Глаза Единственного стали горячими, как чёрное пламя.

- Я прощаю тебя, но лишь потому, что ты не властен над своим языком.

- Благодарю вас, Могучий.

Я склонил голову, принимая милосердие Единственного, ведь серафиму прежде остальных не следует беспокоить своего бога такими мелкими просьбами.

- Я больше не позволю этой идее очернить мои мысли.

В это мгновение из ниоткуда появился хозяин и поставил перед Единственным кружку сладко пахнущего эля и блюдо с жареным фазаном. Я был изумлён, поскольку единственным мясом, которое мне здесь подавали, были черви в моей каше.

Единственный посмотрел на хозяина, стоящего у стола, как любопытный ребёнок.

- Ты ожидаешь от меня платы?

- Никогда! - мужчина устремил на меня взгляд своих скаредных глаз. - Я запишу трапезу на счёт Малика.

Я был слишком потрясён, чтобы возражать, поскольку много лет не обонял такого вкусного аромата — а в последние дни поглощал только кашу. Но нельзя было приступать к трапезе прежде своего бога; я держал руки на коленях и ждал его приглашения.

Цирик разорвал фазана на две части и начал поглощать свою половину, хрустя косточками. Я устремил взгляд на оставшееся и несколько раз причмокнул, но Единственный ничего не заметил.

- Представление, которое ты устроил в издательстве, стало для меня проблемой, Малик.

Между голыми зубами Единственного и по его костистому подбородку потёк сок фазана.

- Мудрецы Огмы начали записывать собственную версию моего суда. Они тебя опередят, если не опубликуешь свою книгу в ближайшее время.

- Простите моё невежество, о Могучий, ведь я обладаю предусмотрительностью осла и разумом овода, но какая вам разница? Никто не поверит их лжи, прочитав моё великолепное изложение.

Единственный закатил свои чёрные солнца в глазницах.

- Правда работает не так, Малик.

- Разве? - для меня это было откровением, поскольку сияние правды Единственного всегда ослепляло меня. - Но ведь факты есть факты!

Цирик покачал головой.

- Допустим, ты идёшь вдоль ручья и находишь алмаз размером с кулак. Что он для тебя означает?

- Целое богатство, конечно же.

- Но если алмаз найдёт маленький мальчик, он может выбросить его в реку. Для него это просто камень.

И тут Цирик начал поглощать вторую половину фазана. Я позволил стону сорваться с губ. Но в своей бесконечной милости Единственный проигнорировал это оплошность и продолжил есть.

- Тот, кто говорит первым и как можно громче, и определяет, что правда, - сказал Цирик, продолжая жевать, чтобы я увидел напрасную трату всей этой пищи, сгнивающей у него во рту. - Ты должен опубликовать своё изложение раньше, чем жрецы Огмы закончат своё.

Я не стал предлагать Единственному использовать магию для публикации книги, потому что он едва не начал войну богов, когда много лет назад попытался сделать нечто подобное с Циринишадом.

- Сколько у меня времени? - спросил я.

- Мало. Они будут готовы через пять дней.

- Пять дней! Мне потребуется пять дней только чтобы восстановить утраченное!

- Правда принадлежит быстрым, Малик, - Единственный указал на меня обгоревшим кончиком крыла — всем, что осталось от пышного фазана. - Ты быстр?

- Был бы быстрее, не сделай ведьма со мной вот это, - я поднял перевязанную руку.

Единственный взглянул на мою рану.

- Просишь об исцелении?

- Никогда, о Могучий!

Я спрятал руку под столом — было бы глубочайшим оскорблением попросить самого Цирика заняться грязной исцеляющей магией.

- Но я должен переписать всё, что было потеряно, а рана это усложняет — как и мой голод.

- Только если ты позволяешь, Малик. Мы оба это знаем.

Цирик говорил о втором даре серафима — способности терпеть любую боль и всё равно выполнять волю Единственного.

- Мне всё равно нужно время, чтобы переписать потерянные страницы, - сказал я. - Коварство ведьмы стоило мне тридцати пяти листов.

- Ты уверен?

- Я знаю, чего не хватает в моей собственной книге.

