- Издательство «Спокойная гавань» не занимается плагиатом, - фыркнул один из переписчиков. - Равно как и не публикует всякий мусор. Если хочешь увидеть эту грязь напечатанной, отправляйся к Альдо Мэнли и заплати за неё сам!

Клубящимся бумажным облаком мне прямо в лицо вылетела наружу рукопись, разбросав жёлтые листы по грязной улице. Я собрал несколько страниц и увидел, что даже они обгорели.

В бешенстве я вернулся к запертой двери.

- Вы не знаете, с кем имеете дело! - я подхватил ещё одну горстку страниц. - Цирик отплатит за это оскорбление!

И предательское заклинание правды, наложенное Мистрой, заставило меня добавить:

- Если таков будет его каприз!

Любой крупный город вроде Глубоководья полон вопящих лунатиков, и у подобных мест в обычае обходить безумцев стороной. Прохожие расступались передо мной, пока я метался по улице, собирая страницы, жалуясь на грубое обхождение и угрожая небесными карами. Возможно, они держались даже дальше обычного из-за моих серафимовых рогов и неровной из-за гнева походки. Вскоре я собрал большую часть своей грязной рукописи и заметил, что одна из последний страниц прилипла к колесу проезжающей мимо повозки.

Я бросился следом за фургоном, восклицая:

- И в особенности ты, Боуден Бонифаций, проклянёшь тот день, когда мы повстречались!

Ответил мне леденящий голос из-за спины:

- И почему же, Малик?

Я обернулся — лишь затем, чтобы увидеть, как из толпы выходит мой худший кошмар: ведьма-арфистка, с ног до головы облачённая в чёрное, лицо скрыто чёрой вуалью, стройная фигура скрыта под тяжёлой бедуинской абой.

- Руха!

Прижав к себе рукопись, я попытался нырнуть под повозку, и лишь этот молниеносный рефлекс спас мне жизнь. Полоса золотой магии ударила в фургон прямо у меня над головой, а затем улица взорвалась воплями и рёвом вьючного скота. Я вылез с другой стороны и бросился в ближайший переулок, даже не замечая, что роняю по пути страницы — ведь я давно научился не давать Рухе шанс нанести второй удар. Во время испытания Единственного она преследовала меня по всему Фаэруну и дюжину раз едва не погубила вашего покорного слугу. Неудивительно, что я встретил в её и в Глубоководье. На самом деле её присутствие здесь объясняло неприятности, с которыми мне пришлось столкнуться — если только вмешательство арфиста способно было заставить такого учёного мудреца, как Боуден Бонифаций, отвергнуть мою книгу.

- Малик!

Судя по звуку её голоса, она была у входа в переулок, меньше чем в пятидесяти шагах. Я вломился в ближайшую хлипкую дверь, и в следующий миг дверной проём у меня за спиной заволокло липкой паутиной.

Я оказался в покоях швеи, сморщенной старой женщины, сидевшей у окна с вышивкой на коленях. В комнате пахло свежим хлебом, и несмотря на страх перед преследующей меня адской бестией, рот наполнился слюной.

- Здесь есть другой выход? - спросил я.

Старуха указала на дверной проём в задней части помещения.

- Хорошо.

Я сунул свою потрёпанную рукопись в корзину рядом с ней, затем выхватил  шитьё у неё из рук.

- Вставайте и снимайте одежду.

У швеи отвисла челюсть.

- Сэр, я этого не потерплю! - она вытащила длинную спицу из заплетённых в клубок волос. - За кого вы меня принимаете?

- Не глупи, старуха, - я отмахнулся от спицы и силой поставил её на ноги. - Мне нужен не подарок, а обёртка.

Я схватил её шаль и обернул вокруг рогов, затём сорвал с неё платье и натянул на собственные плечи, ведь одним из даров Цирика была моя способность избегать преследователей — при условии, что мне удастся немного изменить внешность.

Я толкнул старуху в тёмный проём.

- Беги со всех своих старческих ног! Сейчас в эту дверь войдёт гарпия — и убьёт всех на своём пути!

К этому моменту Руха уже оказалась снаружи и орудовала своей изогнутой джамбией, рассекая паутину. Я схватил работу старой женщины и уселся за шитьё.

