Я выключаю компьютер, откидываюсь на спинку кресла и слушаю тишину. Перевожу взгляд на пасмурное небо. Желудок скручивается в тугой комок от нелепого когнитивного диссонанса: с одной стороны, мне страшно, что мое отсутствие вызовет у компании проблемы, а с другой – я боюсь, что мое исчезновение никто и не заметит.

Возле стола примостилась большая спортивная сумка; в ней двухнедельный запас одежды, а сверху брошен пуховик, приготовленный для уэльских холодов. Вещей немного – судя по информации в брошюре доктора Коделл, все, что бы мне ни вздумалось взять с собой, будет предоставлено на месте. Там написано нечто вроде «дом вдали от дома».

По мягкому ковру коридора к моему кабинету приближаются двое. Сквозь стеклянную перегородку видны размытые очертания фигур Дилайлы Мейсон и Майры Стюарт-Милл. Слышится вежливый смех: дамы обмениваются заключительными комплиментами после плодотворной двухчасовой встречи.

Мама открывает дверь в мой кабинет, завершая разговор с Майрой.

– В четверг мы их куда-нибудь пригласим и заодно представим вас. Я попрошу Майкла заняться организацией.

– Прекрасная идея. Главное, чтобы не в рыбный ресторан, как в прошлый раз, – с улыбкой отвечает та.

Майра случайно встречается со мной глазами и задерживает свой взгляд чуть дольше, чем следовало бы. Я смотрю на нее с легкой улыбкой, стараясь хоть немного облегчить неловкость ситуации. Но Майра отворачивается, делая вид, будто всего лишь скользнула взглядом по пустой комнате.

– Вот и чудно. Увидимся на совещании. – Мама отпускает Майру, и мгновение спустя, когда та исчезает за углом, переключается на меня. – Похоже, ты меня не ждал, – замечает она.

– Пришлось разбираться со срочными делами, – отвечаю я.

– Понимаю, – кивает мама. – Водитель ждет внизу, подъехал ровно в два.

– Ну, это же доктор Коделл, не кто-нибудь.

Мама смотрит на меня искоса, явно не оценив шутку. Мы молча идем по коридору. На полпути наши лица вдруг мрачнеют. Вероятно, мы одновременно подумали об одном и том же: мой курс у доктора Коделл станет страшным моментом истины, последним отчаянным рывком к свету. И либо я вернусь домой ожившим, либо практически без надежды на исцеление, человеком настолько сломленным, что даже три четверти миллиона фунтов не смогли обеспечить ему душевный покой.

Мы заходим в лифт, и меня осеняет еще одна догадка.

– Мам… а ты заходила в мою квартиру, пока меня не было? В смысле, еще раз. Когда я лежал в больнице.

– Нет, а что?

– Кто-то переложил мою почту. Точнее, не переложил. Некоторое время назад один конверт упал со стола, а вчера вновь оказался на месте.

Мама озадаченно хмурится. Наверное, странно говорить о таком в последние минуты перед расставанием.

– Кажется, Шарлотта ездила к тебе за вещами. – Мама поворачивается к металлическим дверям и смотрит, как номера этажей уменьшаются до нулевого. – Сообразительная девочка. Жаль, работает не со мной.

Мы выходим в вестибюль, отделанный белым камнем и лакированными деревянными панелями. Охранник пропускает нас на парковку. Первое мгновение мы всматриваемся в безликую массу черных кебов, с волнением балансируя между легкой болтовней и непривычно торжественным прощанием.

– Я желаю тебе только добра. Надеюсь, ты это понимаешь? – восклицает мама с неожиданной дрожью в голосе.

В ее глазах светится печаль. Печаль, которую я видел в ее взгляде на кладбище, в конференц-зале и лежа на больничной койке два месяца назад. Сначала я решил, что это разочарование, и даже цинично заподозрил, будто мама жалеет о потраченных на меня средствах. Я хочу извиниться за то, что плохо о ней думал, за то, что доставил столько страданий, за то, что не обращал внимания на ее озабоченность моим состоянием, хотя сам был на грани пропасти.

Впрочем, внутренний голос подсказывает мне не проецировать на маму жалость к самому себе.

– Две недели, – обещаю я. – Через две недели я вернусь, и мы пообедаем в «Чантри».

