- Моя пташка, ты станешь новой звездой Франции, гарантирую!!

Стоило только представить, как мужчины Локронана, пришедшие посмотреть на ночное представление, будут глазеть так же, как слезы набежали на глаза, грозясь размазать кропотливые труды гримеров. Моник придется выступать против воли, лишь бы не узнали родители, а подруги оставались в безопасности, пусть лучше Леони и Арлетт считают, что Эмильен не ответил никому из них, передумал, чем будут сгорать от стыда в подобном месте, чувствуя, как кандалы до крови натирают нежную девичью кожу. Однако девушка решила, что будет искать выход из клетки любой ценой, вопреки подписанному договору и неприятностям, сулящим семье Гобей, если Тома посчитал, что Моник сдалась, то он глубоко ошибся на ее счет. Запертой за золоченой решеткой птице никто не сможет запретить петь.

Черное полупрозрачное платье переливалось в свете софитов, вкупе с маской, издалека девушка напоминала грациозную пуму, в любой момент готовая прыгнуть на добычу. Эмильен ожидал от нее фурора, но Зоэ-Моник не чувствовала необходимого настроения, опасаясь собственной силы. Если она не постарается, сколькие из присутствующих смогут после сегодняшнего вечера вернуться домой целыми и невредимыми?

Разгоряченная выступлением молодых полуголых танцовщиц толпа кричала, просила продолжения. Зоэ-Моник пораженно уставилась на женщин в пышных юбках, высоко поднятых спереди, чтобы гостям во всей красе предстали их стройные ноги в колготках, и совершенно не прикрытой грудью, когда те проплыли мимо, неся на устах улыбки, будто приклеенные к их лицам. Эмильен и своих танцовщиц держит на коротком поводке, или женщины, в самом деле, получают небывалое удовольствие от подобного рода выступлений?

Репертуар Моник на ближайшее будущее составлял именитые песни о роковой любви, страсти, предательствах и холодной мести, естественно, никто не разрешил использовать мелодии собственного сочинения, девушка уговаривала себя успокоиться, подумать о чем-то более приятном, ведь все происходящее рано или поздно закончится. Свет в зале приглушили, голоса смолкли, и только редкие покашливания, а так же стук выпрыгивающего из груди сердца, нарушали безмолвие. Прежде, чем полилась музыка, кто-то в толпе выкрикнул:

- Красотка, покажи ножки!!

Раздался свист, одобрительные возгласы мужчин, но Зоэ-Моник их уже не слышала, струны под ее руками заплясали, а мыслями она вернулась к посиделкам с друзьями и поцелуям с Эрве, сорвавшем распустившийся бутон с ее нежных губ, и медленно снявшем вуаль тьмы, покрывавшую душу.

Девушка и сама не заметила, как начала покачиваться в такт мелодии, чувствуя воодушевление, когда похотливые крики замерли в глотках гостей, сменившись восторженным изумлением. Зал поднялся, рукоплеская, глаза присутствующих лучились удовольствием, кто-то плакал, умоляя исполнить что-нибудь еще, на что Зоэ-Моник Гобей поклонилась, отправив гостям воздушный поцелуй, пойманный одним из мужчин. Поразительно, но ей и самой понравилось быть здесь, срывать овации, стоит воспользоваться положением и выбить из Эмильена возможность петь собственные песни, тогда, возможно, пока девушка вынашивает план побега, пребывание на этой сцене не будет казаться карой, главное быть осторожной, научиться контролировать эмоции.

С трудом добравшись до дома, Зоэ-Моник прокралась в свою комнату под какофонию ночных звуков; ухали филины, тихо повизгивали свиньи в амбаре, цикады в полях посвящали друг другу серенады. Девушка открыла окно, впустив в комнату свежий воздух, щеки ее еще пылали от выступления в кабаре. Стоило коснуться головой подушки, как веки закрылись, унося Моник в царство Морфея без сновидений.

***

Не спи Моник крепко, заметила бы присутствие постороннего в своей комнате, склонившегося над ней; карамельные волосы разметались по подушке, а лунный свет ласкал лицо девушки. Вторив холодному светилу, парень с копной светлых волос, мимолетно коснулся щеки Зоэ-Моник. Она была так прекрасна в этот миг, что Эрве хотелось целовать каждый сантиметр бархатной кожи, но слова матери, сидевшие в глубине души, словно паразит, изгрызали нутро.

