Но пульс у раненого был, хоть и слабый, и граф Кэррингтон тут же бросился в дом, дабы отправить кого-то из слуг за лекарем. Я же, несмотря на его возражения, осталась в саду. Вернулся он туда уже вместе с герцогом Марлоу. А вскоре прибыл и врач.

И вплоть до этой минуты я пребывала в неведении относительно тяжести ранения графа Рассела.

— Что будет с графом Кэррингтоном? — спросила я. — Он ни в чём не виноват, ваша светлость! Он всего лишь вступился за мою честь. Граф Рассел вел себя недостойно. Если нужно будет дать свидетельские показания, то я готова.

Герцог отправил графа Кэррингтона в его апартаменты, запретив ему выходить оттуда до тех пор, пока ситуация не разрешится в ту или иную сторону. Это было что-то вроде домашнего ареста. Но я боялась, как бы этот домашний арест не сменился заточением в настоящую тюрьму.

— Я ничуть не сомневаюсь в ваших словах, мадемуазель Бриан, — печально улыбнулся его светлость. — Я слишком хорошо знаю Рассела, чтобы заблуждаться относительно того, кто был зачинщиком всего этого. И я бы не сказал Кэррингтону ни слова упрека, если бы дуэль была проведена по всем правилам. Ну, что им стоило дождаться меня или найти себе хоть каких-то секундантов. Кого-то, кто подтвердил бы, что поединок был честным.

— Но он был честным, ваша светлость! — воскликнула я. — Они оба пошли на него добровольно и заранее согласовали условия. Они находились в равном положении, у графа Рассела тоже была в руках шпага. И не вина графа Кэррингтона, что он оказался более искусным фехтовальщиком.

— Всё так, мадемуазель, — согласился герцог. — Но формально закон нарушен, и если Рассел умрет, то его родственники будут иметь право обратиться в суд и потребовать призвать его противника к ответу.

— И что может грозить ему за этот проступок? — всхлипнула я.

Марлоу вздохнул:

— Несколько лет тюрьмы или каторги.

Я охнула и достала из кармана платок. Слёзы уже текли по щекам.

— Будем надеяться, что Рассел выкарабкается. Но, сами понимаете, я вынужден был известить его семью о произошедшем. Его дядя, герцог Руар, давно уже сам не поднимается с постели. Но полагаю, что сюда приедет его сестра Вирджиния. И я думаю, будет лучше, если о вашем участии в этом деле, мадемуазель Бриан, никто не узнает. Боюсь, если мадемуазель Рассел узнает, что дуэль произошла из-за вас, она может вас оскорбить.

— Но если я промолчу, — возразила я, — то графу Кэррингтону будет еще труднее доказать свою невиновность.

— Он мужчина, мадемуазель, не забывайте об этом. Я уверен, что если бы он сам был сейчас в этой комнате, то он бы сказал вам то же самое, что и я.

Я это знала и сама, поскольку слышала это от него лично. Но я не могла бросить в беде человека, который рисковал жизнью, чтобы мне помочь. И я решила, что мне следует поговорить с Габриэлем Шекли. Может быть, в законах Терезии были предусмотрены хоть какие-то основания для таких вот спонтанных дуэлей.

С этой мыслью я и спускалась по ступенькам крыльца, когда к дому герцога подъехала довольно скромного вида карета. На дверях ее был герб, но краски на нем были настолько блеклыми, что его наличие тут вызывало скорее недоумение, нежели зависть.

Лакей распахнул дверцу кареты, и оттуда выпорхнула молодая девушка в бордовом платье не самого модного покроя. Глаза девушки были покрасневшими от слёз, и я подумала, что это наверняка та самая Вирджиния Рассел, о которой говорил герцог.

Я проводила ее взглядом, а потом вернулась домой за экипажем и поехала в предместье Ремесленников. Но, к моему сожалению, Габриэль не смог сказать мне ничего утешительного.

— Боюсь, мадемуазель, что закон не допускает в отношения этого случая никаких поблажек, — он достал из шкафа толстую книгу в кожаном переплете, отыскал нужную страницу и погрузился в чтение. А потом снова покачал головой. — Закон обязывает дуэлянтов проводить поединки исключительно в присутствии секундантов — хотя бы по одному с каждой стороны. В противном случае невозможно гарантировать, что у противников были равные условия, и что речь не идет о хладнокровном убийстве.

