Алья вычеркнула из внутреннего списка дел помощь пострадавшим, проверила состояние отца и собралась в гробницы. Пешком – ибо, как и покойный мастер Шьян, любила думать на ходу. До долины Теней два часа пути – через город, к Поющим гротам и подгорному проходу, через рукотворные пещеры и каменистую пустошь. А вот обратно – протокой. Мастер Эвьил назначил совещание на послеобеденное время, то есть к часу дня надо вернуться в город.
– Мам, я ушла! Не знаю, когда вернусь, так что не теряй!
– Обед с собой возьми – в «холодном» шкафу, – отозвалась мама из спальни. – Жёлтый свёрток в нижнем ящике. И воды набери. В долине Теней, сама знаешь, ничего, кроме пыли и древних камней.
– Спасибо!
На сыскной работе Алья привыкла обходиться без обедов, но здесь мама этого не допустит.
Из дома она вышла, едва рассвело – и едва солнце заискрило на снежной шапке горы Двузубой, а сизо-серое небо погасило звёзды. По тихим улицам ещё бродил прохладный и сырой сумрак, но день обещал быть солнечным, тёплым.
– Ты помнишь, что в долине Теней всегда холоднее, чем здесь? – строго спросила с балкона мама. – Шапку взяла?
Алья обернулась и подняла сумку с привязанным к длинному ремню синим шарфом.
– Да, не переживай.
Дети и в тридцать лет для родителей остаются детьми, особенно если временно проживают с ними под одной крышей.
Она помахала маме и быстро зашагала по старой тёмной брусчатке вдоль притихших чёрно-серых домов.
***
Покойный мастер Шьян был мужчиной крупным, сильным. И дар в нём не иссяк – сила (и очень много силы) бродила по крови, отчего мёртвое тело время от времени мелко подёргивалось. Прежде чем приступить к изучению ран, Алья засекла время и отметила, как часто случались судороги – каждые восемь минут. А это значит, что силы в главе Колдовского ведомства на момент смерти хватало. Он даже от молнии смог бы защититься – во всяком случае, отделался бы лёгкими ожогами.
Хотя обожгла колдуна вовсе не молния. И от этого заклятья действительно трудно защититься, если не тренироваться (как делали сыскные колдуны) долго и целенаправленно.
Проводивший опознание и изучение колдун слил в склянки три слепка. На первом – скрюченное, покрытое копотью, вздрагивающее тело. На втором – оно же, но с заклятьем опознания: оное «смыло» копоть и показало то, что находилось под ней – кожа в царапинах и крови, живого места нет. На третьем – мастер Шьян без копоти, царапин и одежды, с длинной цепочкой выколотых знаков быстрого разложения на левом предплечье.
В первую очередь Алья отметила именно знаки. И сразу вспомнила, что рассказывал о мастере Шьяне отец – глава колдовал левой рукой. Все дела делал правой, а вот колдовал только левой. Если бы он наносил на себя знаки сам, цепочка находилась бы сейчас на правой руке. Значит, не сам. Значит, кто-то очень не хотел, чтобы тело старого колдуна нашли и исследовали. Он тоже находился под сложным длительным воздействием несколько дней? Знаки уже успели зажить, им неделя, не меньше. А глава их не заметил.
И тот, кто это сделал, или не знал об особенностях мастера Шьяна (надо спросить у Дьюта, многие ли знали), или второпях забыл. Или нарочно сделал знаки на левой руке – ложным следом, чтобы никто не заподозрил близко знакомого человека. Местного.
Кто пустил слух, что глава нанёс знаки сам?
Кстати. Мастер Жьюсс написал, что старый колдун всю неделю перед смертью вёл себя странно. Вот и ответ – воздействие. Или всё то же подчиняющее проклятье, из-за которого спят его замы. Из-за которого он и нарушал свои вековые правила, забывал о старых привычках.
Далее – царапины. С порезанными мертвецами Алья имела дело почти так же часто, как с задушенными (то есть немногим реже, чем с утопленными), и без колдовства давно умела определять, какой именно нож использовался – кухонный, охотничий, военный, лекарский, из набора писчих принадлежностей или самодельная заточка.
Или же когти.
В Музейном ведомстве под заколдованным стеклом хранились куски кожи первых обитателей местных гор. Кости и вещи постоянно находили после обвалов в Орлиной долине, а почти целые тела – после схода ледников в окрестных долинах. Тела захоранивали, но прежде с них срезались куски кожи со старыми знаками или ранами. Так все обитатели Приюта с детства знали, как выглядит нападение горного орла – по рваным ранам на срезанных кусках кожи.
