Грохотнул гром, толкая его действовать – один раз, дважды; причина и следствие; поступок и месть.

Он сунул кончик своего ржавого кинжала в рот Геллена, задержал его над языком. От продолжающихся раскатов грома дрожала крыша.

Рука Растена тряслась.

Только слабые люди… только слабые люди…

Раскаты грома становились сильнее. Но он всё ещё мешкал.

Слюна потекла из уголков дёргающегося рта гильдмастера. Его глаза закатились. Растен подумал о Соломоне, о силе, которую старик показывал при помощи своей любви, а не насилия.

Внутри Растена что-то сломалось. Гнев хлынул из него потоком. Он убрал кинжал изо рта Геллена. Его рука с кинжалом безвольно повисла. Что он творит? Геллен обмяк на стуле перед ним, покрытый кровью, слюной, потом и фекалиями. Гильдмастер был совершенно сломан, но Растен не ощущал удовлетворения. Он не испытывал к Геллену ничего, кроме жалостливого презрения. Ненависть, которая казалась ему неисчерпаемой, испарилась как роса на солнце. Геллен был… жалок, и только. Растену пришлось убивать, чтобы это понять.

Зловеще ударил гром. Он казался нетерпеливым. Или разочарованным.

Месть пуста.

Растен вспомнил старика и улыбнулся. Эта была его первая искренняя улыбка за много дней.

Он снял деревянный диск с шеи и бросил его под ноги Геллену. Охваченный вдохновением, он открыл ставни, подошёл к двери, открыл её, высунул в коридор голову и нарушил свой обет.

- Пгитее! На Гел-ик-лана напха-али! – крикнул он. В коридоре немедленно застучали шаги. Может, они и не различили, что Растен крикнул: «Помогите, на Геллана напали!», но сразу поняли, что что-то идёт не так.

Пускай увидят, как их могучий гильдмастер превратился в измазанного дерьмом сопляка.

После этого он пересёк комнату и вылез из окна, за считанные секунды до прибытия орущих Капюшонов.

Он спокойно выскочил на улицу и бросился прочь, в сторону храма – к Соломону. Небо наконец замолчало, как капризный ребёнок, надувшийся от обиды. Растен опять улыбнулся. Бушует гроза, подумал он, но небо наконец прояснилось.

Спонсор перевода – VyachyNOS