Шипение, перемежающееся со звуком, напоминающим царапанье когтей по стеклу, прозвучал совсем близко, над самым ухом, Моник вздрогнула, выронив кружку, наблюдая, словно в замедленной съемке, как она опускается на землю, превращаясь в осколки, разлетевшиеся по асфальту вместе с остатками черной жидкости. Три женщины наблюдали за девушкой в конце улицы, злобно скалясь, будто клубок змей их тела сплелись воедино, извиваясь и подрагивая.

От страха тряслись колени, но Зоэ-Моник сжала кулаки, быстрым шагом направляясь за старушками, которые заметив, что план удался, внимание девушки привлечено, завернули за угол здания. Если эти женщины тоже хадиты, то почему уходят, ранее тени напротив старались приблизиться, может, хотят что-то ей показать?

Моник нырнула в узенький переулок, заметив, как за следующим поворотом мелькнула черная ткань их одеяния, последовав дальше, она вышла на оживающую улицу, потеряв между снующих прохожих хадитов из виду. Район, куда старушки вывели Зоэ-Моник, оказался знакомым; здесь находилось здание библиотеки, остановка для омнибусов замаячила уже в следующем квартале. Решив не испытывать судьбу и вернуться домой раньше, девушка, с выпрыгивающим из груди сердцем, направилась туда, когда ее окликнул знакомый голос.

- Доброе утро, моя дорогая. Что-то случилось, выглядишь измотанной?

- Здравствуйте, Анн-Мари, все в порядке. Эрве сейчас дома?

Женщина пропустила прохожего, отступив чуть поодаль, а после подошла к Моник, окидывая ее странным взглядом, будто вовсе не ожидала услышать из уст девушки имя сына.

- У него много дел на ферме, моя птичка. Так что же, вы так и не поговорили о Ла Руш?

- Поговорили. Вы явно рассчитывали, что я откажусь от вашего сына, когда обо всем узнаю, спешу вас огорчить, этого не будет. Я буду с ним несмотря ни на что!

Моник одарила Анн-Мари уничижительным взглядом, фыркнув от злости, принялась высматривать транспорт, мысленно подгоняя его. Женщина напротив была совершенно спокойна, лишь задумчиво протянула:

- Но ты не може...забудь, я все равно не...

Остановившись на полуслове, Анн-Мари Кревье занервничала, кусая ноготь большого пальца, переминаясь на месте, и шепча себе под нос. Моник расслышала что-то вроде «не сказал всего», а может «не сдала его», «газеты» или «советы», разбираться девушка не стала, все равно не добьется от Анн-Мари вразумительного ответа, ведь та глубоко погрузилась в мысли, маленькими шажками удаляясь от остановки. Зоэ-Моник Гобей проводила женщину взглядом, рассматривая потрескавшуюся вывеску библиотеки на втором этаже здания.

В голове вновь прозвучали, казалось бы, бессвязные строки Анн-Мари Кревье, как догадка, ужом проползшая по кромке сознания, подняла веки Моник в удивлении. Что если Эрве Дюшарм, в самом деле, не рассказал всего? Что такого важного он мог утаить и зачем? Газеты. В библиотеке располагаются многочисленные архивы, в них собраны новости со всей Франции, стоит только подняться наверх и найти ответы.

Невдалеке из-за поворота показался приближающийся к остановке омнибус, Моник колебалась, ведь прозрачная девушка по-прежнему может быть там, к тому же, что если она узнает нечто такое, что заставит ее сомневаться в возлюбленном, причинит боль, и все станет в разы хуже? Чертыхнувшись, Зоэ-Моник сорвалась с места, направляясь к библиотеке, которая в отличие от прошлого раза была заполнена существами; практически все столики заняты студентами, выполняющими уроки, детьми, читающими сказки, и стариками, делающими пометки в блокнотах. Признаться, такое положение весьма успокаивало, ведь хадиты подлавливали девушку, когда та пребывала одна.

Вкратце пояснив мадам Жозиан, что именно ей нужно, вероятно, библиотекарь вспомнит, когда примерно могла произойти трагедия такого масштаба в Париже, Моник сказала, что информация необходима ей для одного проекта в лицее. Мадам Жозиан странно посмотрела на девушку из-под огромных линз очков, но все-таки направилась в архивное помещение.

