Раз забыт мятеж – положено забыть и трёх героев.

А может быть, это были просто какой-то расхожий вымысел, который пробрался даже в парламент. Кимитакэ прочитал уже дастаточно, чтобы знать, какие невероятные россказни ходят по свету. Ходили же слухи, что великое землетрясение Канто устроили корейцы или коммунисты ― с целью подорвать внутренние силы японского народа.

Но в энциклопедиях и справочниках ничего не находилась. Зато нашлась фотография из газет того периода ― солдат выносит из здания редакции газеты Асахи, где располагался последний оплота повстанцев, странный трофей ― старинный зонтик, расписанный иероглифами.

Разумеется, зонтик был порван и виден только частично. Но Кимитакэ легко разгадал, что там написано.

Фуринкадзан ― "Ветер, Лес, Огонь, Гора". Это сокращённое в духе классического китайского языка выражение из "Искусства войны" Сунь-цзы ― "Незаметный, как Ветер, непреклонный, как Лес, яростный, как Огонь, непоколебимый, как Гора".

Это было настолько гармонично, что Кими невольно перерисовал этот зонтик, как он выглядел раскрытым, себе в блокнот. Какое-то время на него любовался. Потом поднял взгляд и увидел за окном полицейского.

Полицейский был в длинном сером пальто и с форменной фуражкро на голове. Видимо, не патрульный, а дознаватель или из уголовного розыска.

Но что нужно полицейскому от самой престижной школе Японии?

Кимитакэ на всякий случай перелистнул блокнот на чистую страницу. И принялся листать энциклопедии и книги, чтобы они были открыты на более мирных исторических событиях.

Не то, чтобы интересоваться мятежами древних времён было категорически запрещено. Но это могло породить вопросы. А отвечать Кимитакэ был не в настроении.

Тем временем полицейский прошёл здание до конца и вошёл в библиотеку. Задал несколько вопросов дежурному и вошёл прямо в читальный зал.

Кимитакэ сидел на всё том же месте, не в силах пошевелиться, словно превратился в деревянную статую.

Полицейский подошёл к его столу и сел напротив. Он был молодой и стройный, полный энергии, а лицо было одним из тех, которые не запомнишь, даже если видел его сотни раз. Видимо, таких и отбирают в столичную полицию.

– Я разыскивал вас, Кимитакэ,― ласково произнёс полицейский,― Но не надо беспокоиться. Вас пока ни в чём не обвиняют.

– Да, это я,― ответил школьник,― а что случилось?

– Очень нужно задать вам несколько вопросов,― на столе перед полицейским появились блокнот и химический карандаш.― Не беспокойтесь, это не отвлечёт вас от ваших занятий.

– Да, спасибо. А что вы хотите спросить?

– Для начала ― почему ты задержался в школе? У тебя здесь что-то вроде внеклассных занятий?

– Нет. У нас из-за войны все кружки разладились. А той кружок, в котором я был, вообще закрылся.

– Получается, от войны страдает и самая престижная школа Империи.

– Мы живём в чистоте и питаемся бататовой кашей и редьками. А во времена гражданских войн бататовая каша считалась роскошью.

– И что, никто не жалуется?

– Как можно жаловаться на роскошь?

– А почему закрылся ваш кружок?

– Это довольно странная история. Дело в том, что наш учитель пропал без вести.

– Надо же! Как это случилось?

– Не знаю. Просто в один из дней учитель Курода, который им заведовал, не пришёл в школу. Потом было объявлено, что кружок закрыт.

– Почему вы уверены, что он именно исчез, а не перестал работать в школе.

– Это были слухи. Я не стал бы говорить это под присягой. Кто же захочет покидать такую школу?

– А что случилось с другими кружками? Их руководители тоже пропали?

– Учеников стало меньше. Многие из старших ребят пошли работать в штабы и министерства, чтобы помогать фронту.

– Вместо того, чтобы отправляться на фронт?

– Поверьте, в штабах от них больше пользы. Хотя бы почерк разборчивый.

– Я вынужден признать, что пропажа вашего учителя Куроды очень интересует полицию,― неожиданно тихо произнёс полицейский,― В последние дни были установлены некоторые факты, которые очень меняют всю картину.

