«Есть в душе моей такая рана…» Есть в душе моей такая рана — Может, много, жизнь, еще шагнём — Только знаю: поздно или рано Полыхнёт, как в полночи огнём. И сгорит – без углей и без пепла, Без сифонов и без кочерёг, То, что столько лет и жгло, и крепло, То, что столько в жизни я берёг: И любовь, и горечь, и обманы, Колос чувств и долгий голод в нём… Есть в душе моей такая рана, Что когда-то полыхнёт огнём. «Всё, что было моим – не моё…» Всё, что было моим – не моё. Сердце тянет к теплу, словно птицу. Память крыльями в проруби бьёт И не может за край уцепиться… «Бушует снег, шумит хвоя…» Бушует снег, шумит хвоя. И сквозь буран и отдаленье Неясный голос слышу я — То ли борьбы, то ли моленья. Не то… в смешенье буйных сил, В их дисгармонии и дрожи Я вдруг в сознаньи воскресил Весь цикл замкнувшийся, Что прожил, От мнимых взлётов до крушений, Что вижу нынче свысока… И только не найду решений — Куда идти и что искать, Где каждый миг судьбы оплачен За боль других и за свою. О чём же снег и ветер плачут, Или о чём они поют? Хочу бежать, а буря воет, И некто с нею грозен, дик, Моею машет головою, Распятьем тело пригвоздив. «Не сказывай, не сказывай…» Не сказывай, не сказывай О горечи финала. Метель югою газовой Глаза запеленала. Простая ли, Простая ли Твоя кручина разве, Когда слезинки стаяли И покатили наземь? Весь свет постыл И стал не мил, Больное сердце донял, И дом колотит ставнями, Как по щекам ладони. «И великий живёт…» И великий живёт, Как и мы. Может, синего больше на веках. Каждый чем-то захвачен, Закручен. Не крикнешь: «Куда ж это вы?!» А из нас-то уже Кто-то движется знаменьем века По дождливым бульварам Один Среди многих живых. А навстречу — Вечерний туман, Неурядицы и недостатки. Немигающе Смотрят на нас Фары бегущих машин. Разве кто-то поймёт, Что капают жизни остатки, В вечность капают тихо Из треснувшей чьей-то души? Вытекают пейзажи, Мосты, переулки, соборы, Вытекают глаза И улыбки, накопленные за года… Вплоть до детства, До чёрного неба над стонущим бором — Всё уходит, чтоб больше Не думать о нём, не гадать. Словно тени теней Проплывают в толпе многоликой Непонятные судьбы, Которые не повернуть. В тишине, в тишине, В тишине умирает великий, Чтобы смертью своей У столетий отнять тишину. «Передо мною…»
Передо мною — В сизых лозах пень… А за полоской лоз – как море – озимь. И так мне радостно, Что хочется запеть, Но вместо песен Выступают слезы. Вот, торопясь, Бежит куда-то жук. Ага, он в дом, И не стучится в двери. А я гляжу на всё, гляжу, гляжу, И в горле сохнет, И глазам не верю. Я болен, околдован, глухо пьян? О нет! Даю разгадку тайне: Передо мною – родина моя Вновь рождена За столько лет скитаний. «…Ругай меня, люби меня…» …Ругай меня, люби меня, Превозноси, Низвергни в бездну, Пока я искоркой огня В безбрежьи мира не исчезну. Пока судьба моя – не «были»… И сердце бьёт ещё рывками. И музыка души – не пыль, Спластавшаяся в мёртвый камень. «Своим…» Своим, Земным, Живым поющим братьям Я улыбнусь Незрячей болью слёз… «Не заблудился я…» Не заблудился я, Но все же поаукай. Я не замерз, Но не гаси огня. Я не ослеп, Но протяни мне руку. Я не ослаб, Но пожалей меня. «Вода, вода…» Вода, вода… Гляжу в тебя, Гляжу до головокруженья, И забываю счёт годам От сопричастности к движенью. Как будто я тебе сродни, Но до поры очеловечен. Как будто бы я сам родник, Из этой вечности возник, По ней иду, И путь мой вечен. «Родные плачущие вербы!» Родные плачущие вербы! Глухое дальнее село! Я б не любил тебя, наверно, Так обречённо, Так светло, Когда б над каждым Чёрным злаком Не убивался сердцем я, Когда бы сам с тобой не плакал, Отчизна светлая моя! |
