Я зачитала оба объявления вслух. Рут слушала меня, сжав кулаки. Окажись сейчас Торсен поблизости, ему бы не поздоровилось.

— Я могу наняться туда, хозяйка! — сказал вдруг Кип, когда я замолчала.

— Что? — удивилась я.

— Я могу наняться присматривать за скотиной, — пояснил он. — Так я смогу заработать для нас хоть немного денег, и мы будем знать, что с нашими коровами и курами всё в порядке.

Рут всхлипнула и бросилась брату на шею. Наверно, это стоило расценивать как знак одобрения.

Я не была уверена, что Торсен захочет нанять кого-то, кто прежде служил мне, но нам стоило хотя бы попытаться. Если Кип будет работать там, то, возможно, мы сумеем добраться и до картошки.

Я бы и сама с удовольствием нанялась на какую-нибудь работу, но не была уверена, что мои знания и навыки тут окажутся востребованными. Я умела немного шить и вязать, но наверняка делала это куда хуже, чем местные рукодельницы. И блюда здешней кухни я пока знала еще слишком плохо, чтобы наняться в повара или кондитеры.

Конечно, идея открыть тут чайную всё еще сидела в моей голове, но пока у нас не было на это денег. А чтобы заработать деньги, нам нужна была картошка. А чтобы получить картошку, нам нужно было вернуть себе дом. Получался какой-то замкнутый круг.

Когда Кип ушел на улицу короля Георга наниматься на работу к Торсену, Рут предложила:

— А давайте, мадемуазель, мы приведем в порядок и зал с витринами. Негоже оставлять его в пыли и таком запустении.

Это было отличное предложение! Нам так и так нужно будет привести в порядок фасад дома. Так почему бы не начать с витрин?

И когда Кип вернулся, витринные стекла уже блестели чистотой.

— Ну? — с надеждой спросила брата Рут, и все мы замерли в ожидании его ответа.

— Он согласился нанять меня на три дня, — сказал Кип. — А за это время он, должно быть, постарается найти другого человека. Он сказал, что заплатит мне медную монету.

Всего три дня. Это то самое время, что нужно Торсену для проведения аукциона и оформления его результатов. А потом забота о доме и хозяйстве переходила уже новому хозяину. Ну, что же — три дня это было лучше, чем ничего.

Почти все законники, о которых я сумела узнать на следующий день, были почтенными мужчинами с многолетней юридической практикой, и их услуги стоили весьма недешево — от трех серебряных монет. А заплатить такую сумму за разовую консультацию я никак не могла себе позволить. Тем более, что никаких особых надежд я с этой консультацией не связывала.

Наверняка здесь, в Терезии тоже процветала коррупция. И если так, то правым окажется тот, у кого больше прав. Или больше денег, что, в принципе, почти одно и то же. Торсен не стал бы действовать так нагло, если бы не был уверен в том, что я не сумею опротестовать решение суда. А если так, то и тратить деньги на адвоката было неразумно.

Но мадам Ларкинс (которая очень обрадовалась, что мы стали ее соседями) посоветовала мне обратиться к стряпчему месье Шекли, контора которого находилась на окраине города. Он еще только начинал свой профессиональный путь и пока брал за свои услуги совсем немного.

Месье Шекли оказался худощавым молодым человеком с копной непокорных рыжих волос и россыпью веснушек на лице. Внешне он был совсем не похож на законника и, кажется, сам прекрасно это осознавал. Я подумала, что при такой не серьезной внешности ему будет непросто обзавестись широким кругом солидных клиентов. Но пока это было мне на руку — за консультацию он запросил всего одну серебряную монету.

По моей просьбе он сходил в суд и ознакомился с тем решением, которое было вынесено по моему делу. И когда мы встретились с ним снова, он меня огорчил.

— К сожалению, мадемуазель Бриан, опротестовать решение суда вам будет сложно. Месье Торсеном была предъявлена расписка вашей матушки, срок уплаты долга по которой давно истек. К тому же господин ювелир заявил, что он обращался и лично к вам, но не получил даже части той суммы, на которую он претендовал.

