— И этот амулет сработал у нас в доме? — сказала я.

— Да, именно так, — подтвердил он. — И поверьте, я долго не мог решить, как мне следует поступить. Но, поступая на службу, я дал клятву и не мог нарушить ее. Так что да, я сообщил обо всём в столицу. Потом я попытался выяснить, знаете ли вы сами о том, кто такая мадемуазель Армель, и понял, что нет, не знаете.

— Она — ребенок, Габриэль! Всего лишь ребенок! И она так долго была разлучена со своим отцом! Не кажется ли вам, что будет лучше, если она, наконец, окажется на своей родине в Арвитании?

— Она и окажется там, Эльвира! — без тени сомнений заявил Шекли. — Как только ее отец подпишет указ о передаче провинции Деланж Терезии!

— Значит, до тех пор она может оставаться в моем доме в Гран-Лавье? — быстро спросила я.

Я до сих пор не вполне поняла, с какими намерениями отправился король в погоню за нами. И не была уверена, что сам Шекли был способен ответить на этот вопрос. Но он ответил.

— Боюсь, что нет, мадемуазель! Это было бы слишком опасно и для вас, и для самой Армель. Как только арвитанцам станет известно, где именно находится их принцесса, они наверняка предпримут попытку выкрасть ее. И тогда они не пощадят никого, кто будет с ней рядом. Поэтому будет лучше, если до подписания указа она побудет в Терренвиле в королевском дворце.

— А если этот указ так и не будет подписан? Насколько я помню, эта провинция досталась Арвитании по результатам тяжелой войны, в которой полегло немало арвитанцев. Захочет ли король Дамиан отдать Терезии землю, которая орошена кровью его предков? Что будет с Армель, если ее отец не примет условия нашего короля?

Габриэль растерялся. Похоже, такая мысль прежде не приходила ему в голову.

— На этот вопрос могу ответить я, мадемуазель! — услышала я незнакомый голос.

Я вздрогнула, увидев, что король и граф Кэррингтон оказались гораздо ближе к нам, чем были еще пару минут назад. А я и не заметила, как они подошли. Кип снова потянулся за булыжником, но я снова покачала головой.

— Если король Арвитании будет не готов отдать за свою родную дочь всего лишь какую-то провинцию, значит, он не так уж и хочет увидеть малышку. Разве я не прав, мадемуазель? И если это так, то зачем же ей возвращаться на родину?

Король улыбался. На вид ему было не больше двадцати пяти лет. У него была приятная наружность, но красивым я бы его не назвала. Возможно, впечатление портили те самодовольство и надменность, что сквозили в каждом его жесте, в каждом слове.

— Но почему бы вам, ваше величество, не проявить милосердие? — спросила я, и голос мой дрогнул. — Вы бы сделали так многое для этого ребенка, что когда-нибудь это добро вернулось бы к вам!

— Вы так наивны, мадемуазель! — он рассмеялся мне в ответ. — Я намерен получить Деланж в любом случае. Если Дамиан не отдаст мне его добровольно, принцесса останется в моем дворце до своего совершеннолетия. А потом я женюсь на ней и получу право претендовать не на одну провинцию, а на всю Арвитанию. Ведь у Дамиана нет других законных наследников, кроме этой девчонки.

Он произнес это холодно и спокойно. А я содрогнулась, представив, что его дворец станет для Армель тюрьмой. А потом такой же тюрьмой станет для нее и брак с ним.

Малышка едва ли могла понять всё то, о чём мы говорили, но она прижалась ко мне еще крепче, и я почувствовала, как она дрожала всем телом.

— Впрочем, довольно разговоров, мадемуазель! Просто отдайте мне ее высочество. Вам всё равно придется это сделать, хотите вы этого или нет.

Тут я подумала о том, что король Норман вряд ли решится открыто выступить против Арвитании и отказаться отдавать им принцессу. А значит, он до последнего будет скрывать, что знает, где она находится. И положиться на наше с Кипом молчание он вряд ли захочет.

— А что будет со мной и с моим слугой? — спросила я.

