Но ехать, видимо, придётся. Сегодня второе августа, ГКЧП начнётся восемнадцатого. При самом худшем раскладе у меня есть две недели или чуть меньше. На решение всех дел в Эфиопии десяти дней должно хватить. Потом сразу вылечу сюда и, попав в самый разгар событий, вмешаюсь.

Весь оставшийся день я словно наскипидаренный мотался по Москве и раздавал указания. Досталось всем: и Бара Слаю, и послу, и немцам, и даже моим «студентам», оставленным тут на хозяйстве. Снабдив их деньгами, я велел старшему из них нанять несколько уволенных в запас офицеров. И предупредил, что искать их следует не в Москве, а, скажем, в Воронеже или Тамбове. А ещё лучше в каких-нибудь маленьких городах и посёлках за пределами Московской области. Всё это я популярно объяснил, но особо ни на что путное не надеялся.

Возможности подобраться к кому-то из верхушки и отравить я как-то пока не видел: всех охраняли очень хорошо. А вот после ГКЧП, когда начнётся всевозможная чехарда, можно будет что-то организовать, пользуясь обстоятельствам и всеобщим ликованием или, наоборот, огорчением. Хотя, есть надежда, что всё в этот раз пойдёт совсем не так или не совсем так, как это случилось в моей первой жизни. Может же быть такое? Может, и вероятность этого довольно высока.

Так, сам себя успокаивая, я ехал в международный аэропорт, чтобы вылететь в Аддис-Абебу. Прилетел я в Эфиопию третьего августа. А так как там меня с нетерпением ждали, всё закрутилось с новой силой.

Пригладив левой рукой без двух пальцев седые волосы, Борис Николаевич Ельцин строго оглядел собравшихся в его кабинете, где он решил провести совещание. Кроме него присутствовало ещё шесть человек. И находились здесь лишь те, кто был, что называется, в теме. В теме опасной и очень экстремальной, на кону которой стояла не только собственная жизнь, но и судьба целого государства.

Правда, все, кто сейчас здесь находился, в своей правоте и в своей победе были уверены полностью. Тому имелись веские причины.

За круглым столом расположились партийные деятели, успевшие выйти из рядов коммунистической партии или собиравшиеся это сделать в ближайшее время. Слева от Ельцина сидел Хасбулатов, справа Руцкой, чуть дальше Бурбулис, Станкевич, Иваненко и Собчак.

Действующих военных на это собрание не пригласили специально: уж слишком бы это бросалось в глаза. Ельцин в принципе избегал лишний раз официально с ними встречаться. Достаточно и того, что с некоторыми из них он успел переговорить в мае этого года, получив принципиальное подтверждение правильности своих действий. А как иначе?

По предложениям своих советников без году как президент решил сделать ставку на мобильность и достаточно высокий профессионализм лишь небольшой части армии, выделив её из числа прочих. Таковые нашлись. Решительные, с амбициозными карьерными устремлениями и желающие обрести определённую самостоятельность в министерстве обороны, вплоть до выделения подчинённых им частей и подразделений в отдельные рода войск. И главное, они абсолютно не задумывались о последствиях. Стало быть, и не слишком умные… Да и зачем голове мозги? Она для того, чтобы кирпичи бить!

Шли переговоры и с отдельными военачальниками. Однако здесь и сейчас их как-то тоже не наблюдалось. Встречу с ними планировали провести отдельно и в очень ограниченном кругу лиц. Курировать военных взялся Руцкой, вот и пусть выполняет своё задание. Выступая в роли посредника, он обязался не только навести с ними мосты, но и поддерживать непосредственное взаимодействие. Ему же было поручено наладить тесные связи и с одним из заместителей министра обороны СССР. Естественно, в обход Язова.

Также здесь находился генерал Иваненко, выдвинутый на пост председателя КГБ РСФСР. Штат у его, совсем недавно отделившейся от альма-матер, конторы был пока мизерный, но полномочиями её председатель обладал самыми широкими. Как и неплохими связями: Иваненко знал многих нужных и влиятельных людей в национальных комитетах государственной безопасности, среди которых (так уж странным образом сложилось) было довольно много украинцев. Правда, в основном на уровне начальников или первых замов. Но это всё равно существенно помогало решать некоторые специфические вопросы в обход центрального управления. Менталитет никуда не денешь!

