Услышав заветные слова, Моник вздрогнула, по щеке скатилась слеза. Вместо ответа девушка похлопала по кровати рядом с собой. Эрве лег на край, подложив ладонь под голову, ощущая, как Зоэ-Моник обнимает его сзади, как можно ближе прижимаясь к спине. Она не верила, что журналисты лгали или ошибались, скорее парень сам не понимал, что мертв, застряв в непрекращающемся цикле собственных воспоминаний, именно это теплило в нем жизнь. Что заставило его воскреснуть из могилы? Об этом Моник не хотела думать сейчас, ее сердце разрывалось на мелкие куски, пеплом посыпая внутренности.

- Я тоже люблю тебя...И я знаю выход, как нам остаться вместе навсегда. Я хочу убить себя, и быть рядом с тобой.

Девушка вдруг подумала, что все их попытки бороться с Астралом бессмысленны. Что если король теней только и ждет, когда она погибнет, чтобы завладеть ее телом? Заманивает в ловушку, из которой не выбраться. Тогда никакие мольбы и увещевания не спасут. Пусть лучше Зоэ-Моник умрет по собственной воле, по своим правилам, а с ее телом Максанс сделает все, что угодно. Это не страшно, совсем не страшно лишиться жизни, куда ужаснее жить так, словно ты давно мертв.

- Если ты этого хочешь, то и я хочу. Давай сделаем это вместе, но не сейчас, хорошо? Немного позже, мне нужно завершить кое-какие дела, и тебе тоже. Только не делай этого без меня, ладно? Дождись меня, Моник.

Глава 18

Робкое пламя свечей подрагивало в воздухе, огненными языками облизывая каждый порыв легкого ветерка, словно хитрые змеи с каждой секундой набирающие силы, чувствующие свою власть в данном пространстве и времени. На импровизированном ложе, на заднем дворе со смеженными веками Зоэ-Моник ожидала, когда матушка завершит все приготовления к ритуалу. На старом пне Элайн Мелтон-Гобей разложила травы, зажгла терпкие благовония и чашу со свиной кровью, заговоренной на защиту от вмешательства зла. Ею ведьма окропила землю вокруг ложа, чтобы ни одно существо живое или мертвое, имеющее намерения причинить зло, не смогло пройти в круг.

- Ничего не бойся, детка. Мы с твоим отцом будем рядом, все то время, пока не вернешься к нам. Я введу тебя в транс, попытайся расслабиться, думай об Астрале, и он явит себя. Магия возведет вокруг тебя кокон из моей крови, это для защиты, чтобы никакой призрак не смог занять твое тело. Все, что нужно – это войти в Астрал, и выслушать того, кто встретится на пути, каким бы уродливым и пугающим не показалось существо. Помни, это лишь маска, накинутая королем, поднимешь вуаль тьмы, и пред тобой откроется нечто совершенно иное.

Моник облизала пересохшие губы, едва заметно кивнув, не передать словами тот первобытный страх, охвативший все ее тело, мысли не помещались в голову, но в глубине души теплилась надежда, что все пройдет легче, чем ожидается. Кровавая ведьма рассчитывала, что дочь не разобрала дрожи в ее голосе, не поняла, что Элайн пытается приободрить Зоэ-Моник, не зная наверняка, сработает ли их план. Эгон Гобей улыбнулся супруге уголком губ, протягивая острый атам, с кривым лезвием, разворачивая бархатную темно-зеленую ткань, в которой нож был спрятан и на долгие годы забыт.

Ведьма с благоговением провела по деревянной ручке с простым узором кониками пальцев, будто к ней вновь вернулась значимая часть ее естества; сколькое прошли они с атамом бок о бок, сколько плоти чувствовало это тонкое лезвие, сколько крови врагов впитало в себя. Этот нож они сделали вместе с Эгоном на поле боя, общее детище, созданное, чтобы убивать во имя мира, как бы прозаично это не выглядело.

Ручкой послужила ветка дуба, отделенная от могучего стана ударом молнии, а лезвие перелито и выковано из осколков мечей погибших соратников. Элайн грустно улыбнулась, вертя атам в руках, а когда встретилась глазами с супругом, то увидела в них отражение собственной скорби. То, что приходилось делать сейчас не шло ни в какое сравнение с пережитым в войну, ведьма и вампир одновременно подумали об одном и том же – уж лучше пройти еще не одну битву, чем потерять собственного ребенка.

Лезвие коснулось нежной кожи Элайн на запястьях, однако кровь не стекала по рукам на землю, а бурлила и извивалась, желая как можно скорее исполнить волю хозяйки. Ведьма направила в сторону дочери алые нити, тотчас принявшиеся образовывать вокруг силуэта Моник кокон, оставляя внутри место лишь для воздуха. Грудь девушки вздымалась, Зоэ-Моник каждой клеточкой тела ощущала, что пространство вокруг сужается, будто издалека донеслось монотонное постукивание ладоней по барабану из телячьей кожи. Вампир отбивал особый ритм, прикрыв глаза, из его груди вырвалось глубокое мычание, вторя музыке инструмента, вскоре к нему присоединилась Элайн, завершившая кокон, и теперь обмахивающая подожженным пучком травы запертую во тьме дочь.

Не понимая, сколько утекло времени, Зоэ-Моник вздохнула и крикнула матушке, что она все еще в сознании, ничего не изменилось, когда почувствовала, что может подняться в кромешной темноте, следящей за ней в каждом миллиметре воздуха. Это так удивило девушку, что она даже забыла по обыкновению испугаться, бредя наощупь, теперь Моник осталась одна, зная, что исход целиком и полностью зависит от ее действий.

- Ну же, король теней, яви мне своего слугу! Я здесь, в Астрале!

При упоминании Астрала, по всему периметру искусственного мира пробежала молнией полоска света, тут и там отблески взрывались всполохами и утихали, на миг являя взору очертания вдалеке замка, окруженного густым лесом, в котором некогда блуждала Зоэ-Моник. Шумно выдохнув и сжав кулаки, девушка направилась к кромке чащи, вознамерившись лицом к лицу встретиться с человеком-вороном, стараясь сохранять твердость походки.

Как только Моник перешагнула границу леса, зашумели кроны, шевеля листьями на ветках, еловые лапы предостерегающе задрожали, она остановилась, глядя по сторонам в поисках человека-ворона, уж если суждено встретить слугу, то лучше пусть это случится не внезапно, пугая до смерти. Козья тропа, заросшая сорняками, уводила в сторону, огибая каменные валуны, под гору в рощу, где скручивались, терлись друг об друга мясистые терние.

Раскат грома пробил за спиной, и тотчас ледяные капли упали на лицо Зоэ-Моник, она вздрогнула, но не могла отнять взгляда от копошащихся, словно большие болотные черви, стеблей, отступающих, когда девушка подходила ближе. Протянув дрожащие пальцы к шипастым терниям, в очередной вспышке молнии увидела скрытый под ними стеклянный гроб, в котором покоилась рыжеволосая, некогда пышущая жизнью и благоденствием, дочь короля теней.

Почему-то Моник вовсе не сомневалась в том, кто был перед ней, огонек узнавания разгорелся пламенем в глубинах сознания. Выросла та самая пугающая малышка, распевающая злые песенки посреди ковра в замке, цвела, а теперь умирала, погубленная загадочной хворью. Чем же могла Зоэ-Моник помочь несчастной деве? Какой недуг вынудил принцессу Такка слечь, отказавшись от мирских благ? В полной темноте размышляла Зоэ-Моник на миг позабыв где и для чего находится; волосы и одежда насквозь промокли, становясь непомерно тяжелыми, грязь чавкала под ногами. Девушка решила продолжить путь и найти ответы у самого короля, как сделав шаг назад вдруг наткнулась спиной на нечто, а отскочив в сторону, упала, поскользнувшись на влажной земле.

Перед ней возвышалось существо, совсем не похожее на человека-ворона, отчего Моник затряслась от страха, инстинктивно отползая назад, отталкиваясь ладонями, и пятками ботинок, утопающими в вязкой грязи. Сложно сказать какого пола было существо, так как определённых признаков не имело, скорее напоминая изваяние из глины с неровными мазками, впадинами и трещинами, затрудняло понимание и то, что собственную голову существо несло за волосы в руке. От непрекращающегося дождя, черты тела и лица слуги короля теней размывались, превращаясь в однородную массу, неустанно движущуюся в сторону девушки.

Из сомкнутых губ Моник вырвался стон, хотелось кричать, плакать, умолять матушку прекратить этот ад, она не сможет подпустить тень Астрала ближе, не в ее силах заставить себя выслушать послание короля. Рука существа поднялась, направляя искореженную голову к Моник, чтобы как следует разглядеть гостью; печаль, навеки застывшая в черных глазах просила о пощаде, полные губы жевали сами себя в попытках выдавить хотя бы слово.