– Мама так назвала. В переводе с латинского означает преданность и верность.

При этих словах Яков Григорьевич помрачнел. Он хорошо знал, что мама оставалась верна ему, пока он не бросил нас. А вот он пытался усидеть на двух стульях.

– Она умеет говорить? – Кай кивнул подбородком на притихшую Лою.

– Конечно. Лоя, скажи что-нибудь брату.

При слове брат его заметно передернуло. Привык быть единственным папиным сыном? Что ж, думаю любви Пожарского хватит на всех.

Я вот вообще не знала, что такое отцовская любовь. Своего папу я не видела ни разу в жизни. Мама отказывалась даже имя его называть и так же, как Лое повторяла, что он козел, не заслуживающий знать о наличии у него родной дочери.

Мама была красива, но несчастна. Ее почему-то всегда бросали мужчины. Если она влюблялась, то растворялась в любимом человеке без остатка. Может в этом вся причина?

Я уже решила для себя, что какой бы большой любовь к мужчине у меня ни была, я никогда не потеряю своего собственного Я.

– Кай, а ты будешь со мной играть? – Лоя подняла на брата глаза, и Кай на несколько секунд пришел в замешательство. Он явно не ожидал увидеть такие же серо-голубые глаза, как у себя.

– Конечно, мы поиграем, – ответил он без улыбки.

Ему неприятно, что отец завел на стороне ребенка. Бесит и злит его этот факт. Но ничего с этим поделать уже нельзя. Лоя существует, и ей нужен отец. Иначе у нее дорога одна – в детский дом.

Яков Григорьевич наблюдал за общением детей с заметным удовольствием. Мне вдруг на секунду показалось, что мужчина хочет проучить своих домочадцев, и Лоя всего лишь инструмент досадить близким.

Нет… Нет… Это не так. Он очень добрый. Он не стал бы так поступать и искренне привязан к девочке. Мама не позволяла ему видеться с дочкой, и ему пришлось смириться с тем, что он больше никогда не увидит ее.

– Стелла, пойдем в мою комнату, я хочу показать тебе свою необычную коллекцию, – вдруг сказал Кай.

Ни за что! Нет, никуда я не с ним пойду. У меня мороз по коже прошел и волоски чуть-чуть приподнялись от его предложения-приказа. Коллекция – это ведь только предлог. Что ему нужно на самом деле?

Я с мольбой посмотрела на Пожарского отца, но не нашла поддержки в его лице.

– Иди, девочка, – велел он, – а я пока проведу время с дочерью наедине…

Едва дверь комнаты закрылась за спиной Кая, он тотчас же сбросил свою маску. Он прижал меня к стене и зафиксировал шею одной рукой.

От него приятно пахло, и этот запах не ассоциировался у меня с мерзавцем, который замыслил что-то нехорошее против меня.

– Почему сразу не сказала, кто ты такая? – процедил он.

– Отпусти…

– Отпущу. Когда скажешь, зачем приехала? Лишний раз напомнить моей матери о том, как отец завел себе любовницу семь лет назад?

– Мама умерла, – в глазах защипало от слез, вот-вот разревусь. Но я не хотела, чтобы Кай думал, что я давлю на жалость, используя свои артистические способности.

Просто со смерти мамы прошло не так много времени, и мне до сих пор было больно осознавать, что я больше никогда не увижу ее. Осознавать, что нас некому защитить в случае чего. Мы с Лоей одни.

– Какая жалость, сестренка, – проговорил парень с сарказмом.

– Какая я тебе сестра?

– Если никакая, то зачем осталась в нашем доме, мм? Дай угадаю: надеешься на то, что папа и тебя признает своей дочкой и озолотит? Расчёт оказался верным: он уже подыскивает тебе институт. Готов забашлять немалые деньги, чтобы тебя туда приняли. Молодцуня.

– Мне ничего не нужно от твоего отца. Я могу уйти из вашего дома в любой момент! Даже прямо сейчас!

Кай резко отпустил меня, но не перестал смотреть с ненавистью.

– Я тебе не верю, Енот. Это просто слова.

– Яков Григорьевич попросил меня остаться. Временно. Ради Лои, – потерла шею, решив не обижаться на енота. Несмотря на то, что рука Кая больше не сдавливала ее, я все равно продолжала чувствовать ее на своей коже.

– Ложь!