– А что вы узнали?― осторожно спросил Кимитакэ.

– Это не очень важно. Так, подробности. Попытайся вспомнить вот что: не делали ли учитель перед своей пропажей каких-то намёков? Может быть, были какие-то намёки, что его выслеживают или преследуют. Или упоминал людей, которые сами хотят, чтобы их считали испарившимися.

– Нет, ничего такого. На занятиях мы говорили только о каллиграфии.

– А ты запомнил какие-то личные беседы? Может быть, вы обсуждали политику или ход войны? Я не сомневаюсь в вашем патриотизме, но он мог сказать что-то, что позволило бы нам напасть на след людей, что стоят за его исчезновением.

–Был один такой разговор,― произнёс школьник,― Я не уверен, что я помню правильно.

– Откуда эта неуверенность?

– Дело в том,― Кимитакэ опустил голову и усмехнулся,― что отчего-то мне кажется, будто этот разговор случился уже после того, как учитель пропал.

– Это не имеет значения. О чём был ваш разговор?

– Но это же нелепость! Знаете, это как тот чудак, про которого монах Кэнко пишет. У чудака была рукопись “Изборника стихов японских и китайских” и утверждал, что эту копию написал великий Оно Тофу. Какие-то ехидные знатоки спросили, откуда тогда в сборнике появились стихи Фудзивары Кинто ― ведь Фудзивара Кинто родился в год смерти великого Оно Тофу. А чудак заявил, что именно эта особенность и делает рукопись особенно редкой.

– Между тем это может быть полезным,― заметил полицейский,― Такие события происходят чаще, чем думают обычные люди.

– Но как такое возможно?

– Вот самый распространённый случай. Ты бы очень удивился, если бы узнал, как многих взрослых людей преследует один и тот же сон: будто они снова учатся в школе и либо пишут какой-то бесполезный экзамен, либо опять блуждают по её деревянным лабиринтам с каким-то дурацким и невыполнимым поручениями. Причём эти люди отлично помнят, что давным давно закончили школу и даже в университете учились. Но это им ничуть не помогает. И всё университетское образование недостаточно, чтобы справится с этим дурацким заданием. С точки зрения логики это невозможно. И тем не менее, это происходит с очень многими людьми каждую ночь.

– Но всё, что вы описали происходит во сне!

– Совершенно верно. Современная криминалистика изучает в том числе и сновидения.

– Получается, в наше время надо даже спать осмотрительно.

– Сон к делу не приобщишь. Но рассказ о сне может очень продвинуть дело.

– А в какой традиции вы анализируете сновидения ― по Фрейду или по Юнгу?

– Мы их просто узнаём,― был ответ,― чтобы получше узнать человека. Но вернёмся к вашему случаю. Так что вам сказал учитель каллиграфии уже после того, как пропал?

– Он сказал очень странную вещь,― Кимитакэ сглотнул и невольно усмехнулся,― Он сказал, что наши немецкие союзники весьма опрометчиво поступили, когда сделали свастику своим символом. А между тем свастика ― живое существо.

– Вот как! Он пояснил, что это значит?

– Нет. Я, конечно, знаю, что иероглиф происходит от индийского символа. Но я тоже не понял, на что именно он намекал. Может быть, в древних рукописях ей заменяли иерголиф, который обозначал каких-то опасных животных или злых духов. Хотя я бы предпочёл для этого иероглиф “вредители”.

На этом месте Кимитакэ вдруг вспомнил, что дневник лежит прямо здесь, в сумке. И туда записан сегодняшний сон.

Конечно, ни в дневнике, ни во сне не было ничего крамольного. Постыдное там можно было отыскать, но крамольного ничего не было.

А что, если отыщется? Полиция ― большие мастера отыскивать то, что ты предпочёл бы скрыть… К тому же, Кимитакэ вдруг осознал, что он не способен вспомнить, о чём писал в дневнике даже неделю назад. И вообще помнит содержимое собственного дневника не лучше, чем в эти странные разговоры с учителем Куродой.

– А учитель Курода никогда не спрашивал тебя про твоего деда?― продолжал допрос полицейский.