Само собой, он просил позвонить не потому, что не мог найти свою социальную страховку или имел проблемы с потенцией.
Я улыбнулась.
– Ты чего улыбаешься? – шепотом поинтересовалась Клара, обходя стойку с кассой.
Семейство, которое она обслуживала, помахало на прощание.
– Спасибо, мы подумаем! – сообщила мама, выводя детишек на улицу.
Клара сказала, что они могут позвонить, если возникнут вопросы, а когда дверь закрылась, повернулась ко мне.
Я снова не удержалась от улыбки и пожала плечами:
– Кэден только что прислал имейл. Просит позвонить.
С тех пор как мы воссоединились, я несколько раз размышляла над этой ситуацией и решила, что единственный правильный вариант – рассказать все как есть.
Клара знала о наших отношениях, потому что я говорила ей о Кэдене до того, как он стал знаменитым, еще когда я могла выкладывать наши фотографии, а его мамаше не пришла в голову идея представлять его вечным холостяком. До того, как они так ласково, так трогательно попросили меня удалить все наши совместные снимки.
Клара это заметила.
Тогда она поинтересовалась, неужели мы расстались, и я сказала ей правду. Не вдаваясь в суть плана, а просто: что мы по-прежнему вместе и все хорошо. Она знала только это.
И я понимала, что должна рассказать, как все обстояло на самом деле, если собираюсь остаться здесь.
У лжи слабые ножки, а мне был нужен крепкий фундамент.
Клара приподняла бровь и прислонилась к стойке бедром, отчего ее темно-зеленая форменная рубашка с названием магазина сразу натянулась. На мне тоже была форменная рубашка – Клара принесла свою старую, но пообещала заказать новые.
– И что, позвонишь?
Я помотала головой:
– Нет, потому что знаю: он взбесится. И вообще нам не о чем разговаривать.
Клара сморщила нос. Она явно хотела о чем-то спросить, но покупателей было по-прежнему слишком много.
– А он пытался тебе позвонить?
– А он не может, потому что в день, когда он сказал, что отношения застопорились, его мамаша отключила мой номер. – Тогда меня даже не предупредили. Я собирала вещи, когда это произошло. – А нового у него нет.
Она поморщилась:
– От моих родных и друзей он его не узнает: они все его ненавидят.
Нори сказала, что через третьи руки знает того, кто может изготовить куклу вуду. Я не стала ловить ее на слове, но мысленную зарубку сделала.
На лице Клары отразилось беспокойство. Она кивнула с серьезным видом, быстро оглядывая торговый зал, как и положено хозяйке бизнеса.
– Это хорошо. Но какая дрянь! Я про мамашу. И он не лучше… Вы же столько были вместе! Лет десять, да?
Это верно.
– Четырнадцать.
Клара скривилась, и тут дверь снова открылась: вошла пожилая пара.
– Погоди-ка, я обслужу покупателей и вернусь.
Я кивнула, лелея мысль о том, что мамочка пустит ко дну его карьеру, и тут наткнулась на взгляд Джеки, которая смотрела на меня как-то странно.
Очень-очень странно.
Но стоило нам встретиться глазами, как она тотчас лучезарно улыбнулась и отвела взгляд.
Хм.
* * *
Всю дорогу до гаража я размышляла над тем, что в наших отношениях пошло не так.
Можно подумать, я мало делала это прежде и почти всякий раз не зарекалась не делать впредь. Но почему-то никак не могла съехать с этой темы. Возможно, потому, что все это время предпочитала быть слепой, и подсознательно это не давало мне покоя.
Не то чтобы его заявлению о том, что отношения застопорились, ничего не предшествовало. Кульминация того последнего разговора наступила, когда он серьезно посмотрел на меня и сказал:
– Ты заслуживаешь лучшего, Роро. А со мной ты не получаешь того, что тебе нужно.
Он был чертовски прав: я действительно заслуживала лучшего. Тогда у меня наступила фаза отрицания. Я просила его остаться, ведь мы были вместе четырнадцать лет. Говорила, что очень люблю его.
– Не делай этого, – молила я так, что мама пришла бы в ужас.
Но напрасно.
