На следующее утро наши друзья, заботясь о здоровье трактирщика, решили его не будить и не платить за ночлег. Но хозяин оказался крепким орешком и поджидал их внизу с длинным, свернутым в рулончик счетом за оказанные услуги.

- Слушай, Потрос, мы, что тут месяц жили? - спросил Д’Арнатьян, увидев сумму в счете.

- Инфляция, - оправдывался хозяин.

- Да я тебя … - начал было Д’Арнатьян, но тут Амарис что-то прошептал ему на ухо и гасконец мгновенно успокоился.

- Вот тебе, и не говори, что французы скупы, - надменно сказал Амарис, бросая трактирщику пачку свеженарисованных облигаций, сроком погашения через сто десять с половиной лет.

- Что это? - негодующе вскричал хозяин трактира.

- О, это лучше, чем деньги, на них начисляются три тысячных процента каждые пятьдесят лет, они принимаются во всех банках (где меня не знают), - объяснил Амарис.

- Это абсолютно ликвидные облигации, - закивал головой гасконец, - Могу даже купить их у Вас, благородный хозяин, пистолей эдак за двести, вот Вам моя расписка, что я должен их уплатить.

- Вы мне голову не морочьте, ублюдки гребаные, видал я таких на площади, где должников казнят! – завопил неучтивый хозяин.

- Что ты сказал, - воскликнули все четверо, хватаясь за пистолеты. – Ты пожалеешь о том, что сказал это! После этих слов, мушкетеры принялись бить хозяина по морде до тех пор, пока он не запросил прощения у почтенных посетителей. Почтенные посетители простили его и, обломав напоследок об его спину и голову четыре табуретки, удалились из трактира, нагруженные провизией (ее нес Потрос) и ящиками вина, их несли трое остальных.

Спустя полчаса, хозяин очнулся и не поверил своим глазам. Стойка, за которой торговал хозяин, была вырвана из пола и прибита к потолку, гардеробная вешалка у входа была прибита к полу, также как и оставшиеся целыми табуреты. Вдобавок, из каждой табуретки торчало острия вбитых снизу гвоздей, а шторы были сорваны и засунуты в унитаз по самую рукоятку швабры, с помощью которой эти занавески были пропихнуты в «средство отправления естественных нужд». Вместо штор на гардинах висели, опускаясь до пола, рулончики туалетной бумаги (причем использованной). Мотая головой, как сумасшедший, хозяин решил прилечь на втором этаже, и заодно вызвать полицию. Первое с чем столкнулся хозяин, это ведро воды, обрушившееся ему на голову. Вторым была веревка, протянутая на уровне лодыжки. Споткнувшись, хозяин упал лицам в то, что приличные люди стыдливо называют содержимым унитаза, щедро разбросанным по полу таинственным сеятелем. В центре комнаты стоял вырванный из сортира на втором этаже унитаз, над которым на веревочке висела бумажка с наспех накарябанной философской мыслью: «Главное в унитазе не форма, а содержание (в смысле содержимое)». Ополоумевший хозяин дернул за эту веревочку и ему на голову обрушился унитазный бачок, изящно замаскированный в дебрях люстры. Сказав что-то типа «ы-ы», неучтивый хозяин теперь не то трактира, не сортира, рухнул как подкошенный.