Поскольку Поливанов работал в прокуратуре меньше трех лет, то из преступников, понесших наказание с его легкой руки, на свободе оказался всего один: некий торговец наркотиками Крашенинников получил четыре года исправительных работ, но отсидел чуть больше половины срока и выпущен. Сейчас по-прежнему живет в Зеленодольске.

– Обязательно проверим, – сказал Александр Борисович, записывая фамилию бывшего заключенного в блокнот.

– Теперь что касается дел, находившихся в производстве. Юрий Павлович расследовал два: мошенника, кравшего у ветеранов войны фронтовые награды и подменявшего их фальшивыми подделками, и двух «черных следопытов», реставрировавших и продававших старое оружие. Перед этим у него были отобраны два незаконченных дела. Первое связано с появлением фальшивых долларов, другое – с убийством троих местных бизнесменов.

Брови Турецкого удивленно взметнулись:

– Почему отобрали? Селихов мне ничего не говорил.

– Прокурор посчитал дело о фальшивых деньгах несущественным, его вообще прекратили. А тройное убийство передали другому следователю, Касаткину.

– Это…

– Это выяснилось из разговоров с сотрудниками, – предугадав вопрос шефа, ответила Галина. – С прокурором я не беседовала.

– Я сам с ним поговорю.

Грязнов сказал:

– Получилось два списка: по мэрии и по прокуратуре. Там не встречаются одни и те же фамилии?

– Ни одного совпадения.

– Значит, или – или.

– То есть ты хочешь сказать, убийство прокурора могло быть черной меткой для вице-мэра? – спросил Александр Борисович.

– Да, это что-то из области фантастики. Он самодостаточная фигура, для того чтобы преступники подвергали себя излишнему риску. Понимали же, какой бум начнется.

– Так ведь не начался, – сказала Романова.

– Вот именно, – согласился с ней Яковлев. – Да они могли и не сознавать всей заметности своего преступления. Живут в другом измерении, как на другой планете.

– Остается вариант, что оба убийства готовились самостоятельно и произошло случайное совпадение. – Почесав затылок, Турецкий обратился к самому себе как к человеку, принявшему странное решение: – Тогда чего ради мы объединяем их в одно производство?

Курбатов решил поддержать начальника:

– Вы же сами, Александр Борисович, сказали о случайных совпадениях. А их тут два: убиты отец и сын; оба убийства – дело рук одного киллера. Теоретически такое совпадение очень даже возможно. Не так уж много в Зеленодольске киллеров, чтобы для каждого заказа искать разных.

– Есть еще третий вариант, – робко вставила Перова. – Павел Игнатьевич стал проводить собственное расследование обстоятельств гибели сына и подошел слишком близко к разгадке.

Все уважительно посмотрели на молодую следовательницу, и только принципиальная манера Турецкого не хвалить прилюдно подчиненных удержала его от добрых слов. Вместо этого он сказал:

– Получается, вчерашняя ваша работа пошла насмарку.

– Ничего страшного. Во-первых, работа небольшая, – парировала Перова. – Во-вторых, возможно, и те данные пригодятся в дальнейшем.

Такой ответ тоже понравился Александру Борисовичу.

– Как вы думаете, стоит ли нам сейчас встречаться с Лагманом, который в последний день был вместе с Поливановым в ресторане? – обратился ко всем присутствующим Яковлев.

– Мне кажется, пока нужды в этом нет, – сказал Грязнов. – Его показания достаточно подробны, все очень наглядно. А вот с сотрудниками «Старой мельницы» поговорить нужно. Меня даже удивило, что сразу не брали их показаний. Они как местные жители могли что-то заметить. Причем тянуть с этим не нужно. Со временем многое забывается.

– Сейчас я позвоню Селихову, и потом решим, как действовать дальше.

Турецкий договорился с прокурором, что в час дня заедет к нему.

– Виктор Николаевич, кому переданы два последних дела, которые вел Поливанов?

– Одно Касаткину – про грабителя наград, другое – про «черных следопытов» – Позолотину.

– Попросите этих следователей показать мне эти дела. И еще я хочу посмотреть дело про фальшивомонетчиков, которое отобрали у Юрия Павловича.

– Оно прекращено производством.

– Слышал. Ну так возьмите из архива и пусть лежит у Касаткина. Я к нему зайду.