Мне стало нехорошо, и месье Шекли принес мне воды.

— Прошу вас, мадемуазель, не расстраивайтесь так. Если граф Рассел придет в себя…

Это «если» сводило меня с ума.

— Хотя, помнится мне, в университете нам говорили о каких-то исключениях, — наморщил лоб Габриэль, — но в самом законе о дуэлях их нет. Подождите, я загляну в примечания

Он снова подошел к шкафу и снял с полки еще одну книгу, уже гораздо более тонкую. И снова зашелестел страницами.

— Да, память меня не подвела! Тут есть одно исключение, внесенное указом короля Джаспера. Но, боюсь, к этому случаю оно решительно не подходит.

Он не успел договорить это, как я уже стояла рядом с ним и прыгала взглядом по строчкам. Да, к этой дуэли оно действительно не подходило. И ничего другого мы не смогли отыскать. Поэтому я вернулась домой в расстроенных чувствах.

А утром, наскоро позавтракав, снова отправилась в замок его светлости.

Герцог был уже на ногах и сразу же принял меня всё в той же гостиной. Только на этот раз он был там не один — та девушка, которую я видела вчера, сидела на диване у окна. На ней было всё то же платье, а под глазами были темные круги. Спала ли она вообще этой ночью.

— Это мадемуазель Вирджиния, сестра графа Рассела, — представил мне гостью Марлоу. — Она почти всю ночь провела у постели брата, но, к сожалению, его состояние не улучшилось.

Я вздохнула, боясь посмотреть ей в глаза. А герцог продолжил:

— А это мадемуазель Эльвира Бриан.

Сидевшая до этого совершенно безучастно девушка вдруг встрепенулась и словно только сейчас заметила меня. И во взгляде, что она бросила на меня, было столько ненависти, что я отшатнулась.

Должно быть, его светлость уже рассказал ей о том, что дуэль случилась именно из-за меня, хотя накануне сам же просил меня оставить в тайне. Это показалось мне странным, но он имел право это сделать и на правах хозяина дома, в котором это произошло, и на правах родственника графа Рассела. Не удивительно, что она сейчас смотрела на меня с таким негодованием.

И вдруг я услышала то, что повергло меня в шок.

— Наглая дрянь! Хищница, что решила нас обобрать! Дядюшка не должен был поступить с нами так жестоко! С чего вдруг он решил признать ее после стольких лет? Она не должна была иметь никакого права на его наследство!

Мои щеки запылали от столь резких слов. Это было против всех правил приличия — разговаривать в таком тоне с совершенно незнакомым человеком. И я еще смогла бы ее понять, если в ее гневной тираде речь шла бы о ее брате и дуэли. Но этот бессвязный поток слов привел меня в недоумение.

Быть может, у нее на почве переживаний за брата помутился рассудок? Но даже если и так, я не могла смолчать.

— Простите, мадемуазель Рассел, боюсь, я вас не поняла. О каком дядюшке и наследстве вы говорите?

Герцог Марлоу вдруг нахмурился и посмотрел на меня с удивлением. А его гостья густо покраснела, и ненависть в ее взгляде сменилась даже не страхом, а диким ужасом.

— Должно быть, вам что-то послышалось, мадемуазель Бриан, — обратился ко мне хозяин. — Потому что мадемуазель Рассел не произнесла ни слова.

Она не произнесла ни слова! И между тем, я слышала ее! Я явственно слышала каждое слово! И если бы это было не так, то с чего бы ей так меня пугаться?

Я вздрогнула. Кажется, я поняла, что случилось! Она не произнесла это вслух! Она это подумала!

Вот только это означало лишь одно — я смогла прочитать ее мысли!

Они смотрели на меня оба — и герцог Марлоу, и Вирджиния Рассел. А я не знала, что сказать. Повторить вслух то, что произнесла девушка, чтобы и его светлость тоже это услышал? Но она наверняка отопрется от своих слов, и тогда герцог подумает, что я сошла с ума. Да и разве я могла быть уверенной в том, что действительно прочитала ее мысли? А что, если всё это мне только показалось?