После литургии в старом деревянном храме была устроена обильная трапеза с обычной деревенской простотой, не лишённой, однако, своей «изюминки». Ею оказался десерт «муравейник». Действительно, этот больших размеров сладкий пирог из тонкой соломки очень напоминал муравейник. Владыка не скрывал своего восхищения остроумной изобретательностью деревенской стряпухи и, с напускной серьёзностью заметив, что разорять муравейник нехорошо, а вот съесть его – это мужественный поступок, первым отправил довольно приличный кусок «муравейника» себе на тарелку. Его примеру немедленно последовали все любители сладкого, и скоро от «муравейника» остались одни только приятные воспоминания.

Но если от многих вещей в нашей жизни остаются только приятные воспоминания, то от общения с теми замечательными пастырями и архипастырями, которые существенно повлияли на наши взгляды и нашу жизнь в целом, у нас, кроме приятных воспоминаний, остаётся огромная благодарность, которая с годами только увеличивается. Именно такое огромное чувство благодарности, соединённое со многими приятными для меня воспоминаниями, я всегда испытываю по отношению к Святейшему Патриарху Алексию Второму.

Замечательно то, что Патриарх Алексий, восходя к непостижимо высокому и столь же непостижимо трудному патриаршему служению, прошёл поприще служения приходского священника и епархиального епископа. Мы, священники, которые служили под его началом в Таллинской епархии, видели и чувствовали, что митрополит Алексий знает на собственном опыте, каково служить на большом или малом приходе и какие «подводные камни» встречаются у священника на пути его служения, особенно в самом начале этого пути.

Так, когда митрополит Алексий назначил меня в таллинскую Никольскую церковь, я, как теперь понимаю, часто и даже слишком часто злоупотреблял его добрым ко мне расположением, обращаясь к нему и по самым разным вопросам приходской жизни, и по вопросам личного характера. И, надо сказать, ни разу владыка Алексий не дал мне почувствовать, что устал от моих расспросов.

Однажды мы с матушкой пришли к митрополиту Алексию после первых двух или трёх месяцев моего служения на приходе с желанием рассказать о тех трудностях, которых, как нам казалось, нельзя было преодолеть без помощи митрополита.

Выслушав нас с благожелательной улыбкой, владыка, вопреки нашим ожиданиям получить совет, в серьёзном архипастырском тоне рассказал нам притчу «Про козу». Ту самую притчу, которую многочисленные рассказчики притчи по соображениям личной симпатии к её героям перетолковывают каждый на свой лад, но смысл этой притчи неизменно сводится к тому, что, если вам когда-нибудь покажется, что жизнь невыносима, купите… козу, а когда намаетесь с ней – продайте, и вы поймёте, что жить всё-таки стоит. Выслушав эту остроумную и поучительную притчу, мы все трое рассмеялись. Поскольку в отличие от героев притчи, живущих в ужасных условиях, жить нам было пока негде, то был повод задуматься, что лучше: не иметь никакого жилья или иметь жильё с невыносимыми условиями. После того, как митрополит Алексий рассказал нам эту притчу, он всё же дал нам несколько дельных советов. Вопрос только в том, всеми ли его советами я тогда воспользовался. Почему этот вопрос для меня важен? – Да потому, что мало-помалу в те годы я стал подмечать, что архипастырские советы и благословения идут на пользу всем, кто под его началом, а их самостоятельные решения без его совета часто вредят и усложняют им жизнь. В подтверждение этого моего наблюдения расскажу поучительную, на мой взгляд, историю.

