Поэтому я покачала головой:

— Простите, я плохо спала этой ночью и чувствую себя не лучшим образом.

Герцог послал мне ободряющую улыбку, а мадемуазель Рассел немного расслабилась. Но если она думала, что я забуду о ее странных мыслях, то она ошибалась. Просто сейчас было не время это обсуждать.

— Нам всем следует хорошенько отдохнуть, — сказал его светлость. — Будем надеяться, что ваш брат, мадемуазель, придет в себя и в скором времени поднимется на ноги.

— Но это же не значит, ваша светлость, что вы позволите его обидчику остаться безнаказанным? — Вирджиния воинственно вскинула голову и подалась вперед. — Я надеюсь, вы заставите его ответить за то, что он совершил?

Я нахмурилась. Ее настрой нравился мне всё меньше и меньше.

— Речь идет о дуэли, мадемуазель, — мягко попытался вразумить ее Марлоу. — В которой точно так же могла пострадать и другая сторона. Неужели, если бы ваш брат ранил графа Кэррингтона, вы хотели бы, чтобы его заточили в тюрьму?

— Насколько я понимаю, дуэль была проведена в нарушение всяких правил, — возразила его гостья. — И я не уверена, что она проводилась в честных условиях. И пока мой брат прикован к постели и не может за себя постоять, это намерена сделать я. И если вы, ваша светлость, не намерены предпринять никаких действий, то я вынуждена буду подать заявление в суд.

— Но позвольте, мадемуазель…, — нахмурился герцог.

Но она не стала его слушать, а вскочила и быстро вышла из комнаты, прежде чем он договорил.

Да уж, характер у нее был непростой. И хотя я вполне могла понять ее желание заступиться за брата, в этой истории я была не на ее стороне.

— Надеюсь, она не сделает этого, — сказала я.

— Я тоже на это надеюсь. Я попробую еще раз с ней поговорить. Попытаюсь объяснить ей, что были как минимум два свидетеля того, что это была именно дуэль, а не покушение на убийство. Но она, как и ее брат, не всегда бывает благоразумна. Вы не будете возражать, если я всё-таки назову ваше имя? Теперь я понимаю, что без этого не обойтись.

— Разумеется, ваша светлость! — подтвердила я. — Думаю, что и мадемуазель Шекли тоже подтвердит, что граф Рассел отнюдь не был безоружным.

Когда я вышла на улицу, Вирджиния Рассел ходила по дорожке сада неподалеку. Она ходила то в одну, то в другую сторону, и было видно, что она рассержена. Вот только на кого? На меня из-за какого-то неведомого мне дяди? На Кэррингтона из-за брата? Или на себя саму за то, что позволила мне прочитать свои мысли?

Поскольку я не знала, доведется ли нам поговорить в другой раз, решила не упускать возможность узнать именно сейчас, что она имела в виду.

— О каком дяде и о каком наследстве вы говорили, мадемуазель? — я повторила свой вопрос, подойдя к ней вплотную. — И не вздумайте говорить неправду!

Она вздрогнула и снова посмотрела на меня с неприкрытой неприязнью. И поскольку она молчала, я решила немного ее подстегнуть.

— Впрочем, вы можете вообще ничего не говорить, — усмехнулась я, намекая на то, что я всё равно прочту ее мысли.

Она, как я и ожидала, сразу напряглась. Она же не знала, что я блефовала. На самом деле, единственной мыслью, которую я смогла прочесть, была та самая, первая. И что бы ни думали она или герцог Марлоу после того, это уже было для меня тайной. Наверно, моих способностей пока хватало только на маленький подвиг. Возможно, для этого требовался какой-то запас магической энергии, а ее у меня было слишком мало.

Конечно, она могла вовсе отказаться со мной разговаривать и удалиться к себе в комнату — наверняка через стены прочитать ее мысли не смог бы даже самый искусный маг. Но она была слишком взволнована и не додумалась до такого варианта.

— А я и не собиралась ничего скрывать! — запальчиво воскликнула она. — Эта тайна всё равно всем скоро станет известна! И хотя, когда вы станете богатой и очень знатной дамой, все будут говорить комплименты вам в лицо, знайте, что за вашей спиной вас будут обсуждать и осуждать! Вас будут презирать!