Мама снова излучает невозмутимость, в уголках ее рта прячется едва заметная улыбка.

– Я вечером позвоню Карвелу и закажу нам столик, – кивает она. – Ну, давай прощаться. Нам обоим пора.

Мама неуверенно распахивает руки, и мы ужасно неловко обнимаемся. И все же приятно, что она попыталась. Приободренный, я смотрю, как мама исчезает за вращающимися дверями. Потом делаю глубокий вдох и иду вперед.

Навстречу мне движется большая группа слегка подвыпивших офисных работников, которые возвращаются с обеда. Я продираюсь сквозь них и шагаю в дальний конец парковки. И как, интересно, найти нужную машину в море корпоративных такси?

Переживать не стоило. Я тут же безошибочно определяю, какой автомобиль прислан за мной. Машина олицетворяет все, что я слышал о докторе Коделл. Элегантный серый внедорожник – образец разумного баланса формы и функциональности. Ставшая притчей во языцех забота о приватности – наглухо затонированные стекла. Отсутствие выхлопных газов – отличительная черта электромобилей. Пожалуй, все это и правда тянет на «универсального гения». Коделл настолько привержена главному принципу врача «не навреди», что распространила его даже на окружающую среду.

Хотел бы я сказать, что определил автомобиль исключительно по этим признакам. На самом деле выводы я сделал позже. А сначала заметил табличку с моим именем, которую держал настоящий исполин.

Двухметровый громила становится ощутимо выше с каждым шагом, который я делаю ему навстречу. Чисто выбритая, словно вытесанная из камня, челюсть водителя делает его похожим на актера голливудских боевиков. Ему скорее за сорок, но такой идеальной физической форме могут позавидовать молодые. Величавый, словно памятник: голова гордо поднята, грудь колесом, ноги на ширине плеч. На нем безукоризненно сшитый черный костюм и шоферская фуражка. Ламинированная табличка с моим именем кажется крошечной в его руках. Если бы я был озабочен своей маскулинностью, то потребовал бы заменить водителя.

– Добрый день, – здороваюсь я, подойдя к нему. – Полагаю, вы от доктора Коделл?

Водитель кивает с улыбкой. Он протягивает руку в перчатке к моей сумке и, подняв ее, как пушинку, открывает для меня заднюю дверь автомобиля. Я залезаю в салон, отделанный бежевой кожей, и оглядываюсь вокруг, пока водитель размещает мою сумку в багажнике.

Он неспешно подходит к водительской двери и с некоторым трудом протискивается внутрь. Слегка задев фуражкой переднюю стойку, великан усаживается на водительское сиденье и поправляет перчатки.

– Черт, нам в Северный Уэльс, да? Простите, что пришлось проделать такой путь.

Водитель мимолетно улыбается, словно беззвучно освобождая меня от чувства вины, и нажимает подсвеченную синим кнопку зажигания. Видимо, у него где-то в кармане брелок бесключевого доступа.

Автомобиль с тихим гудением оживает, едва слышно работает мотор, колеса с шуршанием медленно катятся по асфальту. Водитель перекрещивает руки на руле, и машина, сделав красивый плавный поворот, выезжает на магистраль.

Вот и все, мы в пути. Впрочем, знакомые места исчезают не сразу. Небоскреб, в котором располагается «Мейсон индастриал», виден в центре Лондона отовсюду. Здание не скрывается после пары поворотов, оно преследует меня, маячит на заднем плане, даже когда мы миновали Кэнари-Уорф. В конце концов я нарочно отворачиваюсь и стараюсь выкинуть мысли о коллегах из головы, в глубине души надеясь, что и они печалиться обо мне не станут.

– А давно вы работаете у доктора Коделл? – спрашиваю я, наклоняясь в середину салона, когда мы поворачиваем на северную кольцевую дорогу возле парка Уонстед.

Водитель не отвечает, и я мучительно терзаюсь в сомнениях: то ли мешаю, то ли веду себя неучтиво.

– Наверное, у нее интересно работать, – как бы невзначай говорю я, решив, что ответ водителя и задаст тон на весь оставшийся путь.

И снова молчание. Вместо ответа водитель достает из бардачка небольшую белую карточку и, не оборачиваясь, протягивает мне. С одной стороны карточка пустая. А на другой черным шрифтом, имитирующим стиль печатной машинки, набрано: