«Чудесный дом» оказался столь же неприглядным изнутри, как и снаружи. На подоконниках, на старой мебели и на полу лежал толстый слой пыли. А окна были так грязны, что даже днем в помещении было темно.

Зал, где прежде обслуживались покупатели, был просторным, а вот все остальные комнатки и подсобные помещения казались просто крохотными, и в некоторых из них вовсе не было окон. Но в нашем положении излишняя разборчивость была ни к чему, а потому ни Дженнингсы, ни малышка Армель не высказали ни слова недовольства.

Свои вещи мы предпочли пока оставить в экипаже. Рут быстро отыскала деревянные ведра и отправила Кипа к колодцу за водой. А вот в качестве ветоши здесь можно было использовать любую ткань — хоть старые полотенца, хоть висевшие на окнах шторы, хоть потемневшее от времени постельное белье.

— Вы бы, мадемуазель, посидели пока в экипаже, — посоветовала мне Рут, — а то прогулялись бы куда-нибудь, пока мы тут приберемся. Негоже вам пыль глотать.

Но я понимала, что вчетвером мы куда быстрей наведем тут порядок, а потому, не слушая ее возражений, тоже взялась за тряпку.

Торговый зал с огромными витринами был нам пока без надобности, и в первую очередь мы принялись за комнаты, в которых нам предстояло спать. Одну из них — самую маленькую и без окна — Рут сразу определила брату, другую, в которой было крохотное окошко чуть не под самым потолком, оставила для себя. А самую светлую и просторную, с окном и широкой деревянной кроватью, должны были занять мы с Армель.

Я стала мыть окно, а девочку попросила смести пыль со стола, кровати и единственного стула, что тут был. Но она за то время, что я натирала рамы с улицы, успела не только выполнить это задание, но еще и подмести полы. Правда, пыли в воздух она подняла немало, но она так старалась, что я не могла ее не похвалить.

Потом мы вдвоем обтерли всю мебель уже влажными тряпками, попросив Кипа вынести во двор старые, набитые сеном матрасы. Сено в них уже превратилось в труху, и спать на таких матрасах было уже нельзя. Рут сказала, что сами матрасы использовать еще вполне можно, нужно только выстирать их и набить свежим сеном.

— Я уже выгребла из печки в кухне золу, завязала ее в обрывок старого мешка и опустила в таз с водой, — делилась она своими успехами. — В этой воде я и постираю сейчас всё белье, что мы сочтем пригодным. День сегодня солнечный, и оно быстро высохнет во дворе. А вот сено придется купить.

Тут она вздохнула, и я прекрасно поняла почему. Прежде свежего сена у нас было сколько угодно, и нам и в голову не пришло бы за него платить. Но сейчас выбирать не приходилось, и она отправила Кипа в одно из городских предместий, где он за один медяк сторговал целый воз сена. Еще одну медную монету пришлось заплатить за доставку этого сена на улицу Оружейников.

Рут занялась стиркой, и скоро все веревки на заднем дворе оказались завешаны совсем не новым, довольно темным, но уже чистым бельем. Да, шторам, полотенцам и скатертям нельзя было вернуть первоначальный вид, но мы всё еще могли их использовать.

Мы с Армель в это время принялись за большую кухню — помимо окна, мебели и пола, там требовалось отчистить еще и кухонную утварь. Часть посуды мы пока отставили в сторону — огромные чугунки, сковороды и кастрюли нам были пока ни к чему. В стоявшем у окна буфете мы нашли красивый чайный сервиз, который, наверно, использовался для подачи чая посетителям. Он был из тонкого фарфора и расписан яркими цветами, а потому сразу поднял мне настроение.

К вечеру белье действительно высохло, и когда нам привезли сено, мы быстро соорудили себе матрасы и подушки. Окна в дом целый день стояли распахнутыми, прежний затхлый воздух уже выветрился, и комнаты наполнились ароматом сухих трав.

Мы поужинали остатками пирога и запили его простой водой. На то, чтобы затопить печь и заварить чай, у нас уже не было сил.