Знаком Иваненко был и с генералами центрального управления КГБ. В частности, с тем же Бобковым. Ну, и конечно же, с председателем КГБ УССР. Всё и везде у этого Иваненко оказывалось схвачено, а вот платить за это необходимости не возникало. Полезным человеком стал генерал для Бориса Николаевича, очень полезным! Да и выпить мог много, почти не пьянея… Тоже весьма удобное качество. Поэтому все внештатные переговоры с конторой велись в основном через Иваненко. Ельцин в нём был полностью уверен. Скала, а не человек! Надёжен, аки валун морской!

– Ну, что, гаспада?! – с характерным растягиванием букв начал Ельцин, – у нас сегодня настоящая мировая встреча. Можно сказать, судьбоносная!!! Весь мир вздрогнет! Мы докажем всем этим, что мы ещё ого-го! Решим окончательно проблему коммунизма и всем им покажем! – потряс он кулаком в воздухе.

Все сидящие за его столом закивали, не обращая внимания на патетику и пафос Бориса Николаевича.

– Вот и я об этом, – Ельцин подошёл к столу и машинально протянул руку к графину.

Потом, видимо, вспомнил, что там обычная вода, и отдёрнул руку. Сидеть за столом он не любил и поэтому, пройдя мимо кресла, остановился посреди просторного кабинета.

Станкевич склонился к Иваненко.

– Царь сегодня не пил?

– С утра нет, – шепнул в ответ тот. – Да и сейчас вроде не должен,

– Значит, это остаточное.

– Гаспада, у нас всё готово? – в это время задал вопрос Ельцин.

Все стали переглядываться, не решаясь взять на себя ответственность и поставить пусть и гипотетическую, но точку. Ответил за всех Хасбулатов.

– Борис Николаевич, до господ нам ещё далеко, – улыбнулся он. – Но всё под контролем.

– Точно?!

– Точно! – кивнул Руслан Имранович. – Точнее не бывает.

– А армия нас поддержит? – обратился Ельцин к Руцкому.

– Главком ВВС наш, Борис Николаевич. Ни один самолёт не взлетит и не сядет без его ведома и нашего разрешения. Тут всё на мази! Евгений Иванович НАШ человек!

– Хорошо, быть ему маршалом и министром обороны, раз так. Нашей, новой РОССИИ, не советской, а эмм… – Ельцин замешкался с подбором нужного слова, – в общем, новой. Мы не белые, царя вспоминать не будем, а начнём всё с нуля. Весь Союз разрушим до основания, а затем…

Ельцин с размаху шлёпнул крепкой ладонью по столу и скорчил (ну, по его мнению) злобную гримасу. Получилось так себе, но все прониклись.

– Да, он это знает, – подтвердил Руцкой, – на то и рассчитывает.

– Ага, скажи ему: Ельцин слов на ветер не бросает! Сказал, панимаш, что сделает его министром обороны, значит, сделает, – важно проговорил Борис Николаевич и тут же спросил: – А как мы будем проворачивать всё это?

И поболтал в воздухе обеими руками, так и не найдя подходящей для «всего этого» трактовки.

– Борис Николаевич, – подключился к общению Бурбулис, – все предварительные условия переговоров подтверждены. Вам осталось только определиться: куда уехать на время, пока здесь всё не решится в нашу пользу.

– Гм, ясно. Когда начинаем?

– Десятого!

– А не рановато?

– Не опоздать бы! Горбачёв со всей кодлой четвёртого августа собирается вылететь в Форос, оставив на хозяйстве Янаева. Девятнадцатого возвращается обратно, чтобы двадцатого подписать новый союзный договор между уже не советскими и социалистическими, а национальными и федеративными республиками. Метит сразу в президенты Конфедерации под названием союз суверенных государств или союз советских суверенных республик. Вы же сами в Ново-Огарёве двадцать третьего апреля подписали его проект между нашей Федерацией, Украиной, Белорусией, Азербайджаном, Казахстаном, Киргизией, Узбекистаном, Таджикистаном и Туркменистаном.