— К следующему занятию? — ужаснулась я. — Боюсь, я не успею прочитать и четверти.

— То, что вам будет нужно, вы наверняка прочитаете, — отмахнулся он.

— Может быть, вы покажете нам хоть какой-то пример такой магии, сударь? — обратилась я к нему с просьбой.

Да, я уже поняла, что он умел читать мысли, но неужели менталисты занимались исключительно этим?

— Если вы желаете, мадемуазель, — хмыкнул он, — то я могу заставить вас выйти на балкон и закукарекать на всю улицу. И при этом я не дотронусь до вас и пальцем. Вы уверены, что этого хотите?

Я замотала головой. Только этого мне не хватало!

— Ой, собачка! — закричала вдруг Армель и бросилась к камину, возле которого сидел маленький рыжий щенок.

Но не успела она подбежать к нему, как он исчез, словно растворившись в воздухе.

— Это тоже ментальная магия? — восхищенно спросила я.

— Это одно из ее направлений, — пояснил он. — Магия иллюзий. Хороший менталист, как правило, владеет и ею тоже. Это всего лишь умение заставить человека увидеть то, что вы хотите, чтобы он увидел.

— Это увидит только тот человек, которому вы это внушите? А если в это время в комнате находятся и другие люди?

Лурье поднялся с кресла, давая понять, что урок окончен, но всё-таки ответил на мой вопрос:

— А это зависит от того, какой цели менталист хочет достичь. Но вам пока еще рано рассуждать об этом, мадемуазель.

В этот вечер после ужина мы с Армель устроили в нашей комнате вечерние чтения. Я читала книгу вслух, а она пыталась внимательно слушать. Но текст был сложен даже для меня, чего уж было говорить о ребенке? Не удивительно, что уже после нескольких первых страниц Армель сладко спала, подложив под голову ладошку.

Я же продолжила чтение. Я так и не поняла, кем был этот маркиз Лабарош — возможно, тоже магом-менталистом. А возможно, он вовсе не обладал такими способностями и именно поэтому написал эту книгу. Потому что книга по большей части была посвящена описанию того вреда, что могла принести человеку такая магия.

Подчинение сознания другого человека, манипулирование его действиями и мыслями могли нанести непоправимый урон и объекту, и предмету воздействия. Маг-менталист мог изменить даже чужие воспоминания!

Шокировала ли меня эта книга? Да, но лишь отчасти. После того, как я оказалась в Терезии столь странным образом, меня уже трудно было чем-либо удивить.

И потому, когда мы пришли на следующий урок к месье Лурье, и он еще на пороге спросил, не передумали ли мы учиться, я отрицательно покачала головой. Он вздохнул и предложил нам войти.

Уроки месье Лурье оказались для меня бесполезными — следовало это признать. И если сначала профессор был терпелив и утверждал, что двигаться нужно малыми шажками, то сейчас, казалось, и он начал терять терпение. Даже малышку Армель он хвалил, а я всё чаще замечала на себе его скептический взгляд.

И я решила, что в этом деле пора поставить точку. Останавливало меня от этого только одно — девочка со времени нашего общения с Лурье перестала бояться говорить. Теперь она уже не убегала испуганно из зала, стоило только кому-то из посетителей чайной к ней обратиться, а толково отвечала на вопросы и иногда даже улыбалась.

Дела в чайной шли неплохо. Мадемуазель Мейси прекрасно справлялась и с выпечкой кондитерских изделий, и с обслуживанием покупателей. Я помогала ей только утром, когда пироги и торты еще не были вынуты из печи и украшены, и ее присутствие требовалось на кухне.

У прежней хозяйки у Эммы был только один выходной в месяц, и большего она не просила, но я настояла, чтобы она брала выходной каждую неделю. Теперь к родным в деревню она уже ездила дважды в месяц, еще два выходных тратила на себя — на прогулку по городу, на пошив нового платья своими руками и на игры с Армель. Она была вежлива с посетителями и никогда не сидела без дела.

