Жанетта, которая пришла спросить, не нужно ли мне чего, сообщила, что его сиятельство отбыл еще на рассвете на лошади, которую привели ему с почтовой конторы. Я поблагодарила ее за информацию, а после завтрака отправилась прогуляться по городу.

Мне подумалось, что я могу вспомнить какие-то места. Ведь иногда так бывает — кажется, что не помнишь совсем ничего, а потом вдруг видишь что-то приметное, и память словно возвращает тебя в детство.

Я погуляла по вымощенной булыжником площади, прошлась по прилегающим к ней улочкам, побывала в местной церкви. Но нет, воспоминания не вернулись. Наверно, я была слишком мала, когда Констанция увезла меня отсюда, чтобы что-то помнить.

Когда я вернулась в гостиницу, его сиятельства там еще не было. Но едва мы с Жанеттой успели пообедать, как в столовую залу вошел и Кэррингтон.

— Надеюсь, хотя бы вам удалось сделать те дела, ради которых вы сюда приехали? — улыбнулась я.

Он заверил меня, что он отдал своему управляющему необходимые распоряжения и убедился, что в поместье всё в порядке. От обеда он тоже не отказался, и через полчаса мы отправились в путь сытыми и почти умиротворенными. Не удивительно, что нас сразу стало клонить в сон. Мадам Жанетта не нашла в себе сил с ним бороться, и, прислонившись к стене, вскоре засопела.

— Возможно, вы тоже хотите отдохнуть? — спросил граф у меня.

— Нет, ваше сиятельство, — откликнулась я.

На моих коленях лежала перевязанная розовой лентой коробка, и я заметила, как мой спутник бросил на нее не лишенный интереса взгляд.

— Это конфеты для малышки Армель и моей подруги Джулии Шекли. Они обе ужасные сладкоежки.

— Давно ли вы знакомы с мадемуазель Шекли? — поинтересовался Кэррингтон.

— Нет, мы познакомились недавно, но иногда мне кажется, что я знаю ее уже много лет. Она очень милая девушка, не правда ли?

— Да, разумеется, — ответил граф, но мне послышалась в его голосе странная холодность.

— Вам не нравится мадемуазель Шекли? — я нахмурилась, не понимая, чем могла бы быть вызвана такая реакция.

— Я не имею честь быть с нею хорошо знаком.

Он попытался отделаться вежливой фразой, но я продолжала так пристально смотреть на него, что он вздохнул и пояснил:

— Мне кажется, ваша подруга, мадемуазель, проявляет слишком явный интерес к герцогу Марлоу. И если вам угодно знать мое мнение, то да, я этого не одобряю.

— Не одобряете? — возмутилась я. — Надеюсь, его светлости не придет в голову интересоваться вашим мнением. И если уж на то пошло, то мне кажется, что и сам герцог Марлоу проявляет к Джулии ничуть не меньший интерес, чем она к нему!

Я выпалила это без остановки и строго посмотрела на Кэррингтона, готовая возражать ему, если он станет настаивать на своем.

Но он согласился:

— Да, его интерес я тоже заметил. И тоже не одобряю его. На самом деле я не имею ничего против самой мадемуазель Шекли. Она очень красивая и приятная девушка, но я полагаю, что ей же будет лучше, если они с герцогом Марлоу станут уделять друг другу меньше внимания. Потому что рано или поздно его светлость вернется в столицу, и ее сердце будет разбито.

Нечто подобное я предполагала и сама, но почему-то сейчас, когда это прозвучало из уст другого человека, это показалось мне чудовищно неправильным.

— То есть, вы уверены, что у его светлости нет по отношению к Джулии никаких серьезных намерений?

— Вас интересует, намерен ли он жениться на ней? — уточнил граф. — Думаю, вы сами знаете ответ на этот вопрос. Для него такой брак станет мезальянсом.

— Ну, и что же? — тихо спросила я. — Разве его светлость недостаточно знатен и богат, чтобы позволить себе жениться на девушке, которая ему по-настоящему нравится? Да, у мадемуазель Шекли нет приданого, но зато у нее есть доброе сердце. И разве ее любовь не станет ему достаточной наградой за то, что он пошел против мнения света?