— Да, он приезжал ко мне, — подтвердила я. — Но вы же понимаете, что речь идет о слишком большой сумме, и у меня не было возможности ее собрать. Я попросила его о рассрочке, и он обещал подумать. Когда же я приехала в Гран-Лавье, чтобы вернуть часть долга, месье Торсен не пожелал со мной встретиться. Думаю, тогда он уже принял решение обратиться в суд. И я отнюдь не оспариваю его права на эти деньги! Я согласна их ему заплатить. Но не сразу, а частями.

Месье Шекли сдержанно улыбнулся:

— Он вовсе не обязан был соглашаться на рассрочку. Он мог пойти вам на уступку, но исключительно по доброй воле.

— Но разве меня не должны были пригласить в суд на слушание дела? — я попыталась зайти с другой стороны.

Тут стряпчий кивнул.

— Должны были. Но это бы ничего не изменило, мадемуазель.

— Допустим, — согласилась я. — Но объясните мне, что будет, если сейчас месье Торсен продаст мой дом на аукционе за сумму, которая будет больше, чем двадцать золотых? Должен ли он будет отдать мне разницу в цене? Ведь я, а вернее, моя матушка была должна ему только двадцать. Разве это не должно было быть прописано в решении суда?

— Вы рассуждаете совершенно правильно, мадемуазель. Но в этом случае всё несколько сложнее. Дело в том, что в суд были представлены результаты оценки принадлежавшего вам имущества.

— И оно было оценено всего лишь в двадцать золотых монет? — догадалась я. А когда мой собеседник снова кивнул, я воскликнула: — Но как кто-то мог провести такую оценку? Разве для этого не требуется осмотреть это имущество, составить его опись? А между тем, к нам никто не приезжал.

Месье Шекли вздохнул.

— Может быть, оценщик приезжал, когда вас не было дома. Достаточно было оценить дом и хозяйственные постройки снаружи, а стоимость того, что находится внутри можно было признать очевидно незначительной.

— Вот как? — изумилась я. — Но что же будет, если на аукционе месье Торсен получит за наш дом двадцать пять или тридцать пять золотых? Разве это не будет означать, что первоначальная оценка была ошибочной?

— Никак нет, мадемуазель, — расстроил меня стряпчий. — Он всегда сможет сказать, что за то время, что имущество находилось в его собственности, он внёс в него явные улучшения.

— За три дня? — усмехнулась я.

— Я понимаю ваш скептицизм, мадемуазель, — согласился он, — но срок владения в данном случае не будет иметь решающего значения. Он может заявить, что имущество выросло в цене потому, что именно он стал его хозяином. Так сказать, доплата за его репутацию. Но если покупатель заплатит на аукционе гораздо больше двадцати золотых, то на вашем месте я бы обратился в суд и потребовал признать первоначальную оценку ничтожной. Дом вам это не вернет, но, возможно, вам достанется хоть какая-то сумма от его продажи.

— А если я всё-таки подам протест на решение суда в целом?

— Вы проиграете, мадемуазель, — без тени сомнения заявил стряпчий, — и только зря потратите деньги на уплату пошлины.

Из конторы месье Шекли я вышла в расстроенных чувствах. Даже если мне удастся отсудить какую-то сумму от продажи имущества на аукционе, это не вернет нам дом.

Был у меня и еще один повод для беспокойства. Кип уехал на место то ли старой, то ли новой работы еще накануне вечером, а сегодня утром Рут ездила к нему и вернулась еще больше разозленной. Оказалось, что на те дни, что оставались до аукциона, ювелир сам перебрался в дом со своей старой служанкой. Похоже, он ожидал провокаций с нашей стороны и собирался проявить бдительность. А значит, о том, чтобы попытаться тайком выкопать хотя бы часть картошки, не могло быть и речи. Да и, пожалуй, собирать ее урожай было еще рано

Но я должна была предпринять хоть что-то! И я решила начать с посещения аукциона. Купить свой дом я не смогу, но я хотя бы узнаю, за сколько купит его кто-то другой. И если сумма сделки окажется сильно больше начальной цены, то я надеялась, что это даст мне возможность всё-таки опротестовать первоначальное решение суда, пусть даже месье Шекли в этом и не был уверен.