Совсем скоро библиотекарь расположила стопку из трех газет на стол перед Зоэ-Моник, покачав головой, явно сетуя на судьбу тех, кому не повезло оказаться в эпицентре случившегося. Девушка закусила губу, собираясь с силами, чтобы развернуть самую верхнюю.

«Частная школа Ла Руш...неизвестный школьник поджег кабинет директора, а после открыл огонь по одноклассникам...личность и детали происшествия устанавливаются».

Вторая газета раскрывала детали случившегося, с указанием имен погибших, подробности передвижения преступника с момента, как тот переступил порог школы, а так же нечеткая квадратная фотография Эрве Дюшарма, с тоской смотрящего в камеру. Под фото располагались крупные буквы «разыскивается». Все это Моник уже знала, и не желала читать об этом, было неприятно и больно осознавать, что ее возлюбленный мог лишить жизней других существ, пусть даже в праведном гневе. Открыв последнюю газету, девушка долго не могла найти ни одной заметки о трагедии в Ла Руш, на миг подумав, что мадам Жозиан возможно ошиблась и принесла не то издание, пока в самом конце ее внимание не привлекла еще одна фотография.

«Убийца из Ла Руш оказал сопротивление при задержании, и был застрелен в собственном доме. Его мать Анн-Мари Кревье самолично вызвала жандармов, пропустив их на второй этаж, где скрывался преступник. Эрве Дюшарм сидел на краю кровати, ожидая, когда за ним придут, но при появлении сотрудников, с их слов, попытался вытащить из-за спины пистолет. Оказалось, что парень только хотел сымитировать оружие, используя пальцы, но жандармы пояснили, что Эрве был достаточно убедителен в своих намерениях, и за его убийство никто не был наказан. Похороны пройдут...»

«...был застрелен в собственном доме», - Моник перечитала строчку сотни раз, пока слова не отпечатались в мозгу, а суть окончательно не стерлась. Этого не может быть. Не может. Призраков не существует, даже если предположить существование подобного, то разве не был бы он похож на бесплотный сгусток энергии? Как может быть мертв тот, кого Зоэ-Моник целовала, утешала, любила? Ошибка. Глупая ошибка, не более. Взгляд упал на некролог, где было изображено лицо Эрве Дюшарма, ее Эрве, никакой ошибки нет, он мертв уже два года, цифры, факты, простые и совершенно непонятные.

Ворох вопросов кружил, бился о стенки черепной коробки, Моник со скрипом отодвинула стул, неотрывно глядя на газету, взгляды некоторых присутствующих обратились к ней, но девушке было все равно, пальцы сами взметнулись к губам, поглаживая их, когда воспоминание о первом поцелуе с Эрве возникло перед глазами.

«Нет, погоди. Я не могу...», тогда девушка считала, что он отказывает ей из-за своей матушки, причинившей ему столько боли, но что если...«Он винит меня во всех своих бедах». Слова Анн-Мари обрели иной смысл, после прочитанного в газете, а этот неприятный запах парня, становившийся навязчивым, спутанные даты велогонок, может ли быть, что...нет, нет, нет, нет! Как Эрве на самом деле напугал Жюли Карон, показал истинный облик?

Голова разболелась с такой силой, что казалось, может взорваться в любой миг. Отрицание сходило на нет, когда сознание подкидывало новые и новые сигналы, не заметные ранее, и на месте него распустил свои бутоны гнев, словно сотканные из огня лепестки закручивались, распаляясь. Мадам Жозиан приблизилась к Зоэ-Моник, чтобы справится о том, все ли в порядке, и в этот самый момент девушка пронзительно закричала, выплескивая боль и страх наружу.

Посетители библиотеки бились в агонии, закрывая уши руками, но это не помогало. Не осознавая, что именно их поразило, кричали сами, а на лицах отпечатались гримасы страха, пока один за одним существа не попадали в обморок, ударяясь о столы, разбивая до крови головы. Из глаз Моник брызнули слезы, но она не могла остановиться; стекла библиотеки треснули, разлетелись в стороны, через окно черная ворона влетела внутрь, изворачиваясь от острых крошек, тотчас принимая облик Беньямина Де Кольбера.