Отвечая на два предыдущих вопроса, я вынужденно качала головой. Ничего такого я не умела. Но услышав третий вопрос, я поспешила ответить:

— Это ментальная магия, профессор!

Но это заявление только еще больше рассердило его.

— Ментальная магия?

Должно быть, у него были проблемы со слухом, раз он повторял каждый мой вопрос. Но пожалеть себя он мне возможности не дал.

— Для чего вам нужна ментальная магия, мадемуазель? Не для того ли, чтобы читать мысли своих кавалеров? А может быть для того, чтобы заставить одного из них повести вас под венец?

Такие предположения показались мне оскорбительными, и я собиралась сказать ему об этом. Но он не захотел меня слушать.

— Женщинам вообще не следует изучать магию! — заявил он. — И если бы его величество поинтересовался моим мнением, то я бы сказал ему, что этот запрет следует прописать в Магическом кодексе Терезии! Да-да, именно так!

— В таком случае, сударь, хорошо, что его величество вашего мнения не спросил, — я не смогла удержаться от колкости.

Но кажется, это было ошибкой, потому что прежде, чем я успела сказать что-то еще, дверь всё-таки захлопнулась, едва не стукнув меня по носу. Я едва не задохнулась от возмущения, но изливать его мне было уже не на кого.

Так я и спустилась с крыльца с крепко сжатыми кулаками. Если так же по-хамски профессор Лурье вел себя и в академии, то было не удивительно, что его оттуда прогнали.

Ну, ничего, я приду к нему снова. Рут говорила, что матушка часто ездила в город и в одиночку. Так почему бы так же не поступать и мне? Только сначала следует скопить хотя бы немного денег.

Вопрос о деньгах напомнил мне еще об одной встрече, которая была у меня намечена на этот день. И я побрела по улице Белошвеек в обратном направлении. На сей раз меня интересовало ателье «Модные наряды от мадам Ларкинс».

Рут не знала фамилии модистки, что шила наряды для Констанции, но я подумала, что в таком небольшом городке вряд ли могло быть несколько модных ателье. Тем более, что витрина этого выглядела очень привлекательно. А моя матушка, кажется, привыкла выбирать самое лучшее.

Меня встретила девушка-швея, но как только я назвала свое имя, то была немедленно препровождена к хозяйке ателье.

— Вы дочь Констанции Бриан? — спросила меня женщина средних лет с высокой замысловатой прической. — Вы приехали заказать наряды

Она внимательно посмотрела на меня и, несомненно, узнала матушкино платье. И прежде, чем я ответила на ее вопрос, она сказала:

— Если так, мадемуазель, то прошу вас меня простить, но я вынуждена буду вам отказать. До тех пор, пока вы не расплатитесь по долгам мадам Бриан, о новых платьях не может быть и речи.

Я фыркнула:

— Речь вовсе не идет о новых платьях, мадам. Напротив, я приехала к вам, чтобы предложить вам взять в уплату долга те платья, что вы недавно шили для моей матери. Некоторые из них она даже ни разу не надевала. Думаю, вы сумеете их продать.

Она думала над этим предложением не меньше пяти минут — должно быть, вспоминала сшитые для матушки наряды. Потом кивнула:

— Возможно, я и сумею что-то продать. Но вы же понимаете, что я не смогу выкупить их у вас по той же цене, по которой продавала. Носила их мадам Бриан или нет, но они уже не совсем новые.

Я и не ждала, что она предложит мне за них хорошую цену. Тем более, что я понятия не имела, во сколько они обошлись моей матери.

— За те платья, что я шила ей в этом сезоне, я могу предложить вам по три серебряных монеты. А за те, что были сшиты раньше, не больше, чем по одной.

— Вы шутите, сударыня? — возмутилась я. — У вас в витрине выставлены платья, и цены на них начинаются с пяти серебряных монет. Но эти платья слишком простые и не идут ни в какое сравнение с теми, что заказывала моя мать.

Мадам Ларкинс нахмурилась, явно недовольная таким поворотом разговора.

— У них, мадемуазель, есть одно несомненное преимущество — они новые, — отчеканила она ледяным тоном. — И мода меняется каждый сезон.