– Он часто бывает в Москве, я надеялся, и сегодня приедет. Ан нет, придется подскочить к нему. Но это, может, и к лучшему, – сказал Александр Борисович и неожиданно спросил: – Володя, у тебя деньги есть?

– Сколько вам нужно?

– Да не мне – тебе. Высадим мы тебя у «Старой мельницы», а на обратном пути заберем.

– На обед хватит, – бодро заверил Яковлев.

– Только не ешь ложками черную икру, – посоветовал Вячеслав Иванович.

Турецкий подвел итоги совещания:

– В первую очередь нужно будет проверить двоих предпринимателей: кого мэр вычеркнул и кого вписал. Потом займемся двоими другими. Это относится к Поливанову-старшему. Что касается сына, то нужно последить за освободившимся наркоторговцем, и внимательно просмотреть дела, которыми он в последнее время занимался.

Володя спросил:

– Разве мы не на моей машине поедем?

– Нет, сегодня – на казенной. И вообще, как будем добираться в Зеленодольск, где нам придется дневать и ночевать, еще не раз обсудим. Если с первого дня начали следить, значит, там все повязаны. Галочка, ты как свой человек в прокуратуре тоже поедешь с нами…

Григорий Балясников был разбужен в своей люксембургской квартире телефонным звонком из Зеленодольска. Услышав невнятный спросонья голос, Ростислав Ладошкин сказал:

– Извини, совсем из головы вылетело, что у вас на два часа меньше.

– Сейчас даже по вашим меркам рано. Чего надо? – вместо приветствия буркнул Григорий.

– Знакомлю с ситуацией. А ситуация такая, что из-за этого договора дирекция подала на твоего Охапкина в суд.

– Погоди, погоди. – Балясников мигом перешел из сонного состояние в бодрое. – Во-первых, он такой же мой, как и твой. Во-вторых, на каком основании они к нему цепляются?

– Якобы он скреплен недействительной печатью, которая была украдена из приемной. Поэтому заводские называют договор фиктивным.

– Слава, что печать украдена, это я и без тебя прекрасно знаю. Я не пойму другого – как они подали в суд. Ведь иск подается по месту жительства ответчика. А Охапкин прописан у черта на куличках, где-то в Сибири.

– В Хабаровском крае. Туда и подали.

– Хорошенькое дело. Что-то я не врублюсь.

– Вот я и объясняю. Здесь тебе лучше не появляться.

– То есть?

Ростислав начал терять терпение от бестолковости собеседника:

– Если Охапкина объявят в розыск, то рано или поздно поймают. Тем более что особых оснований прятаться у него нет. Тогда на первом же допросе он сдаст тебя с потрохами.

– Его еще найти надо.

– Рано или поздно найдут. Костя – человек простой и считает, что «во глубине сибирских руд», он неуловим. А это не так.

– Получается, вам тоже валить надо.

– Нам-то с какой сырости? – усмехнулся Ладошкин. – Мы люди маленькие, лаптем щи хлебаем. Пакетами акций не владеем, договоров не подписываем.

Некоторое время они поговорили в таком духе, после чего Григорий сказал, что пора закругляться – ему жалко денег собеседника.

Он давно почувствовал, что с его союзниками каши не сваришь, те ведут двойную игру. Прямых доказательств двурушничества у него не было, но интуиция в таких делах редко подводила Балясникова. Хотя Анатолий и Ростислав по-житейски хитры, особенным умом не блещут, действуют весьма примитивно. Весь расчет у них сделан не на тактику, а на силу. Если бы эти костоломы уговаривали его приехать, опытный Григорий с места не тронулся бы. Но когда Балясникова предостерегают, значит, нужно там появиться. Иначе он останется у разбитого корыта, а пирог поделят без него. Да и чего другого можно ожидать от этих мазуриков! Слишком уж они осторожны, полагаются больше на свою «крышу», чем на самих себя. Он-то хоть и живет в основном в Люксембурге, то есть находится в вынужденной эмиграции, а все равно больше них рискует. Как ни крути, у него контрольный пакет акций зеленодольского металлургического, он от имени завода заключил с Охапкиным договор о выполнении работ по обслуживанию и ремонту средств наружного наблюдения и систем сигнализации. Во всех случаях отмываются его деньги. Если что – все замкнется на нем. А у Интерпола, как известно, длинные руки. Эти же придурки, его партнеры, надеются отсидеться в тени, как поется в известной песне, «под крышей дома своего».