— Хорош спорить. Хмель, тащи станок с ракетой наверх и жди сигнала. Подходящую точку тебе уже скинул. Остальным двадцатиминутная готовность. Отбой.

Как ни странно, но в этот раз все прошло как по маслу. Обычно в реальной боевой обстановке редко так случается, но все-таки случается. Рык моторов, работающих на форсаже, заранее возвестил о начале операции. Тут же послышался громкий хлопок, к дому огненным росчерком прочертила путь облегченная ракета, затем раздался грохот ломающегося каркаса и звон падающих наземь крупных осколков стекла.

— Ходу!

Гоблин мигом проскочил оставшуюся часть открытого пространства и засел за площадкой для мусора с гладкоствольным ружьем. В трофейный Фабарм в «тактическом» исполнении были заряжены патроны с картечью. Зубило в это время стрелял из гранатомета, пусть и прячась среди камней, но на редкость очень точно. Несколько попаданий прямо в разбитое окно и оттуда сразу же повалили клубы дыма. Шум несущихся к дому бронемашин стал еще громче, он должен был дать сидящим в здании знать о том, что на дорогу в эту минуту выбегать чревато. Оставался только одни путь к спасению.

Открылась небольшая дверь и оттуда выскочил пузатый мужик с пистолет-пулеметом в руках. Громкий выстрел из гладкоствола и тот тут же падает прямо на камни, корчась в агонии. Следующий боец решил поступить умнее, они выставил наружу лишь ствол автоматического карабина, стараясь нащупать невидимого для него противника наобум. Еще одна граната со слезоточивым газом, и надсадно выплевывая легкие, неизвестный стрелок вываливается на лестницу. Тут его и встретила в гости стремительная картечь. На рубашке тут же вспыхнуло красным, и он больше не шевелился.

— Не стрелять!

Через окно на улицу сначала вылетело белое полотенце, затем в проёме показалось лицо с безумными глазами. Женщина держала в руках светлый платочек и отчаянно пыталась что-то промычать.

— Гоит, рекке оп хенда! — прокричал на ломаном норвежском Зубило. Он уже поменял гранатомет на верный Калашников и встал напротив двери. Его прикрывал со своей позиции Гоблин. С противоположной от них фасадной части здания уже слышались отрывистые звуки команд подкатившей бронегруппы.

Банда неизвестных оказалась вычислена и заперта между двумя вооруженными отрядами.

Всего из дома вышли трое. Пожилой мужик с трясущимся от волнения подбородком, девочка-подросток с белесыми волосами и тетка, что махала им платком. Судя по белокурой шевелюре, мама или иная родственница ребенка.

— Чистим! — раздалось в эфире и послышался треск выбиваемой парадной двери.

— Больше никого!

Вышедший наружу из дома Солидол расстегнул шлем и поднял щиток. Его живые нахальные глаза споро обежали двор.

— Пенс где?

— Да застрял чего-то. Но мы обыскали все, дом пуст. Несколько стволов на полу валялись и патроны в коробках нашли. Оружие старое, его местному фольксштурму раздавали.

— Сволочи! И чего вам неймется! — пихнул ногой старика Хмель. Он весь изрядно взмок и потому стащил шлем с головы. — С поличным взяли, а так бы и трогать не моги. Мирные жители!

— Имели право, это же их дом.

— Был. Сейчас все права аннулированы!

Все обернулись. Пенс выглядел до предела мрачным. Он и так почти всегда был хмур, а сейчас на него, как будто нашла некая тень. В руках сержант держал фотографию в рамке. Пенс подошел к белобрысой тетке. Если бы не грубовато очерченный подбородок и излишне вытянутое лицо, то её можно было бы назвать симпатичной. На вид лет тридцать пять, тело поджарое. Заметно, что физическими упражнениями норвежка не манкировала. В присутствии вооруженных чужаков её глаза не выражали ничего. Ни страха, ни гнева. Нордическое спокойствие!

— Вот эта сука убила Циркача!

Все уставились на фотографию. Норвежка на ней позировала рядом с тушей подстреленного на охоте оленя. В руках она держала дорогое ружье с оптическим прицелом. За ней стоял старикан и также был с охотничьим оружием.