— Презирать? — переспросила я. — За что же?

Я всё еще ничего не понимала. С какой стати таинственный дядюшка, о существовании которого я даже не подозревала, оставит мне наследство? И почему это вызывает такое негодование у нее самой?

— За то, что вы незаконнорожденная!

Она выпалила это почти торжествующе и теперь смотрела на меня, надменно скривив тонкие губы.

— Незаконнорожденная? — я посмотрела на нее с удивлением. — Что вы такое говорите? Я дочь Констанции и Гюстава Бриан. Мой отец — барон Бриан, и у меня есть документ, свидетельствующий об этом.

Она некоторое время молчала, а потом рассмеялась:

— О, так значит, ваша матушка ничего вам не рассказала? Впрочем, это можно понять. Должно быть, ей было неловко говорить об этом. Ну, что же, тогда об этом вам расскажу я! На самом деле вы вовсе не дочь барона Бриана. Ваш настоящий отец — герцог Руар, мой дядя!

Должно быть, она ожидала, что эта новость повергнет меня в шок. Наверно, так бы оно и случилось, если бы я была знакома с бароном Брианом и с детства именно его считала своим отцом. Но на самом деле ни барон, ни герцог ничего не значили для меня. Меня воспитывал совсем другой человек, и именно он был моим отцом, пусть и не по крови.

— С чего вы это взяли, мадемуазель? — холодно откликнулась я. — Уверена, что всё это не более, чем глупые домыслы.

— А вы думали, что те деньги, что мой дядюшка передавал вашей матери столько лет, объяснялись чем-то другим? Ваша матушка была транжирой, и если бы герцог Руар не помогал ей, вам было бы не на что жить. Он платил ей за молчание. За то, чтобы в свете никто не узнал о его незаконнорожденной дочери.

Я задумалась. Возможно, она не лгала. Ведь что-то подобное я подозревала и сама. Констанция регулярно получала от кого-то деньги, и самым логичным объяснением этого было именно то, которое предложила мне сейчас Вирджиния Рассел.

Я вспомнила письмо, которое нашла в шкатулке матери. Какой-то мужчина писал ей о том, что не может выполнить данное ей обещание. Может быть, она потребовала, чтобы он женился на ней, а он по каким-то причинам был не готов это сделать?

— А какое имя носит герцог Руар? — спросила я.

— Антонио, — ответила она не без удивления.

То письмо было подписано инициалами А.Р. Антонио Руар?

— Но если ваш дядюшка столько лет платил за то, чтобы сохранить эту постыдную тайну, то с чего бы он решил открыть правду сейчас и оставить мне какое-то наследство?

— Откуда я могу это знать? — Вирджиния нервно передернула плечами. — Возможно, он переменил свое мнение после того, как его супруга скончалась. До этого же он не хотел оскорблять ее своим признанием.

Это объясняло то, что он не мог жениться на Констанции Бриан, хотя наверняка когда-то в порыве страсти опрометчиво и пообещал ей это.

— Но почему об этом рассказываете мне вы, а не сам герцог Руар?

— Да потому, что он тяжело болен и уже несколько месяцев находится в беспамятстве! — воскликнула она.

Ах, вот как! Возможно, как раз тогда, когда он впал в беспамятство, Констанция и перестала получать деньги.

Я усмехнулась:

— Ну, в таком случае вам не о чем беспокоиться, мадемуазель. Значит, ваш дядюшка не сможет признать меня своей дочерью и оставить мне наследство.

— Да нет же! — она гневно притопнула ножкой. — Он уже оставил соответствующие распоряжения своему поверенному — до того, как почти лишился рассудка. Но если вы думаете, что его деньги позволят вам обрести положение в свете, то вы ошибаетесь. Никто не сможет забыть о вашем позорном происхождении. Вас не станут принимать в столичном обществе!

Я пожала плечами:

— Но я и не собираюсь в столицу, мадемуазель! И мне всё равно, что думают обо мне те, с кем я не имею чести быть знакомой.

Моя невозмутимость разозлила ее еще больше.

— Вы не имеете никакого права на деньги герцога Руара! Они должны достаться нам с братом! Его светлость всегда привечал Ноэля как родного сына, и мы были уверены…