своей внучке бо́льшего. Ведь не два же века ей жить. Рано или поздно Лара останется одна, и ей придётся как-то определяться в этой суровой жизни. Мама Люся, по доходившим до Розы слухам, совсем потеряла человеческое обличье, и надежд на неё не было никаких. Можно было, конечно, добраться до города, обратиться в какие-нибудь службы по опеке детей и определить девочку в детский дом, но такая мысль пугала Розу больше, чем смерть – она видела и чувствовала, как люди становятся всё безразличнее и злее друг к другу, а душа Ларочки была, словно хрустальный шар, от одного неосторожного движения могущий разлететься на осколки, которые никогда не склеишь. Эта девочка была особенной, не похожей ни на кого другого и пока ещё не способной справиться с тем, что предложит ей несущийся к пропасти на всех парах мир. Ей следовало окрепнуть, получить своего рода прививку, столкнуться первый раз с чем-то неодолимым и, наперекор всему, одолеть, суметь выработать в душе механизм выживания и сохранения своего истинного предназначения. Само собой, Роза не формулировала это такими словами, но чувствовала именно так. И бабушка все усилия свои направила на то, чтобы научить Лару тем вещам, в которых сама разбиралась лучше всего – травы, заговоры, обереги, особое понимание природы и помыслов людей, становившихся год от года всё более и более меркантильными и далёкими от истинных смыслов, под коими Роза понимала беззаветное служение светлым силам природы. Светлыми бабушка считала души ручьёв и безымянной речки, протекавшей в километре от их избушки. Светлыми были существа, берегущие травы, деревья и всю корневую систему. Без их согласия и благословения нельзя было ничего брать у природы. К бабушкиному разочарованию, у Лары плохо получалось справляться с целебными отварами, да и заговоры девочку больше пугали, чем привлекали своими таинственными ритуалами. Но перед Ларой открылось совсем другое – она воочию научилась наблюдать явления, о которых Роза знала только в теории: Лара видела то, что в фольклоре обычно именовалось гномами и эльфами, только видела она их несколько в непривычном образе и не с теми характеристиками, которыми их привыкли по традиции наделять. Она научилась контактировать с ними, научилась осознанно общаться – и это было невероятно. Особенно же умилял Лару вид крохотных существ, задача которых состояла в том, чтобы охранять и выпестовывать корни и семена растений. Сами корни и семена, когда удавалось Ларе настроиться на нужный лад, представали перед её внутренним взором светящимися, вспыхивающими нежными оттенками голубого, зелёного и серебристого. А вокруг них суетились эти самые заботливые ду́хи, похожие очертаниями на колпачки – один маленький (Лара посчитала его головкой), а другой побольше, составлявший, судя по всему, туловище. Эти ду́хи могли общаться друг с другом, при этом звуки производились складками между головкой и тельцем. Имелись у них и ручки, больше походившие на крылышки, позволяющие порхать подобно светлячкам и быстро перемещаться между волокнами корешков и разноцветными сферами семян. Лара не понимала, о чём эти существа говорят, но она знала наверняка, что если их не будет у каждой травинки, у каждого кустика и у каждого деревца, то растение непременно погибнет, сколько бы ни орошал его благодатный дождь.
Видела Лара и ещё одно существо, но выглядело оно не таким милым, как крылатые колпачки. Звали его Зор. Так он сам представился, когда девочка впервые смогла его разглядеть в лесной чаще. Он и до того дня всё время присутствовал где-то рядом, но не показывался, притворяясь то холмиком, то большим пнём. Он мог говорить короткими фразами на человеческом языке, имитируя то голос бабушки, то самой Лары, мог реветь как лось, рычать как медведь или просто цокать языком, то ли изображая дятла, то ли просто привлекая к себе внимание. К соседству этого Зора Лара постепенно привыкла, поняв, что тот вовсе не собирался её пугать или каким-то образом ей навредить. Напротив, он следил, чтобы с девочкой не случилось никакой беды. Эта его забота хоть и напрягала слегка, но в то же время и успокаивала. Насколько могла понять Лара из нечастого общения с Зором, тот мог защитить её и Бодю от любого зверя, кроме человека, и от любого злого духа, кроме тех, которые хозяйничают в мрачных болотах. Зор был хозяином леса, был его защитником и судьёй. Когда Лара решилась рассказать бабушке Розе о Зоре, та поначалу насторожилась, но из дальнейшего повествования девочки сделала вывод, что Зору этому можно доверять, хотя он и был самым что ни на есть лешим. Так она и сказала – леший.