— Хотела за мирняк сойти, потому и сдалась. Вот ведь хитрожопая блядь! Куда её, Пенс?

— Да никуда!

Никто не успел и слова сказать в ответ, как сержант достал свой знаменитый исторический пистолет и выстрелил женщине прямо в голову. Пуля проделала аккуратное входное отверстие, но с другой стороны головы вырвала целый клок лица, забрызгав веранду. Норвежка свалилась во двор как куль с мусором. Старик схватился за голову и зарыдал, а девочка испуганно заорала.

Гоблин глянул на мертвые тела доморощенных партизан и сердито покачал головой:

— Ну ты, ёпт, и выдал! Что контрразведке скажем? Нам же все мозги выебут.

— Да ничего. Все заснято и запротоколировано. Девчонку в машину, пусть её в Россию отправят. Родословная хорошая, вырастим честного гражданина. Тут все равно уже жизни не будет. Собираем все оружие и патроны. Гоблин и Зубило, подтащите тело Циркача к дороге. Сейчас туда парни на квадрике подкатят. Только осторожно там.

— Старика куда?

— Да пусть здесь сам сдохнет. Это, — Пенс кивнул на двух убитых мужчин, — были его сыновья. Сами напросились.

Через сорок минут все было кончено. Дом ярко пылал, на его поджог не пожалели зарядов. Одинокий старик некоторое время еще стоял на парковке, в его глазах плескались отблески огня и все больше разгоралось безумие. Затем он решительным шагом двинулся к краю скалы. Там далеко внизу шумело море и нужно было сделать только шаг. Пока еще оставался разум. Что еще ему оставалось делать? Его родина разрушена, фамилия уничтожена. Они с треском проиграли эту проклятую войну против старого врага.

— Погодь, Иваныч, — Есаул остановился перед мостовой и начал кропотливо снимать попавшейся под руку палочкой налипшую на сапоги грязь. Со вчерашнего дня дождь лил не переставая, неожиданно превратив окружающие дороги камни в черную и весьма липкую грязюку.

Пенс оглянулся на командира. Они были вместе с самого формирования отряда. Тогда еще никто толком не знал, что они будут делать и как сложится их фронтовая судьба. Армия проломила северный фланг НАТО, но уже истекала кровью, резервов жутко не хватало. Потому правительству и пришлось пойти на самые крайние шаги, призвав таких, как они.

Но бывший учитель ни о чем не жалел. Они свою главную задачу — охрану тылов действующей армии выполнили. Замирили всех, кто был недоволен приходом проклятых русских, пусть зачастую и самым радикальным способом. Ну так не шали под медвежьей пятой. Не в первый раз учат, но все, видать, без толку.

— Перед смертью не надышишься.

— Ничего, прорвемся! Погодь, с полканом сначала перетру.

Старший сержант закончил с обувью и двинулся к застывшему около дверей подполковнику.

Беглов с недоумением глянул на своего первого заместителя:

— Ты чего тут? Пенса же одного вызывали.

— С ним побуду, рядышком. Мало ли что.

— С сержантом меня хотели видеть.

— Беглов, ну я же в курсе, что не сегодня, так завтра ты свалишь от нас. Так что дальше мне рулить самому. Ну и как я потом ребятам в глаза смотреть буду? Думал о субординации, уставе, а не о них?

Подполковник тяжело уставился на старшего сержанта, по привычке мрачно вращая глазами, но промолчал. Его всегда несколько напрягала странная осведомленность его заместителя о том, о чем ему знать было не положено. Откуда и как он умел выцарапывать до жути секретные новости? Ну в принципе это не его забота. И в самом деле, завтра он, скорее всего, уйдет туда, где нужнее.

— Ладно, черт с тобой! Заходим, контрразведка ждать не любит.

В тесном, но хорошо натопленном помещении стояли два письменных стола со всем сопутствующим им офисным хламом, у самой стенки несколько простецких пластиковых стульев. Старший по званию из контрразведчиков майор заметно нахмурился, когда в кабинет вошли трое.