Он посмотрел на меня как на несмышленого ребенка, и на губах его появилась улыбка.

— Вам кажется это смешным, сударь? — еще больше разозлилась я. — Ну, что же, если вы с герцогом столь зависимы от мнения общества, что вас окружает, то мне вас искренне жаль.

Я закрыла глаза и притворилась, что задремала. Мне не хотелось продолжать этот разговор. Так, в молчании, мы и доехали до Гран-Лавье. И когда карета остановилась перед домом номер семнадцать по улице Белошвеек, я с трудом нашла в себе несколько вежливых слов, чтобы поблагодарить Кэррингтона за это путешествие. Я понимала, что он всего лишь продукт той среды, в которой он был воспитан, но мое мнение о нём, сначала взлетев на большую высоту, сейчас рухнуло вниз и почти разбилось на мелкие осколки.

— Значит, вы смогли прочитать мысли другого человека? — профессор Лурье бросил на меня оценивающий взгляд. — А вы уверены, что это были именно его мысли, а не ваши собственные предположения? Знаете, бывает ведь так, что само поведение человека дает нам определенный материал для догадок. То есть, вы примерно поняли, о чём он мог думать в тот момент, а когда последующие события подтвердили это, то вы вообразили, что…

— Вовсе нет, месье! — обиженно воскликнула я. — С той девушкой, о которой идет речь, я даже не была знакома. И она думала о том, о чём я сама ни за что бы не догадалась! Я даже предположить такого бы не смогла!

Меня почти оскорбляло его недоверие. Когда я рассказала ему о том случае с мадемуазель Рассел, то ожидала интереса, поддержки, может быть, даже радости. Ведь это случилось именно благодаря его урокам.

— Ну, что же, давайте предположим, что это действительно было, — кивнул он. — Но вы же сами говорите, что это случилось лишь однажды, и в дальнейшем сколько вы ни пытались, повторить это у вас не получилось.

— Да, — я была вынуждена признать это, — я пробовала сосредоточиться снова и снова, но…

— Вот в этом-то как раз и есть ваша ошибка! — на сей раз он не дал мне договорить. — Вы пытались сосредоточиться! Но в тот первый раз, я полагаю, сосредоточенной на чужих мыслях вы как раз не были. Вы вовсе не ожидали услышать чужие мысли, но услышали их. Именно в этом всё дело. Вам следует не напрягаться, а быть расслабленной. Но, разумеется, не только это. Вам следует продолжать практиковаться в ментальной магии, даже если вам кажется, что результатов нет.

Я согласилась с ним, и он попросил меня достать из большого дубового шкафа еще одну книгу о магии.

— Думаю, вы уже способны будете ее понять, мадемуазель. Только не ждите, что там будут какие-то практические советы и упражнения. Пока вам следует изучить теоретические труды известных ученых. Только так — маленькими шажками — нужно двигать по тропе постижения ментальной магии.

Я с трудом сдержала вздох разочарования. Спорить с месье Лурье было совершенно бесполезно. Более того, спор мог привести к тому, что он вовсе прекратит давать нам уроки. И я послушно открыла шкаф и вытащила с полки очередную книгу очередного классика магической науки.

И в ту же секунду едва не выронила фолиант, потому что взгляд мой остановился на совсем другой книге. Она стояла на верхней полке, до которой мне было не дотянуться. И хотя мне был виден только ее корешок с золотым тиснением, я была уверена, что это была она — та самая книга из лавки месье Рикардо, которую я не успела купить!

— Господин профессор, а можно мне посмотреть вон ту книгу?

Он проследил за моим взглядом и отрицательно покачал головой:

— Нет, мадемуазель! Вам еще рано не то, что читать, а даже просто держать в руках такую книгу. Пожалуй, это самое ценное, что есть в моей библиотеке.

— Но однажды я уже держала ее в руках! В лавке месье Рикардо, что находится на нашей улице, — заволновалась я. — У нее на обложке — бесцветный драгоценный камень! Я ведь не ошиблась, правда! А когда я дотронулась до него, он стал синим!

Я надеялась поразить месье Лурье, но это у меня не получилось. В ответ на мои слова он только скептически хмыкнул и покачал головой: