– С каких таких щей?

– С капустой и кислых! Скажи, Морозов, тебя что, Кощей зовут? – грудь вахтерши тяжело стукнулась о стол, тот, казалось, чуть прогнулся. – Нет? А что ты такой бессмертный? Ты по графику стоишь, бери в кладовке ведро, швабру – и вперед! И я не посмотрю, где ты и кем работаешь. Выселю! Запомни, в бане и в общаге все равны.

– А где я работаю? – я уставился на стеклянную перегородку, что отделяла меня от Царь-бомбы. Никаких табличек с данными вахтерши, естественно, не было. Как ее звать-то хоть?

– Кошки-матрёшки, Морозов, не беси меня. И без тебя тошно! У белых людей выходной, а Василина Егоровна, как раб на галере, тута привинчена. Иди уже санузел мыть.

Я глянул на стену общаги, где возле огнетушителя в громоздком коробе висела табличка из двп. Через трафарет на ней выедены буковки: «Ответственная за пожарную безопасность комендант общежития Суровая Василина Егоровна».

Тренди-бренди балалайка, за столом сидит хозяйка… Получается, сама коменда на вахте заседает? Наверное, на две ставки работает. И как комендант, и как вахтер.

Комната номер тринадцать находилась на первом этаже. От небольшого холла с вахтой уходило два коридора в разные стороны. Куда идти? Шагнул налево и угадал, потому что в спину никакие фразочки от Суровой не полетели. А она сто процентов провожала меня жгучим взглядом, таким людям до всего дело есть, особенно на своей территории.

Очутился я посреди длиннющего коридора, по бокам которого налеплены двери комнатушек. Вспомнилась песня Высоцкого:

В СССР подобный, так называемый, коридорный тип общаг был самый распространенный. Кухня, душ и прочие удобства по одному на этаж (то есть коридор).

Я не привередливый, так-то у нас в отряде сто рыл было, причем жили и храпели все в одной комнате, как в казарме. А тут отдельная комната, целых двенадцать квадратов! Не квартира, но жить можно.

Вот и нужная дверь с цифрой «13», нарисованной красной краской на синем фоне.

Дом… Милый дом… Ха! Посмотрим, кто в теремочке живет…

Достал ключ, хотел воткнуть его в скважину, как вдруг за дверью послышался слабый стон. Я замер. Стон повторился.

Японский рядовой! Я, конечно, подозревал, что в комнате не один живу, чай не барин и не парторг, но там внутри… баба? Голос-то женский.

Решительно вставил ключ в замочную скважину и повернул. «Личинка» замка не шевельнулась. Толку ноль – заперто изнутри. Заперлась соседка. Вынул ключик, сунул его в карман штанов и постучал.

Стон прекратился. Постучал сильнее. Если не откроет, еще и попинаю. За мной не заржавеет.

Но пинать не пришлось. С той стороны щелкнул шпингалет, и на пороге вырос полуголый китаец (ну или бурят, я пока не знал его) обернутый на поясе в простынь.

– О, Мороз! – облегченно выдохнул он, таращась в коридор, будто ждал засады. – Иди погуляй, у меня это… Ну… Короче, иди.

– Ты кто? И что здесь делаешь? – теперь я понял, что голос был не соседки, а девки этого киргиза (хотя нет, для киргиза он слишком высокий).

– Ха! Смешно, Мороз! Сходи, на кухне посиди часик-другой. А лучше приходи завтра, – хмыкнул сосед и захлопнул дверь.

Киргизские пассатижи! Вот, козлина! Бум! Бум! Бум! – долбил я в дверь.

Внутри послышалось шебуршание, голоса, но дверь не открывалась. Вот так, значит. А я настойчивый. Бум! Бум! Бум! Грохот эхом прокатился по коридору.

Наконец, дверь распахнулась, в проеме вырос злобный «самурай» и зашипел, очевидно, чтобы не поднимать лишнего шума.

– Ты чона?! Совсем попутал-на?!

Его длинные руки схватили меня за грудки и втянули внутрь комнаты. А девки там уже и след простыл. И поглядеть не дали. Осталось лишь скомканное одеяло на кровати и распахнутое окошко с развевающейся занавеской. В окно слиняла, благо первый этаж.

Дверь захлопнулась за моей спиной и угрожающе щелкнул шпингалет, отсекая меня от внешнего мира. А сосед тем временем наседал:

– Ты чона долбишь?! По башке себе подолби! Коменда услышит!

– И что, что услышит? – недоумевал я.

– Ты дебил, Мороз, или дурку гонишь? Выселит-на! Чтоб у тебя батур отсох!

– За что выселит? – я пока старался быть нейтрально-спокойным, чтобы разобраться, почему «самурай» так взбеленился. Вообще-то он меня грубо выставил из комнаты, из моей же комнаты. Но, может, мы с ним кореша? И такое вот своеобразное общение у нас в ходу? Но что-то мне подсказывало, что Чингачгук не друг ковбою.

– Ты чона? Это же мужская общага! Ирку увидит – и на кишмиш меня пустит! Не мог погулять?!

– Попросил бы нормально, я бы, может, и подумал.

– Короче, дело к ночи! Иди сортир драй, это тебе в наказание. Я коменде уже сказал, что твоя очередь.

Секундочку.

– А кто эту очередь устанавливает? – глаза мои сузились, но я пока еще говорил ровно и размеренно, как Клинт Иствуд перед схваткой с апачи.

– Вон график в коридоре, забыл-на?

– Погоди, Джеки Чан, если я по графику дежурный, то в чём, как ты говоришь, наказание?

– Шайтан тебе в штаны! Сегодня я по графику дежурный, но ты за меня пол моешь. И коменда в курсе.

– С какого хрена?

Наглый захватчик картинно закатил глаза.

– Тебе память освежить, Мороз? Забыл наш уговор? Ты дежуришь за меня, а я тебе взамен…

– Ну?

– Палки гну. Разрешаю здесь жить…

– Общага государственная, а не кочевников. Странная договоренность, – поскреб я гладкий безщетинистый подбородок. – Тебе не кажется? Короче, я аннулирую обязанности контрагента в договоре.

– Чо сказал? Чудной ты, Мороз, сегодня, как беременная верблюдица.

– Я говорю, иди сам очко драй.

Сосед застыл, глаза его сделались вдруг совсем не как у китайца, а как в японском анимэ. Пока он офигевал, я подумал, что придется ведь поставить его на место. Мой предшественник не самые лучшие места под солнцем занимал, в том числе и в комнате номер тринадцать. Что ж… Буду исправлять досадную ситуацию. Но лучше мне обойтись без драки в этот раз. Во-первых, «Большой Змей» крупнее и выше меня. Хоть и худой, но жилистый и явно выносливый, как таджикский ослик. Во-вторых – проблемы с комендой чреваты выселением, а крыша над головой мне, ой, как нужна. Особенно сейчас – в первое время, пока я здесь на ноги прочно не встал. Так что придется обойтись без рукоприкладства. Я взрослый мужик, проживший более полувека, неужто не найду цивилизованного способа справиться с гопником советского пошиба?

Запросто, что называется, загружу базаром…

– Ах ты, шайтан! – выкрикнул вдруг сосед и кинулся на меня, словно степной коршун на сурка.

Нога моя сама, на рефлексах, выстрелила вперед и насадила живот нападавшего на подошву. Его тело отбросило назад, а я тоже отскочил. Не сам, враг был массивнее меня, и я от него как бы отпружинил.

– Кхе! Кхе! – истово кашляя, согнулся макарониной противник. – Сука! Убью-у!

Шаолинь распрямился и снова бросился на меня, но на этот раз бочком и прикрывая живот и голову стойкой боксера. Понял, что я могу быть опасным, держался грамотно. Сразу видно, что занимался раньше – правильная стойка, и локоть печёнку прикрывает. А я схватил со стола пакетик с перцем и сыпанул в эту самую стойку. Против перца бокс не помощник.

– А-а! – выл сосед, схватившись за глаза.

Ну вот… Не получилось интеллигентного диалога. И почему всякий норовить меня обидеть? У меня что, на морде загорается надпись «ТЕРПИЛА»? Если и была у предшественника, то теперь точно нет и не будет. Дядя Саша жизнь прожил не для того, чтобы, возродившись, быть помыкаемым.

Поймал себя на мысли, что настроен я воинственно, наверное, мое сознание вкупе с молодыми гормонами обрело немого новый уровень мышления – хочется мир перевернуть, ну, по крайней мере, Зарыбинск взъерошить для начала.