Алья мысленно сравнила исцарапанную «музейную» кожу и раны на теле мастера Шьяна. И не нашла видимых отличий. А успел ли колдун измерить глубину ран… потом будет понятно из отчёта. Сначала она хотела составить своё мнение о случившемся.
И последнее – гарь на коже. Ожогов нет – ни одного. То есть использовался так называемый «безопасный огонь». Одно из распространённых заклятий сыскных колдунов. Алья и сама часто к нему прибегала, когда выкуривала преступников из убежищ – вспыхнувшая одежда вызывала приступ паники, и люди или выскакивали из укрытий за помощью, или на время забывали об обороне, или обозначали себя и показывали, где именно прячутся. Для кожи и волос огонь не представлял опасности, но почти полностью сжигал одежду – и человек покрывался слоем копоти.
Наставники из училища уверяли, что это сугубо сыскное заклятье и обычные колдуны им не владеют. Алья умела зажигать вещи лет в десять, но её дед-сыскник научил. И не научились ли этому остальные местные колдуны? В Орлином Приюте тихо – и скучно. Только и остаётся что учиться. Постоянно и всему подряд. У друзей. У родни. Или таки в училище.
Зачем огонь? Чтобы глава запаниковал и не успел применить исцеляющее заклятье? Чтобы не подпустить никого к телу – чтобы подействовали знаки разложения? Или чтобы, опять же, направить сыскников по ложному следу?
Вопросы, вопросы – одни вопросы…
Кому же вы помешали, мастер? В Приюте вас уважали и почитали, вы возглавляли Колдовское ведомство без малого лет пятьдесят, и никогда ни отец, ни мастер Гьятт не отзывались о вас плохо. Не ворчали, не ругали старым маразматиком, не намекали, что пора бы на покой… Кто-то решил, что вы засиделись? И слишком ревностно относитесь к колдовскому имуществу города, не подпуская никого к древним знаниям?
А вот в «большом мире» отношение могло быть иным. Детей нет, жена умирает, наследство приличное, а племянников различной степени родства пруд пруди. Вот там-то не почтение на первом месте, особенно от родственников по линии жены, а деньги. Семейные сокровища. Родовые тайны ремесла. И прочее.
И причём всё-таки уснувшие замы и вскрытые гробницы?..
***
За воспоминаниями и размышлениями Алья быстро добралась до Обходной дороги – собственно, обе Чёрные улицы находились рядом с ней, десять минут неспешным шагом вдоль домов и продуктовых лавок, через крохотный парк на окраине. И как здесь оказался мастер Шьян, если Чёрные улицы соседствовали с Серыми, а старый колдун жил на Первой Чёрной?.. На Обходную дорогу ему вообще не было нужды идти…
Если только он, будучи под заклятьем и сопротивляясь ему, не захотел срочно кое с кем повидаться.
Алья припомнила отчёт сыскника: тело мастера Шьяна обнаружил мастер Ульюс, обитавший на Второй Чёрной улице, дом десять. Мастер утверждал, что заметил старого колдуна незадолго до его смерти – разбирал чердак и выглянул в окно посмотреть на грозу. И увидел прихрамывающую фигуру, бредущую по Обходной дороге со стороны улиц Красных.
В Орлином Приюте было всего двадцать улиц, расположенных очень просто. На севере, у Обходной дороги, слева направо три «крестика» – Красные, Синие и Белые улицы. Ниже (если смотреть на карту), в центре города, ряд «крестиков» Чёрных, Серых и Коричневых улиц. Далее, южнее, третий ряд – улицы Голубые, Зелёные и Жёлтые. А ниже, напротив Зелёных, единственный «крест» улиц Фиолетовых.
Когда-то рядом с Фиолетовыми находились улицы Багровые и Серебряные, но лет двести назад на юге сильно горели леса, и огонь остановили уже на границе города. Багровые и Серебряные выгорели полностью, а на Фиолетовых в то время (как и сейчас) обитали колдуны, и они спасли свои дома. А на месте сгоревших улиц появились сначала парки, потом лавки и торговые ряды, а после началась стихийная застройка домиками различных форм и расцветок (ныне это посёлки Первый и Второй). Дома задумывались гостевыми, но со временем гости города их выкупили. Приют привлекал тишиной тех, кто устал от суеты «большой земли».
