А вот дом мясника я определила и сама — он был одним из самых богатых в деревне, и когда мы подъехали к нему, я почувствовала аромат мясных деликатесов.

Месье Бове оказался почти таким же рослым и плечистым, как Кип, вот только он был значительно старше. Он вышел к нам в забрызганном кровью фартуке, и когда я сделала ему то же предложение, что и месье Ландо, не пришел от него в восторг.

— Мне хотелось бы получить деньги сейчас, мадемуазель, — пробасил он, хмуро глядя на меня из-под темных кустистых бровей. — А ежели денег у вас нет, так я могу взять в счет долга одну из ваших лошадей.

Возможно, он имел в виду совсем другое, но я почему-то представила эту лошадь в виде колбасы, и содрогнулась.

— Что ты такое говоришь, Жан? — возмутилась Рут. — Лошадь стоит куда больше, чем восемь серебряных монет, которые мадам Бриан была тебе должна.

— Я могу обратиться в суд, — он не намерен был сдаваться.

Но эта угроза не возымела на меня действия. Если уж она не сработала, прозвучав из уст куда более сведущего в таких делах ювелира, так и месье Бове было меня не запугать.

— Можете, — согласилась я. — Но вам, должно быть, не известно, сколь много была должна моя матушка ювелиру и модистке из Гран-Лавье. Потому что, если бы вы это знали, вы не заговорили бы про суд. Уж месье ювелир сумеет добиться, чтобы всё, что будет получено от продажи нашего имущества, было отдано именно ему. А другим, в том числе и вам, не достанется ничего. Так не лучше ли нам сейчас просто обо всём договориться?

Я подумала, что он может быть не очень сведущ в юридических вопросах. Так оно и оказалось. Подумав немного, он всё-таки кивнул.

— Хорошо, мадемуазель, я подожду до ярмарки. Но ни днём больше!

Я не стала просить его отпустить нам еще товара, хотя мой желудок требовательно заурчал, желая непременно отведать мяса, что коптилось сейчас под навесом на заднем дворе. Это было бы уже слишком с моей стороны.

— Надеюсь, мадемуазель, вы не будете против, если мы заедем еще в одно место? — спросила Рут.

И когда я согласилась, Кип направил лошадь в самый конец деревни к маленькой и очень старой лачуге, на пороге которой, едва мы подъехали к ней, показалась седая старуха. Ее лицо было обращено в нашу сторону, но я поняла, что она не видит нас. Она была слепа.

— Это мадам Франсис Тафт, — прошептала мне на ухо Рут. — Она потеряла зрение много лет назад, когда ее служивший в армии сын погиб в стычке на границе с Арвитанией. Когда-то, говорят, у нее был большой огород, и она полностью себя обеспечивала. Но сейчас она уже слишком слаба, и из всей скотины у нее остались только несколько кур — таких же старых, как она сама. И чтобы она не померла от голода, я привожу ей кое-что с нашего огорода да немного молока. Вы только не думайте, мадемуазель, что я доброту за ваш счет проявляю. Матушка ваша стоимость продуктов, что я отвозила мадам Тафт, из моего жалованья вычитала.

Я посмотрела на нее с улыбкой:

— И что же после этого от вашего жалованья оставалось?

Она фыркнула в ответ:

— Да почти ничего, мадемуазель. Но разве мне чего-нибудь нужно? Еда и крыша над головой у меня есть. На что мне деньги?

— Мадам Тафт доводится вам родственницей? — не унималась я.

Но Рут покачала головой:

— Вовсе нет. Но разве же можно ее совсем бросить? Она же одна пропадет.

Мне ужасно хотелось сказать ей, какая она молодец, и как я ею горжусь. Но я понимала, что это сильно ее смутит, а потому пока воздержалась.

Рут спрыгнула на землю, достала корзинку, в которой лежали зелень, репа, капуста и большая стеклянная бутыль с молоком.

— Добрый день, мадам Тафт! — громко сказала она. — Вы только послушайте, что я вам привезла! И пойдемте в дом, я перелью часть молока в крынку, чтобы у вас к вечеру была свежая простокваша.

Но старуха стояла на месте и смотрела в мою сторону. Вернее, не смотрела, но лицо ее было обращено именно ко мне.