Было это в начале 1980-х. Приезжаю как-то Великим постом в Ригу, в женский монастырь, и там встречаю знакомого мне архимандрита. Он в то время был духовником этой женской обители, но служил не в Риге, а в каком-то небольшом городке и приезжал в обитель время от времени, неся своё послушание духовника сестёр монастыря. Меня подселили к нему в келию, и, таким образом, после вечерней службы у нас оставалось немного времени поговорить перед сном. Я знал, что этот архимандрит некоторое время служил в Риге в кафедральном соборе, привлекал к себе много молодёжи и был почитаем всеми верующими людьми, и казалось, он был на своём месте, поэтому для меня стало неприятной новостью, что он теперь служит где-то вдалеке от Риги. В ходе разговора я осторожно спросил, почему случилось, что он служит теперь не в Риге. Не посвящая меня в подробности, архимандрит ответил, что таково было решение митрополита Леонида, в те годы главы Рижской епархии. Немного помолчав, он сказал мне, что вполне доволен своим новым приходом, и дружеским тоном добавил, что давно заприметил: с тех пор, как он добровольно поступил в распоряжение митрополита, промысел Божий руководит им через митрополита как своего духовного отца, поэтому всё устраивается для него без каких-либо особых искушений. По его интонации я почувствовал, что он хочет в этой связи рассказать мне что-то важное, и, боясь помешать ему, замолчал и приготовился слушать.

«Был у нас в епархии, – начал неспешно архимандрит, – всеми уважаемый священник. Долгое время он служил в Риге и был окружён многочисленными духовными детьми, которые, считая его человеком молитвенным и заботясь о его и своём духовном благополучии, стали его просить перебраться из шумной и суетной Риги в небольшой приход под Ригой – идеальное место, как им думалось, для души, сдружившейся с молитвой. Какое-то время их пастырь отмахивался от этих предложений паствы, но в конце концов поддался на уговоры и стал просить своего владыку перевести его в тот небольшой загородный приход. За одним архипастырским отказом следовал другой, но наконец терпение последнего лопнуло, и почитаемый пастырь поехал на маленький уединённый приход под Ригой, дабы спастись самому и привести ко спасению своих чад, что так мечтали об этом чудном приходе. Но не заладилось у этого многоопытного и почитаемого пастыря на этом приходе, он не сдружился с церковным советом прихода, и кто теперь скажет, чья была тому вина, только пришлось замечательному оному пастырю вернуться к своему владыке с поникшей головой и просить прощения, что не внял его словам и настоял на своём».

Особо тяжело переживал Патриарх Алексий вмешательство Константинопольской Церкви в жизнь приходов Эстонской Православной Церкви Московского Патриархата и переход в Константинопольскую Церковь тех священников, которых он рукополагал и с которыми у него были всегда очень тёплые отношения. Знаю, что однажды Патриарх Алексий с горечью воскликнул: «Неужели, если бы я оставался митрополитом в Эстонии, эти священники ушли бы от меня?!» В это ему было трудно поверить.

Порой мы легко соглашаемся с тем, что священники, епископы и патриархи – тоже люди, и, стало быть, и устают, а порой и недомогают, но случись нам получить от них отказ принять нас в неурочное время, мы возмущаемся и слушать не хотим о какой бы то ни было их усталости или недомогании. Как-то Лидия Константиновна, – многолетний секретарь митрополита, а затем и Патриарха Алексия, рассказала:

– Когда митрополит был управделами Патриархии, часто задерживался в кабинете допоздна: было много работы. Однажды он, также задержавшись допоздна, уже собрался уходить, и тут я захожу к нему в кабинет и говорю: «К Вам епископ такой-то». Владыка мне раздражённо: «Так ведь никого не было записано на приём». – «Да, никого, – соглашаюсь я и добавляю: – но очень просит». Владыка расстроился и, ни слова не говоря, пошёл и лёг на диван. Через пару минут захожу и спрашиваю: «Ну, что сказать епископу? Он ждёт». И к моему удивлению, вижу: владыка опять сидит за столом и бодрым голосом говорит мне: «Давайте, зовите его скорей».

И как тут не вспомнить евангельскую притчу о двух сыновьях, один из которых сказал отцу: «Иду, отец» – и не пошёл, а другой сказал: «Не пойду», но потом раскаялся и пошёл (см.: Мф. 21: 28–30). В этом преодолении себя, пожалуй, и есть вся суть духовной жизни, начиная от мирянина и кончая патриархом.