Рут предложила разместить Армель у себя в комнате, но я с этим не согласилась — моя кровать была гораздо шире, и мы прекрасно разместились на ней вдвоем. И я заснула почти сразу же, как только оказалась в постели. И в эту ночь мне снились на удивление светлые сны.

У нас была крыша над головой, и пусть я не собиралась отказываться от борьбы за матушкин дом, сейчас нам следовало сделать передышку. А вот потом, месье Торсен, готовьтесь к бою! И первым, что я собиралась от него получить, была картошка, ценность которой он наверняка еще не осознавал.

На следующее утро мы привели в порядок всю кухонную утварь, и теперь кастрюли и ковшики блестели в солнечных лучах своими пузатыми медными боками.

Потом Рут отправилась во дворец герцога Марлоу — чтобы продать тот сыр, что мы прихватили с собою из дома. А на обратном пути она зашла на рынок и купила самых необходимых продуктов — крупы, муки, молока, яиц. Выкладывала она их на стол со слезами на глазах. И я прекрасно ее понимала — сейчас нам приходилось покупать то, чего прежде у самих было в достатке.

— Подоил ли кто-нибудь наших коровушек? — спросила она.

Этот вопрос волновал и меня. Сам Торсен вряд ли променяет дом в центре города на жилище в глухом лесу. И среди его слуг наверняка нет никого, кто умел бы обряжаться со скотиной и ухаживать за огородом. И что же он будет делать с нашим имуществом?

Он сказал нам про аукцион. Но даже если он в самом деле намерен продать наш дом, то на это потребуется какое-то время. А куры, овцы и коровы требуют заботы каждый день.

Во входную дверь кто-то постучал, и я вышла на крыльцо. Это был разносчик газет, который оставил для месье Краузе экземпляр «Новостей Гран-Лавье» — четырехполосной городской еженедельной газеты. А поскольку хозяина не было дома (он ушел в церковь на службу), я посчитала возможным ознакомиться с местными новостями.

Вся первая полоса была посвящена приезду в город герцога Марлоу. Подробно описывалось, в каком наряде он въехал в Гран-Лавье, и кто из дворян его сопровождает. На второй полосе были краткие отчеты о наиболее значимых городских мероприятиях, но все они так или иначе тоже были связаны с его светлость. Он посетил ярмарку на Рыночной площади, именины супруги барона Фрегаса, а также встретился с главой городской управы.

Третья полоса отводилась новостям, которые поступили из столицы. Но их я пока предпочла пропустить. А вот четвертая целиком состояла из всевозможных объявлений.

Здесь были объявления о продаже или сдаче внаем жилья, о продаже скота и прочих товаров и услуг. Мадам Ларкинс, например, зазывала дам и барышень за «элегантными платьями самых модных столичных фасонов». Всё это было так похоже на наши современные газеты, что я улыбнулась.

Но только два объявления заинтересовали меня по-настоящему. И оба они были связаны с Торсеном. В одном из них он извещал о том, что через два дня в Большом зале городской управы состоится аукцион по продаже «загородного дома с приусадебным хозяйством». Начальная цена была заявлена в размере двадцати золотых монет.

То, что он продавал дом именно на аукционе скорее обрадовало, чем огорчило меня. Конечно, сами мы не могли принять в нём участие — у нас на руках была только пятая часть нужной суммы. Но зато мы хотя бы будем знать, за сколько купил наше имущество новый хозяин.

Я не была знакома с законами Терезии, но наверняка в них должно быть что-то, что связано с продажей имущества должника. Что будет, если Торсен продаст наш дом за двадцать пять, а то и за пятьдесят золотых? Ведь мы были должны ему всего двадцать. Обязан ли он будет отдать нам те дополнительные монеты, что он получит? Для того, чтобы ответить на эти вопросы, я должна найти какого-нибудь опытного законника. И я собиралась заняться этим в ближайшее время.

Второе объявление тоже было размещено ювелиром. В нём он искал работников, умеющих обращаться со скотиной, и готовых наняться на работу опять же «в загородном доме».

Интересно, когда он успел их разместить? Накануне вечером? Или даже заранее, если был уверен в том, что мы не сможем опротестовать решение суда.