- Да я не про книгу, глупец! - ладонь Единственного хлестнула меня так быстро, что я не увидел движения, только почувствовал удар. Голова загудела. - Про ведьму! Откуда ей было знать, что ты отправишься в «Спокойную гавань»?

Я сразу же понял, о чём говорит Единственный.

- Эта мерзавка! Она настроила против нас каждое издательство в городе!

- Ты уверен, что она наткнулась на тебя не случайно? - спросил Цирик. - Может, она здесь по другому делу?

Я покачал головой, поскольку теперь Единственный притворялся глупцом.

- Как можно объяснить реакцию Боудена Бонифация, если она наткнулась на меня случайно? Любой мудрец, прочитавший мою книгу, будет сражён наповал правдивостью и великолепием.

Глаза Единственного недоверчиво сверкнули, поэтому я добавил:

- И если моё умение рассказчика не восхитит любого читателя, значит его приведёт в трепет величие изложенного.

Жар вернулся глазам Единственного.

- Понимаю, о чём ты.

- Руха — причина всех наших бед, - сказал я. - Она настроила против меня каждое издательство в Глубоководье. Пока она жива, я никогда не смогу опубликовать «Испытание Цирика Безумного».

Я не сказал Единственному, как следует ему поступить — ведь он был богом и должен был понять сам. Он замолчал, осушил кружку эля и дочиста вылизал её своим длинным чёрным языком, не оставив мне ни капли, затем обернулся и швырнул кружку в сторону стойки.

- Ещё!

Кружка угодила единственной служанке в голову, и не успела бедная девушка рухнуть на пол, как хозяин уже стоял рядом с Единственным со свежей выпивкой — которую наверняка тоже собирался записать на мой счёт. Никто ничего не сказал по поводу смерти девушки, ведь только глупец станет обвинять в убийстве Владыку Убийств.

Цирик взмахом отослал хозяина, затем снова устремил на меня свой чёрный взгляд.

- Я же сказал, я не могу убить эту ведьму. Если хочешь её смерти, сделай это сам — а если не можешь, отправляйся повидать Альдо Мэнли.

- Альдо Мэнли! - воскликнул я. Я слышал это имя и до стычки в «Спокойной гавани», поскольку заходил в его контору в первый же день в Глубоководье. Он был мошенником, убеждающим людей платить ему за публикацию их книг, и просил 3500 золотых за печать моей!

- Милорд, одумайтесь!

Цирик холодно взглянул на меня.

- Нет, Малик, это ты одумайся. Меня не волнует, заработаешь ли ты хотя бы медяк на своей книге — это неважно.

- Это важно для меня! - слова сорвались с языка прежде, чем я успел их обдумать, но меня не беспокоило, что они могут разгневать Единственного. - Ради вас я пожертвовал всем. Я заслужил прибыль!

- Заслужил, Малик? - Единственный уставился на меня. - Разве я не заботился о тебе? Разве я не наказал принца за то, что дал тебе это? - он потянулся через стол, чтобы коснуться моих рогов, хотя я понятия не имел, о чём речь — он сам посадил семена а мой лоб в знак своей милости. - Разве я не наказал твою неверную жену за её участие в обмане?

- Лишь потому, что они отвлекали меня, когда вы того не желали! А когда калиф заплатил за их похороны моим состоянием, вы ничего не сделали!

Единственный отпрянул, как ужаленный.

- Неужели ты ценишь свои грязные деньги выше своего бога?

Лёд в голосе Цирика отрезвил меня, и я понял, что взывать к его чувству справедливости бесполезно — справедливости в нём было не больше, чем у кобры. Я склонил голову, показывая раскаяние.

- Умоляю о прощении, о Могучий. Я просто хотел заметить, ммм...

Я хотел сказать, что никто не примет книгу всерьёз, если её напечатает Альдо Мэнли. Но вместо этого почувствовал, как поднимается что-то в груди, и проклятое заклинание Мистры заставило меня сказать:

- Я не смогу заплатить Альдо Мэнли за печать единственной копии, даже если бы хотел этого.

- Да брось, Малик. Ты умеешь быть убедительным.

Единственный подался вперёд, и его чёрные глаза оказались в паре дюймов от моего лица.