— Месье Краузе, здравствуйте! Могу я с вами поговорить?

Он окинул меня хмурым взглядом.

— Не имею чести знать вас, сударыня. И не имею желания с вами разговаривать.

Он чуть наклонил голову и снова стал притворять дверь.

— Прошу вас, месье! Всего несколько минут!

— Найдите себе более молодого и приятного собеседника, мадемуазель, — посоветовал он.

— Но мне нужны вы! — заявила я. — Вернее — ваш дом!

Он впервые за всё время нашего разговора посмотрел на меня чуть внимательнее.

— Мой дом? — переспросил он. — Вы хотите его купить? Но он не продается.

— Я знаю, месье. И даже если бы он продавался, у меня всё равно нет денег, чтобы его купить.

— Тогда что же вам угодно? — удивился он.

— Я хотела бы снять у вас первый этаж, — выпалила я.

Он хмыкнул:

— Разве вы не заметили, мадемуазель, что я предпочитаю вести весьма уединенный образ жизни? И посторонние в моем доме мне совершенно ни к чему. Поверьте, вы не первый человек, который делает мне такое предложение. Но вы получите тот же самый ответ — нет!

— Но мне доподлинно известно, сударь, что городская управа вот-вот оштрафует вас за то, что фасад вашего дома не обновлялся уже много лет. А если вы не сможете заплатить штраф, то вас просто выселят отсюда. Неужели вы не боитесь лишиться дома, которым так дорожите?

Он заметно помрачнел, но решения не переменил.

— А вот это уже не ваше дело, мадемуазель! — и снова взялся за ручку двери.

— Меня и мою семью выселили из дома сегодня утром, — сказала я. — Судебный дознаватель дал нам двадцать четыре часа на то, чтобы мы забрали свои вещи.

Дверь, которую он уже почти закрыл, снова распахнулась.

— За что же было вынесено столь суровое решение? — всё-таки полюбопытствовал он.

— Я не смогла расплатиться по долгам покойной матушки. И теперь нам негде жить. И я подумала — а почему бы нам с вами не помочь друг другу? Вы сдадите нам первый этаж, а мы приведем его в порядок. И мои слуги, и я сама очень трудолюбивы. Я слышала, что когда-то у вас была чайная. Может быть, мы сумели бы вместе ее возродить?

Мне показалось, что на мгновение в его взгляде мелькнул интерес. Но лишь на мгновение, потому что уже через пару секунд он покачал головой.

— Прошлого не вернуть, мадемуазель. Того, что было, никогда уже не будет. Поэтому прошу простить меня, но я ничем не смогу вам помочь.

Я едва не расплакалась от досады. С чем я вернусь к Рут и Кипу? И где мы проведем эту ночь? Конечно, можно снять комнату в той же таверне, но на сколько нам хватит тех денег, что у нас оставались? На неделю? На две

— Если из-за вашего упрямства, месье, вас выселят из этого дома, и он перейдет в чужие руки, то кто знает, что здесь сделают новые хозяева. Возможно, тут откроют мясную лавку или магазин зеленщика.

Он вздрогнул от моих слов. Мне показалось это хорошим знаком.

— Мы выкрасим фасад здания в тот же цвет, который он имел при жизни вашей супруги! — сделала я еще одну попытку.

Он усмехнулся:

— Тогда он был фиалковым, мадемуазель! Жаннет считала, что именно такой цвет особенно подходит для чайной.

— Значит, он снова будет фиалковым! — воскликнула я. — У нас есть немного денег — их хватит на краску. А глину и песок, чтобы оштукатурить стены, мы привезем из-за города.

— Сколько человек в вашей семье, мадемуазель? — спросил он. — Учтите — я не люблю шум, и если вы станете мне докучать…

— Не станем! — заверила его я. — Помимо меня, еще двое слуг и маленькая, очень тихая и скромная девочка.

Он снова нахмурился:

— Дети не бывают тихими, сударыня. И слуги… Вы и их считаете своей семьей?

Я улыбнулась:

— У меня нет другой семьи, сударь.

— Почти все жилые помещения — на втором этаже, на который я вас не пущу. А на первом — большая кухня, торговый зал, подсобные помещения и всего три маленькие комнаты, в которых раньше жила прислуга.

— Нам будет этого достаточно, сударь! — сказала я, боясь поверить в то, что всё-таки смогла его уговорить.