Рут вернулась в наш старый дом. Хозяйство нуждалось в женской руке, да и Кипу одному там приходилось непросто. Теперь же Рут стала налегать на производство творога и сыра, которые закупались экономом герцога Марлоу в больших количествах. Пока его светлость был в Гран-Лавье, в его доме часто устраивались приемы и званые вечера, и для того, чтобы накормить гостей требовалось много продуктов. Нам следовало ловить момент и пользоваться этим. Мы слишком хорошо понимали, что будет, если мы не сумеем расплатиться с ювелиром.

Ни Рут, ни Кип не соглашались взять у меня даже медную монету. И Эмма брала лишь столько, сколько было необходимо, чтобы ее семья не голодала. А мне ужасно хотелось поскорее отдать Торсену те двадцать монет, что мы были ему должны, чтобы уже иметь возможность распоряжаться нашей прибылью с большей приятность. Купить новую красивую одежду и Армель, и Рут, и Эмме, и Кипу. Обустроить наши комнаты в доме месье Краузе так, чтобы в них было уютно. Нанять еще одну работницу в чайную, чтобы мадемуазель Мейси не приходилось столько работать. И съездить, наконец, в Анси и в Терренвиль, чтобы попытаться найти сведения о бароне Бриан.

В те дни, на которые падали выходные Эммы, в город приезжала Рут. Я говорила ей, что могу справиться в чайной и сама, ведь мадемуазель Мейси накануне этих дней всегда пекла столько кондитерских изделий, чтобы их хватило на время ее отсутствия. Но Рут и слышать об этом не хотела.

— Нечего вам, хозяйка, руки себе марать. Приедет к вам какой-нибудь благородный господин предложение делать, а вы в фартуке за прилавком стоите. Он обратно и повернет.

Ее намерение выдать меня замуж за аристократа неизменно вызывало у меня улыбку. Но я не возражала, позволяя ей предаваться мечтам.

И в день музыкального вечера в доме герцога Рут тоже приехала в Гран-Лавье, чтобы помочь мне собраться на праздник. Она уложила мне волосы в красивую прическу, снова посетовала на то, что у меня нет дорогих украшений, и помогла мне надеть платье.

На сей раз нам не пришлось нанимать кучера, потому что Кип приехал в город вместе с сестрой. И когда я садилась в экипаж, Рут еще раз строго-настрого наказала мне ни в коем разе не возвращаться из дома Марлоу пешком. Ну, разве что сопровождать меня будет какой-нибудь граф, а то и сам герцог.

Мы заехали в предместье Ремесленников, чтобы забрать мадемуазель Шекли. Джулия ужасно нервничала. Ей казалось, что она выглядит недостаточно хорошо, и нам с Габриэлем пришлось долго убеждать ее в обратном.

Но, наконец, мы отправились к герцогу Марлоу и прибыли к его дому как раз тогда, когда большинство гостей уже были в саду, и вереница карет на подъезде ко крыльцу оказалась не столь большой.

На этот прием было приглашено гораздо меньше народа, чем на недавний бал, но тем почетнее было оказаться в числе гостей. В саду были расставлены кресла и диваны, а несколько поодаль от этого импровизированного концертного зала — столики с напитками и закусками.

Мы с Джулией заняли один из диванчиков, и лакей тут же поднес нам прохладную воду в бокалах, что было весьма кстати, потому что вечер выдался жарким.

Неподалеку я заметила Роуз Юбер, но когда наши взгляды встретились, она лишь сухо кивнула и даже не ухмыльнулась. Похоже, она всё-таки поняла, что нападать на нас будет себе дороже. А может быть, решила приберечь свои колкости для более благоприятного момента.

Приметила я и графа Рассела, и графа Кэррингтона. Оба они время от времени смотрели в нашу сторону, на что и не преминула обратить внимание Джулия.

— Вы пользуетесь популярностью, Эльвира!

— Зато вы, Джулия, удостоились чести вызвать интерес у самого хозяина дома, — парировала я.

Это было действительно так — во время своей речи, что открывала вечер, герцог Марлоу чаще всего обращал взгляд именно на мадемуазель Шекли.

— Этот интерес мне ничего не сулит, — грустно улыбнулась она в ответ. — Между нами слишком большая разница, чтобы я могла питать какие-то надежды