Теперь, по прошествии времени, я точно знала, на что так долго закрывала глаза. Оставалось надеяться, что моя ультранезависимая мама простит меня, что я пала так низко, пытаясь удержать того, кто не хотел быть рядом. Но любовь порой толкает на дикие поступки. И теперь мне предстояло жить с этим позором до конца моих дней.
Я в очередной раз дала себе зарок не думать об этом и направилась к гаражу, следуя указаниям навигатора, потому что дорога была плохо размечена, а все повороты я еще не запомнила. Пару дней назад, когда уже стемнело, я попыталась обойтись без подсказки – и в результате проехала на полкилометра дальше и разворачивалась назад на чужой дороге. Сейчас грунтовка сделала последний поворот, и хруст гравия под колесами запел песню, к которой я начинала привыкать. На мгновение мне показалось, что мелодия обретает слова, но это ощущение почти сразу исчезло. И хорошо.
Когда прямо по курсу появился хозяйский дом, я нахмурилась.
Потому что на ступеньках сидел Эймос.
Ну, сидел. Тоже мне большое дело! День был хороший, особенно сейчас, когда солнце не палило прямо над головой. Вот только пацан сгорбился, прижав руки к животу, и с одного взгляда было ясно, что с ним что-то не так. Вчера он, как обычно, сидел на веранде и играл на консоли.
Поглядывая на мальчика, я припарковалась возле гаража, стараясь прижаться как можно ближе к стене, чтобы не нервировать папашу.
Потом вышла, взяла сумочку и подумала о том, почему этот мистер Роудс категорически не желает знать, что я здесь живу…
Когда я обошла машину, парнишка уже прижался лбом к коленям, почти акробатически свернувшись в клубочек.
Что это с ним?
Лучше не лезь.
От греха подальше. Радуйся, что тебя не застукали в тот день, когда он дал тебе алоэ вера, и в другие разы, когда вы махали друг другу. Папаша четко сказал, чтобы я не трогала пацана, а вылететь отсюда раньше времени мне на фиг надо…
Мальчишка охнул. Это прозвучало настораживающе.
Черт!
Я сделала два шага в сторону дома и остановилась, готовая в любое мгновение юркнуть за угол, если на дорожке появится папашин пикап.
– Эй, ты как?
Ответа не последовало.
Он не поднял голову и не пошевелился.
Я сделала еще два шага и позвала снова:
– Эймос?
– В порядке.
Он выдавил это с трудом, так что я едва поняла. В голосе слышались слезы. О нет…
Я подошла чуть ближе.
– Обычно я говорю, что со мной все в порядке, когда на самом деле все не так.
Мне не хотелось ему досаждать, но… он сидел скрючившись, и вид у него был не ахти.
Это я уже проходила, но, надеюсь, у него иные причины.
Парнишка не шевелился. Я даже не поручилась бы, что он дышит.
– Ты меня пугаешь, – честно сказала я, чувствуя, как внутри поднимается страх.
Он дышал. Слишком громко. Это я поняла, когда приблизилась еще на два шага.
Он застонал, протяжно и тихо, и минуту спустя наконец произнес едва слышным голосом:
– Я в порядке. Жду папу.
Помнится, дядя говорил, что в порядке, когда у него были камни в почках и слезы текли ручьем, а он сидел в кресле и отказывался ехать в больницу.
Как-то мой двоюродный братишка на ходу выпрыгнул из грузовика – не спрашивайте, с какой целью. Из голени у него торчала кость, он орал от боли, но тоже уверял, что в порядке.
По-хорошему следовало развернуться, пойти к себе и не лезть не в свое дело. Я и так жила тут на птичьих правах, пусть даже мистер Роудс проявил великодушие и помог мне с аккумулятором, хотя клеммы до сих пор не почищены. Нужно будет заняться этим в следующий выходной…
На свою голову, я никогда не могла пройти мимо чужой беды. Когда кому-нибудь было плохо. Главным образом потому, что рядом были люди, которые не бросали в беде меня.
Мне бы прислушаться к голосу разума, а я вместо этого подошла еще ближе к мальчишке, который, действуя за спиной папаши, дал мне возможность остаться здесь. Поступок был диким и неблаговидным, но парнишка вызывал у меня восхищение, особенно если пошел на это ради покупки гитары.