Моник шевельнулась, повернувшись на бок, парень даже хотел, чтобы она увидела его, испугалась, прогнала, но глаза девушки оставались закрытыми. Эрве Дюшарм желал ее целиком, поглотить, впитать в себя, чтобы Зоэ-Моник стала одной из его неотделимых частей, подарила ему вожделенное понимание и принятие, но правда была в том, что как бы девушка не храбрилась, ей было не по силам выстоять под тяжестью истины, которую скрывал Эрве. Однако отчаянное желание любви затмевало все, он никогда не откроет ей свои тайны, но с радостью заберет ее секреты.

Глава 9

Настолько ли прекрасен поцелуй вампира, сколь мерзка и коротка человеческая жизнь? Будешь ли ты биться в агонии моих ласк, словно изящная птица в силках, когда я сожму твою хрупкую шейку, как все те, кто был до тебя? Действительно ли честь и достоинство вампира превыше людских на коленях пред смертью, или ты будешь, как они, просить о прощении ползая в ногах, умолять сохранить твою жалкую жизнь? Совсем скоро мы это выясним.

Возбуждение от предвкушения отзывается во всем теле томительной негой, но ждать остаётся недолго. Скоро я увижу, как ты выходишь из здания, озираясь по сторонам, ведь мои недвусмысленные намёки ты уловил. Я видела, как загорелись твои отвратительные глаза, утопающие в едва скрываемой похоти, и я тебя не виню. Выбранный мной сосуд далек от идеала, но не лишен очарования, как статуя Девы Марии, утратившая голову, и последнее, я уверена, привлекает тебя сильнее всего.

Точен, как часы, сбегаешь по ступеням, очи твои искрятся от вожделения даже в сумерках. Я дам тебе еще минуту потомиться в собственных чувствах, воображении, застилающем здравомыслие, и в тот миг, когда сомнение берет верх, я появляюсь из нанятого закрытого фиакра, с загадочной улыбкой на устах. Ты не берёшься трактовать ее, сейчас ты мыслишь вовсе не головой, и это играет на руку.

Пальцами в перчатке провожу по темной шее коня, животное фыркает и бьет копытом. Мне хочется вскрикнуть: "Ты ничего не слышишь и не видишь? Этот конь вестник твоей смерти! Приди в себя!" Но вместо пламенной речи, закусываю губу, и ты распаляешься сильнее при виде кокетливой дурочки, желающей затащить твое уродливое тело, обременённое болезнями и признаками скорого старения, в постель.

Молча мы забираемся в транспорт, теперь ты управляешь лошадьми, одновременно поглядывая на юное лицо, мило улыбающееся тебе, свободной рукой смущённо поднимаешь юбку, чтобы дотронуться до нежного голого колена. Ты изголодался, и я тебя понимаю. Скоро, очень скоро мы оба будем удовлетворены.

Фиакр останавливается во дворе небольшого особняка, всей прелести которого у меня не было бы возможности оценить даже при свете дня. Стоит только лошадям остановиться, как твой поганый рот прилипает к моему, язык, словно слепой червь вваливается внутрь, начиная бешеный танец, и я едва подавляю тошноту, напоминая себе о том, что все это ради всеобщего блага.

- Подожди, милый, давай хотя бы откроем крышу, ночь стоит прекрасная.

На самом деле, мне хочется воздуха, ощутить себя вновь хозяйкой положения. От букета запахов кружится голова. Ты смердишь, и вместе с тем, в этом клубке вони чувствуется тонкий запах чего-то знакомого, родного. Но если это правда, то откуда он на тебе? Этого не может быть. Я слышала, как отец говорил о существовании оного, но я смеялась, пребывая вне своего сознания. Может ли быть, что отец оказался прав, и ОНА существует?

Ты соглашаешься на что угодно, лишь бы получить желаемое, а я тяну время, чтобы разобраться, что делает на тебе запах Астрала. Дом. Я так давно не была в нем. Отец... Сириль... Женевьев...

Не сразу замечаю полотно, сотканное Господом над головой, но ты, не сдерживаясь, густо размазываешь свои слюны по моей шее, и тогда, запрокидывая голову, нахожу мгновение залюбоваться небосводом, на котором звезды оставили кроткие поцелуи, тянущиеся тысячелетия.