— И первый этаж давно не убирался, — предупредил он. — Я не мог позволить себе держать слуг, а сам уже слишком стар, чтобы управляться с таким хозяйством.

— Ничего страшного, сударь! Мы не чураемся грязной работы. Можем ли мы заселиться прямо сегодня?

Он тяжко вздохнул, должно быть, уже пожалев о своем решении, но кивнул.

— Как вам будет угодно, мадемуазель. Я не стану закрывать входную дверь. Ветошь и ведра вы найдете в чулане. Колодец — на заднем дворе. Посуда есть на кухне. А всем остальным вам придется обзавестись самим.

Наверно, если бы я не боялась его напугать, я бы его расцеловала. Но пока я решила воздержаться от такого проявления чувств и просто поблагодарила его за такую доброту. А потом бегом бросилась к Каштановому бульвару, совершенно не думая о том, что такое поведение не подобает приличной барышне.

Я налетела на него, когда уже выбегала на Каштановый бульвар. Конечно, вина была моя — он-то шел по самому бульвару, а я двигалась по узенькому переулку Ткачей. Но когда я уткнулась в его плечо, то решила, что лучшая защита — нападение.

— Вы перегородили мне дорогу сударь! — возмутилась я, торопливо делая шаг назад.

Это снова был он — один из друзей герцога Марлоу, всегда хмурый господин, имени которого я до сих пор не знала. На сей раз он был не на лошади. И к моему удивлению, он почти изволил улыбнуться.

— Мадемуазель ведьма? Я полагал, что представительницы вашей профессии предпочитают перемещаться с помощью мётел.

— Это не слишком удачная шутка, сударь! — я почувствовала, что краснею, и от этого рассердилась еще больше. — Между прочим, из-за того, что я оказала помощь вашему другу, меня и мою служанку обвинили в магической практике без специального разрешения. Вот уж правду говорят — не делай добра, не получишь зла. Я не знаю, кто из вас — вы или он — оказались слишком болтливы, но…

— В магической практике? — его усмешка показалась мне пренебрежительной. — Никогда не думал, что сушеная трава подорожника имеет хоть какое-то отношение к магии.

На мгновение я растерялась. Откуда он узнал про подорожник? Я была уверена, что аристократы не способны отличить одну траву от другой, тем более в сушеном виде.

— О, сударь, если вы знаете, что это был всего лишь подорожник, то, надеюсь, вы не откажетесь засвидетельствовать это в суде? — я посмотрела на него с такой надеждой, что он смутился.

Такой важный свидетель сможет убедить даже самого враждебно настроенного судью — если вдруг Торсен всё-таки решит обвинить нас в нарушении закона.

— Я не откажусь, мадемуазель, — после некоторого раздумья кивнул он, — но только в том случае, если в это время я еще не уеду из Гран-Лавье. Потому что, боюсь, мой приезд на судебное заседание из столицы обойдется вам слишком дорого. А до тех пор вы сможете найти меня в доме герцога Марлоу.

— Благодарю вас, сударь! — важно сказала я. — А теперь позвольте узнать ваше имя. Должна же я знать, кого мне следует спросить в доме его светлости.

Он чуть поклонился:

— Граф Кэррингтон к вашим услугам. А теперь, надеюсь, вы позволите мне продолжить путь?

Только тут я осознала, что стою у него на дороге. Я отступила в сторону, и он пошел дальше по булыжной мостовой. Я же несколько раз повторила про себя его фамилию, чтобы ненароком ее не забыть. Ну, что же, господин ювелир, вы еще пожалеете, что связались с нами!

Когда я подошла к нашему экипажу, Рут и Армель спали, утомленные волнениями и полуденной жарой. А вот Кип бодрствовал, и я сказала ему, что нам нужно подъехать к дому месье Краузе, что стоит на улице Белошвеек, но не с этой самой улицы, а с задней стороны. Несмотря на мои довольно путанные объяснения, Кип всё понял, и уже через четверть часа наша карета остановилась на заднем дворе бышей чайной.

Самого месье Краузе нигде не было видно, но дверь в дом, как он и обещал, была открыта. К этому времени Рут и девочка уже проснулись, и я рассказала им, что мне удалось снять первый этаж в этом чудесном доме за сущие медяки, а потому нам всем нужно быть благодарными его хозяину и постараться сильно его не беспокоить.