В следующий миг ведьма ворвалась внутрь. Она сразу же повернулась ко мне, подозрительно сощурив подведённые кохлем глаза. Я поднял брови и улыбнулся, как улыбаются старухи. Руха смотрела на меня, пока моя грудь не стала тяжёлой, как наковальня.

Наконец ведьма посмотрела в проём.

- Он туда побежал?

Я кивнул, и в этот миг моё эгоистичное брюхо выдало меня чудовищным урчанием. Взгляд Рухи метнулся обратно, и она наморщила лоб.

- Малик! - прошипела она. - Что ты здесь делаешь?

Странный вопрос, учитывая, что я от неё прятался. Я сразу понял, что она просто пытается отвлечь моё внимание, пока готовит заклинание. Я вскочил на ноги, возопив:

- Как будто ты не знаешь!

Она прыгнула на меня. Я бросил вышивку ей в лицо и почувствовал, как её джамбия резанула меня по правой руке. Пальцы онемели.

- Арфистская мегера!

В ярости я сгрёб её за аба, развернулся к окну и вышвырнул ведьму наружу в грязный переулок.

В любой другой ситуации я бы сбежал, трусливо поджав хвост, и Руха об этом знала. Но она так меня разозлила, покалечив руку, которой я пишу, что я выхватил кинжал и прижался к стене у двери, и ждал там, когда она влетела обратно в комнату. Вместо того, чтобы благоразумно ударить её в спину, я с размаху резанул её по плечу. Она рухнула, как баран под топором мясника.

Собираясь навсегда избавиться от преследовательницы, я поднял её нож и встал над её телом, и тогда эта стерва схватила меня за ту часть тела, которую не следует трогать чужакам. Она безжалостно вывернула руку и потянула на себя, и каждый мужчина понимает, какую агонию я тогда испытал. Всё, что я мог — разжать её пальцы и отшатнуться. Задыхаясь, она стала читать одно из своих арфистских заклинаний, и это в мгновение ока привело меня в чувство.

Я пинком бросил стул ей в лицо, затем схватил корзину с рукописью и вылез в окно, бросившись наутёк со скоростью человека, едва избежавшего верной смерти.

***

Через час я добрался до своих покоев в гостинице «Красное ведро» — несомненно, самой ужасной гостинице Глубоководья. Это место было таким грязным, что здесь не обедали даже крысы, а постояльцы были такими мерзкими, что даже нищие с ними не заговаривали. Но у неё было два качества, которые я ценил превыше всех остальных: постель, стоившая всего один серебряный таран в неделю, и клиентура, которая никогда не вмешивалась в чужие дела. Когда я вошёл в общую комнату, по-прежнему одетый в платье швеи, никто не сказал и слова, а когда я сорвал шаль и перевязал ею руку, они лишь отвели взгляды и притворились, что не замечают моих рожек. Швырнув платье женщины в огонь, я уселся за столик в углу и стал оценивать нанесённый моей книге урон.

Всё было хуже, чем я ожидал; двадцать страниц потерялись, а другие пятнадцать Боуден Бонифацей превратил своим огнём в неразборчивое месиво.

- Пусть улей ос жалит его глаза! - прошипел я. - И да поперхнётся скорпионом эта проклятая арфистка!

- С мудрецом это можно устроить, - слова произнёс не один голос, а тысяча — глубоких и скрежещущих, как точильный камень. - А с ведьмой — вряд ли.

Я поднял взгляд, чтобы увидеть ухмылявшийся череп напротив. В его глазницах горели два чёрных солнца, багровая плёнка обтягивала кости лица, чёрный язык болтался между зубами, а тело было копошащейся массой вен и сухожилий.

- О могучий! - я задрожал, поскольку в присутствии Цирика воздух всегда становился холодным как лёд. - Ты наблюдал?

Единственный не удостоил меня ответом.

- Руха — одна из любимчиков Мистры. Если я трону её хоть пальцем, начнётся война богов — и ты прекрасно об этом знаешь. Так почему продолжаешь просить?

- У каждого смертного есть мечты, о Могучий.

- Я уже сделал тебя моим серафимом. Чего ещё тебе желать?

Я вздрогнул от его резкого тона.

- Ничего, Высочайший. Я прошу лишь служить вам, - и тут проклятое заклинание Мистры заставило новые слова возникнуть внутри меня и сорваться с моих уст. - Хотя я не могу понять, почему мне нельзя служить вам с достойной трапезой в животе и пригоршней золотых бисенти в кошельке.