— Должно быть, вам интересно, с кем я приехала, мадам? — догадалась Рут. — Это мадемуазель Бриан, дочка мадам Констанции. Она только-только вернулась из пансиона. Вы знаете, что такое пансион, мадам? Там благородных девиц учат всяким премудростям. И уж можете мне поверить, что она настоящая красавица.

Она думала, что мне в экипаже было не слышно ее слов, но я могла разобрать каждое. И даже тихий ответ хозяйки.

— Яблочко от яблони недалеко падает да далеко катится.

Я вздрогнула, не понимая, что она имеет в виду. Рут тоже не поняла, а потому решила не обращать внимания на эту фразу и просто увела мадам Тафт в дом.

Чтобы размять ноги, я тоже вышла из экипажа и вошла во двор. На удивление тут всё было чистым и аккуратным. Трава скошена, хворост уложен у задней стены дома, а широкая деревянная бочка была полна воды.

— Мы с Рут приходим сюда в наш выходной день, — услышала я голос Кипа. — Сама мадам с этим не справится.

Он говорил о старухе с большим уважением, я и снова порадовалась, что у него доброе сердце. Вот только это, похоже, ценилось не всеми.

— Эй, Кип, когда свататься придешь? — раздался вдруг со стороны звонкий девичий голос. — А то я целыми днями у окошка сижу, тебя поджидая. Агата сказывала, ты обниматься крепко умеешь.

Сначала я подумала, что девушка заигрывает с ним по-доброму, и отошла за угол дома, чтобы своим присутствием не помешать их разговору.

— Только силушка у него и есть, — сказал уже другой голос, но тоже женский. — А лучше были бы ум и деньги.

И обе они громко рассмеялись. Их злой смех прервался, только когда я вернулась к экипажу. Да, они были молоды, но даже в таком возрасте должны были понимать, какую боль причиняют другому человеку их слова. А сидевший на козлах Кип не пытался им ответить, плечи его были опущены, и весь он словно сжался в комок.

Когда они увидели меня, то обе смутились и, торопливо мне поклонившись, пошли прочь. Я предпочла промолчать и сделать вид, что ничего не слышала. Любые слова ранили бы Кипа еще больше.

Но теперь мне особенно хотелось расплатиться по матушкиным долгам и заработать денег сверх того. Чтобы если вдруг сама я отправлюсь в Анси или в столицу, я могла оставить Рут и Кипу достаточно средств, которые позволят им не чувствовать себя нищими.

И когда вернулась Рут, я сказала ей, что нам нужно готовиться к ярмарке.

— Непременно, мадемуазель, — кивнула она. — Но только сначала разберемся с вашим гардеробом. Мыслимое ли дело — ходить всё время в одном платье?

Этим мы и занялись, добравшись до дома. У Констанции оказалось много нарядов. Шелковые, шерстяные, бархатные и даже парчовые платья — чего только не было в огромном шкафу! А учитывая, что она нечасто выезжала дальше Гран-Лавье, всё это представлялось мне чрезмерной, неоправданной роскошью.

А вот ситцевых и сатиновых платьев было всего по паре штук. Но именно с них я и решила начать.

— Да как же, мадемуазель? — расстроилась Рут. — Благородная барышня должна носить совсем другие наряды. Хотите, я перешью вам вот это, из голубого шелка? Оно очень пойдет к вашим глазам.

— Хорошо, — согласилась я. — Но сначала это, из ситца в мелкий цветочек. Не хотите же вы, чтобы я ходила по огороду в шелках?

— Да зачем же вам ходить по огороду, мадемуазель? — искренне удивилась она. — А если вы всё-таки матушкиным ремеслом заняться надумаете да вам понадобится чего, так вы мне скажите. Я вам какую надо травку принесу и высушу, и перетру

— Вы еще и этим занимались? — ахнула я.

Похоже было, что за кров, стол и несколько медных монет Рут выполняла слишком большой объем работы. А в свой законный выходной день еще ехала в деревню, чтобы помочь старой Франсис. Отдыхала ли она хоть когда-нибудь?

— А кому же было этим заниматься? — возразила она. — Не самой же мадам ручки марать?

Я примерила ситцевое платье. Оно оказалось мне чуть коротко и широковато в талии.