Должно быть, она решила воспользоваться моей молодостью и неопытностью. Но торговаться я умела.

— Моя мать часто ездила в Терренвиль, — напомнила я, — и была прекрасно знакома со столичной модой, веяния которой наверняка доходят до Гран-Лавье с большим опозданием. Уверена, что эти наряды ничуть не устарели, и городские модницы с удовольствием купят их по привлекательной цене. Думаю, я и сама смогу продать их завтра на ярмарке. Тем более, что, как я слышала, в город приехал герцог Марлоу, что найти тут себе невесту. А вместе с ним в город из столицы прибыли и еще несколько кавалеров. Так что местные незамужние барышни наверняка уже озабочены поисками бальных туалетов. Как только я продам все платья, я уплачу вам долг.

Я развернулась и направилась к выходу.

— Мадемуазель Бриан! Подождите! — быстро окликнула меня хозяйка. — Зачем вам, благородной барышне, заниматься этим самой? Да и разве на простой ярмарке бывают покупательницы, которые могут оценить такие наряды? Так и быть, я заплачу вам за новые платья по пять серебряных монет, а за старые — по три. Но ни монетой больше. Возможно, даже при такой цене мне придется продавать их себе в убыток. И я делаю это только потому, что понимаю, в каком положении вы оказались. Только мне ваша матушка была должна целых десять золотых, а ведь наверняка она одалживала что-то и в других местах.

Теперь я знала сумму матушкиного долга перед модисткой. И вечером, вернувшись домой, уже можно было заняться подсчетом наших активов и пассивов.

— По семь монет за новые платья и по пять за старые, — сказала я.

Она вздохнула:

— Хорошо, мадемуазель. Только из уважения к вам. Но постарайтесь привезти платья как можно быстрее, пока местные модницы не обзавелись другими нарядами.

Она снизошла до того, что проводила меня до крыльца.

День уже клонился к вечеру, и шедший по улице Белошвеек фонарщик зажигал фонари. Мне пора было возвращаться на Рыночную площадь. Должно быть, Рут и Ким меня уже потеряли.

Но мой взгляд остановился на доме, что располагался почти напротив модного салона. Это был небольшой двухэтажный дом с большой витриной на первом этаже. Должно быть, когда-то он был очень красив, но сейчас сохранил лишь остатки былого великолепия. Тонкие, будто кружева, наличники на окнах, витые столбики на балконе и флюгер в виде диковинного зверя. Краска на фасаде давно облупилась, а стекло в витрине было темным от пыли и грязи. Он так резко диссонировал со всей остальной обстановкой на этой улице, что я удивилась:

— В нём никто не живет, мадам? Почему же никто не выкупит его и не откроет тут какое-нибудь заведение? Мне кажется, здесь очень бойкое место.

— Когда-то здесь была милая чайная, — сказала мадам Ларкинс. — Ее держал хозяин этого дома месье Краузе. Но с тех пор, как его супруга умерла, он отошел от дел. Ему не раз предлагали продать этот дом или хотя бы первый его этаж, но он и слышать об этом не хочет.

Я побрела в сторону Рыночной площади, но дом номер семнадцать по улице Белошвеек всё никак не выходил у меня из головы. Как здорово было бы снова открыть там чайную! У мадам Ларкинс бывает много посетительниц, а примерки занимают много времени и сильно утомляют модниц. Разве не захочется им после посещения модного ателье выпить чашечку ароматного чая?

А когда я ходила с Кипом за медом, я заметила, что в лесу росло много полезных трав — мята, чабрец, шалфей. Из них можно было бы собрать такое восхитительное сочетание! А в находившейся рядом булочной можно было бы закупать вкусные пирожные.

Моя фантазия разыгралась, и я вынуждена была себя одернуть. У нас не было денег даже на то, чтобы рассчитаться с долгами. Мне нечего было бы предложить месье Краузе, даже если бы он был согласен продать свой дом.

— Ох, мадемуазель, а я уж собиралась отправлять Кипа вас искать! — Рут всплеснула руками. — Надеюсь, вы хотя бы пообедали?