– Ты можешь сам спросить об этом отца, – пожала плечами.

Кай обдал меня холодом своих глаз и сказал:

– Через час будь готова. Покажу тебе город.

– Что? Но я… – моргнула ресницами растерянно.

Хотела сказать устала, но не привыкла жаловаться.

– Ты слышала, что велел папа. Он хочет, чтобы мы подружились. И мы подружимся, Енот, – Кай провел двумя пальцами по моей щеке, словно разрезая ее на две части.

– Хватит называть меня енотом! – вспыхнула я.

– Я буду называть тебя так, как хочу.

– Нам необязательно дружить и тесно общаться, – отвела глаза, не в силах выдержать сканирующий взгляд парня.

– Нет уж. Хочу знать, что за штучка поселилась в моем доме, – усмехнулся он.

– Для этого вовсе не обязательно выезжать в город. Я могу рассказать о себе за чашкой чая в столовой, если тебе это действительно интересно.

– Не интересно. Хочу знать твои планы на будущее, – Кай скрестил руки на груди.

– Я найду работу, накоплю на жилье и заберу Лою. Она не будет вам мешать.

– Наполеоновские у тебя планы, Енотик. Копить на жилье в нашем городе придется лет эдак десять, если не больше. Проще уговорить отца купить вам квартиру. Кстати, отличный вариант. Ты так не считаешь?

Кай вздёрнул бровь, ожидая моего ответа на провокационный вопрос. Если я скажу да: он заявит, что я хочу раскрутить его отца на жилье. Если отвечу нет: он будет уверен, что я нацелена на большее – прижиться в их доме, стать частью их семьи. Что хуже – неизвестно.

– Я буду благодарна Якову Григорьевичу за любую помощь, но просить его купить нам квартиру не буду.

– Скользкая ты девушка. Прям как твоя мать.

– Не трогай мою мать!

– Уу, как глазки засверкали. Защищать будешь свою непутевую мамочку? Кстати, ты в курсе, что она приезжала сюда, в наш дом?

– Я… нет… я не знала.

Мама никогда не упоминала, что ездила к Пожарскому.

– Она приходила сюда, чтобы рассказать моей матери о том, что спит с её мужем. Я хорошо помню тот день. После того как охрана выставила наглую мерзавку за ворота, матери пришлось вызывать скорую. Я всё помню, будто это случилось вчера.

– Мне жаль.

– Тебе не жаль, Енот. Ты надеялась, что твоя мать добьется развода любовника, и вы все вместе дружною толпой уедете из своей Мухосрани и поселитесь в нашем доме. Только вот вмешался дедушка, и планы твоей матери полетели коту в одно место. Неудивительно, что она в итоге плохо кончила.

– Она… Она была хорошей! – выпалила я.

Не в силах больше слушать его обличительную речь, оттолкнула Кая и вылетела из его комнаты.

– Будь готова через час, – крикнул он мне вслед.

Никуда я с ним не поеду. Не поеду… Не хочу слушать о темной стороне жизни моей мамы. Я хочу сохранить в памяти ее светлый образ, а он его разрушает. Она была гордая, она никогда бы не пошла к жене Якова Григорьевича и не стала бы говорить сопернице гадости. Я уверена…

Я отыскала нашу с Лоей комнату и переоделась в домашнюю одежду. Ходить в черной тесной юбке и белой блузке я больше не могла. Длинные темные волосы – свою гордость я убрала в высокий хвост. До сна оставалось еще много времени, и нужно чем-то себя занять.

Пойду проверю, как там сестра. Нашла ли она общий язык с отцом?

Яков Григорьевич говорил по телефону, а Лоя играла на диване с куклой. Я поцеловала малышку в лобик и спросила, как у нее дела.

– Хорошо, – ответила она. – А где Кай?

– Он в своей комнате.

– Я тоже хочу посмотреть его необычную коллекцию, – заявила Лоя, смешно оттопырив нижнюю губешку.

– Хорошо, может быть, он тебе ее покажет, – ответила с горькой улыбкой.

Если в понимании Кая демонстрация коллекции – это выражение осуждения и неприязни к нашей семье, то я бы предпочла, чтобы он никогда не показал её Лое.

Она ведь чувствует всё. И уже потихоньку привязывается к Каю. Ей безумно интересно: а каково это, иметь старшего брата?