— Простите, мадемуазель, — ухмыльнулся он, — но вам стала известна слишком опасная тайна. Заметьте, я не пытаюсь вас обмануть. Ложь недостойна уст короля, не так ли? Мне жаль вас, мадемуазель, но… как это говорится?... нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц. Вы храбрая девушка, но вы же понимаете, что, если вы попытаетесь оказать нам сопротивление, ребенок может пострадать. И это всё равно окажется бесполезным. На вашей стороне только ваш слуга, а на моей —вооруженные шпагами мужчины. Вас двое против десятерых, мадемуазель!

Я судорожно пыталась принять решение, когда услышала голос графа Кэррингтона.

— Трое против девятерых, ваше величество!

Он обогнул телегу и встал передо мной, почти заслонив меня своей спиной. Теперь они с королем смотрели друг на друга, и мне показалось, что даже воздух заискрился от их взглядов. Что было во взгляде его сиятельства, я видеть не могла, но Норман смотрел на графа с неприкрытой ненавистью.

— Четверо против восьмерых, — прервал эту немую сцену Шекли. — Простите, ваше величество, я всегда был предан вам, но мой отец всегда говорил мне, что мужчина не может воевать с женщинами и детьми.

Он тоже подошел к нам и вынул из ножен шпагу.

Сверкнули шпаги и с той стороны. И стало так тихо, что я услышала шелест крыльев пролетевшей над нами стрекозы.

— Вы, кажется, забыли, против кого решили пойти, — недобро улыбнулся король. — Такое преступление строго карается по закону. И пострадаете не только вы, но и ваши семьи — ваши близкие будут лишены всего и отправятся в ссылку как родственники государственных преступников. А ваши имена будут преданы позору.

Но его слова не возымели никакого действия. И поняв это, он взревел:

— Вперед!

Сопровождавшая его стража подошла к нам поближе, но ее командир — немолодой уже седоусый мужчина — всё же в нерешительности замер и посмотрел на своего повелителя.

— Ваше величество…

Должно быть, в отличие от короля, он понимал, что в этой схватке может пострадать и ребенок.

— Вы не слышали, что я сказал вам, лейтенант Чандлер? — его величество раздраженно притопнул ногой.

— Осторожнее, ваше величество! — воскликнул кто-то из мужчин.

Норман стоял на тропинке в паре шагов от обрыва. Здесь дорога была совсем узкой, но это играло нам на руку. Численное превосходство наших противников нивелировалось тем, что все одновременно они подойти к нам не могли.

— Ваше величество, остановитесь! — сказал граф Кэррингтон. — Еще есть шанс решить дело миром. Проявите милосердие и отпустите принцессу к ее отцу. Уверен, он сумеет отблагодарить Терезию и станет добрым другом нашей страны. А эта малышка всегда будет молиться о вашем здоровье и благополучии.

Но король только рассмеялся в ответ:

— Эта малышка принесет мне еще одну провинцию! Так что довольно разговоров, господа!

Повинуясь его жесту, гвардейцы снова двинулись вперед.

— Это глупо, ваше величество, — Кэррингтон подал мне знак отойти с Армель подальше. — Ширина дороги здесь такова, что одновременно к нам смогут подойти не больше трех человек. С одним из них, я уверен, справится месье Шекли, а двумя другими займусь я сам. А после первого поверженного противника в моих руках будут уже две шпаги, и обе их я пущу в дело. А богатырь, что стоит за нашими спинами, сумеет найти применение тем булыжникам, что валяются тут повсюду.

Он пытался избежать кровопролития, но король не внял его словам. Прозвучал еще один приказ, и слуги короля ринулись в бой.

В фехтовальном мастерстве графа я уже имела возможность убедиться, но и Габриэль показал себя с самой лучшей стороны, хотя в противники ему достался бывалый воин. Металл звенел, и, казалось, воздух раскалился. По крайней мере, я уже не ощущала того холода, что вызвал дрожь, когда мы стали подниматься в горы.

Судя по всему, Шекли нечасто имел возможность практиковаться в фехтовании, и было видно, что он заметно устал. И всё же его визави сумел потеснить его всего на пару шагов.