— Нет. Опасно. Будем ждать здесь, — раздался голос из верхней части «лепёшки», а Бэн, хоть и был взвинчен, вспомнил, что совсем забыл поесть. После драки с Корвусом в озере отшибло и сон, и аппетит, но сейчас всё вернулось.

Стрекотали насекомые, ветер со стороны уже давно не видного моря гнал горячую пыль, пахло близким дождём. Время тянулось медленно, Бэн уже успел досчитать до десяти тысяч и обратно, ни разу не сбившись, а провожатый всё не шёл. Где-то в его поклаже должна быть еда, но уцелело ли что после падения — неизвестно. А искать и рыться в чужих вещах не хотелось.

— Думаешь, он в порядке?

Горец промолчал, щуря золотые глаза над высоким воротом куртки. Томительное ожидание потекло вновь. Но вскоре кусты у крутого поворота впереди закачались, Хойхо ощерился, растянул змеиную пасть, Бэн, не подумав, закрыл собой Мару, раскинув руки. Лишь Бурун пошёл на шум и не зря: на дорогу выбрался Корвус, снимая с себя веточки и листья. Одежда его была перепачкана и порвана местами, ссадины широкой полосой пролегли через левую сторону головы. Хромота усилилась, отчего худая высокая фигура двигалась как паук сенокосец, у которого выдернули больше половины лап.

— До болот дошёл, а там сплошная задница, — выплюнул Корвус.

Бэн укорил себя, что не взял лекарский короб. Хоть провожатый и не вызывал доверия, но всё же… Всё же он на их стороне. Вон даже пиратов вылечили, хоть те потом и подложили свинью.

— Что зыркаешь? Жалеешь меня? Я тебе не баба, чтоб жалеть! — прорычал Корвус, но тут же замолк, когда Бурун приблизился и ощупал губами его лицо. Парень похлопал жеребца по шее, попытался оттолкнуть, но смирился, ухватился за поводья, почти повис. Затем доковылял до оставленной сумки, выбросил разбитое, нашёл на обочине другую, из которой уцелела лишь одна бутылка, выразительно хмыкнул.

— Тебе помочь? — Мару подошёл к провожатому, играя концами жёлтого шарфа.

Корвус тряхнул головой и послал горца куда подальше, а потом промыл ссадины вином, шипя и ругаясь. Когда бутылка опустела, сказал:

— Это ловушка. Она оповестила тех, кто её поставил, что по дороге кто-то едет. Нас всех накроет толстой задницец, если задержимся ещё дольше. — И он скривился так, будто не по его вине спутникам пришлось торчать на открытой местности всё это время. — Нам осталось недолго до цели. Потому погоним быстро. Управимся, и вы до темна вернётесь к стоянке на озере. Там что-то вроде зоны ненападения.

— И кто это мог быть? — спросил Бэн, уже давно поняв назначение нити и удивляясь, что до сих пор на них никто не набросился.

— Да любая хитрожопая тварь при монетах, чтоб купить такую нить, — провожатый показал короткий обрывок. — Это не наших краёв вещь. С той стороны Разлучинки делают. Если честно, не вижу смысла ставить ловушку из настолько дорогого товара.

— Ты такой осведомлённый! Откуда всё знаешь? — беспечно спросил Мару.

— Много где был, — глядя мимо него, ответил Корвус и перекинул Бэну остатки провизии. — Ладно, харэ жопы мять. Погнали!

Ещё пара часов прошли без происшествий, за большой развилкой был путевой столб, где провожатый сверился с записями в тетради. Вскоре добрались к ложбине меж двух холмов, откуда дорога, узкая и длинная, уходила стрелой через болотистую низину с блестящей ленточкой реки. Там, где путь пересекал воду, горбился мост, а за ним, почти скрытые поднятой пылью, тащились три знакомых повозки.

— Гляди-ка, догнали, — выдохнул Бэн, только сейчас осознав быстроту Хойхо и Буруна.

Ветер ударил наездникам в спины, закрутился и дунул с низины, прихватив с собой разудалые голоса, которые всклад выводили: «И веры нам не бу-удет, когда разбойник-атаман…» — и тяжёлый раскатистый бас подхватил: — «нас за полночь разбу-удит». Старинная баллада об осаде крепости тянулась над дорогой, путалась в одиночных карликовых деревцах, трескучих камышах и слишком ярком мху кочек.

Бурун коршуном кинулся вниз, выбивая копытами дробный марш. Чёрной стрелой пролетел по узкой дороге, перемахнул мост и вырос перед караваном недвижимой преградой. Лошадёнки шугнулись и замерли. Телеги пихнули бедных животных в зады и бока. Раздались гневные выкрики. Корвус, похоже, молчал.

Хойхо ломанулся к воде, но Бэн его удержал: рванул поводья и выправил путь. Послушницы, пряча под покрывалами лица, сгорбившись, видно, боясь, сидели за сундуком в последней телеге. Даххри остановился рядом с ней, Бэн глянул на женщин, те даже не сдвинулись с места. И тут началось.

Шум, гвалт, пыль, сталь, ржание лошадей.

— Прошу тишины! — рявкнул Корвус. — Бэн!

Тот привстал в стременах, привлекая внимание, глядя сверху вниз через взбитую пыль на перекошенные злые лица, на обнажённые сабли, на сбитых меж телегами лошадёнок. Взгляд нашёл главного среди скобянщиков — в расшитом лентами кафтане и треугольной шапке большего размера, чем у других. Вот к предводителю Бэн и обратился:

— Здравия вам!

— Ну здравствуй, коль не шутишь, — густым басом ответил тот.

— Мы не хотели вас пугать, — негромко продолжил Бэн. Кто-то из мужиков заворчал, другой потребовал говорить громче, третий шикнул, но ученик лекаря не мог повысить голос, чтобы не звучать перепуганной мышью. — Простите за доставленные неудобства. Мы к вам по делу. Из Макавари, откуда вы отбыли, пропал маленький мальчик, калека…

— Ты нас в этом обвиняешь? — пророкотал предводитель, насупился, обхватил рукоять своей сабли и второй широченной ладонью.

— Нет. Мы никого не виним. Мы хотим только проверить.

— Да где бы мы его спрятали? — фальцетом взвизгнул другой скобянщик.

— Там, — Бэн махнул на сундук у ног послушниц.

— Ерунду не неси, пацан! — оскорблённо бросил третий. — Да где ему там быть?

— В сундуке. В том самом сундуке, что вы согласились помочь поднять на телегу за деньги, а мы с ним, — кивок за спину, на Мару, — за бесплатно.

— Так значит вы сами пацанёнка туда и упрятали! — вклинился пискля.

Но предводитель, похоже, не зря носил свой расшитый кафтан. Крякнув, вставил саблю в ножны, вразвалочку обошёл Хойхо, бормоча «Ну и зверина! Ну и чучело!», и остановился у третьей телеги, уперев руки в бока.

— Вы сами видите, милые леди: выбора у нас нет. Нам проблем не надо с городом-побратимом. Просто покажите, что у вас там.

Женщины не шелохнулись. Мужчина потянулся к стоящему у самого борта сундуку, но одна из послушниц бросилась грудью на крышку.

— Вы не посмеете! За всё уплачено! Это наши вещи! Вы не имеете права копаться в них.

— Ле-еди, — выдохнул предводитель, — вы заплатили не так уж и много, мне не составит труда вернуть вам остаток за непройденный путь.

— Вы нас, святых женщин, послушниц Сойки Великомученицы, выкинуть хотите? — взвилась другая. — Вот так просто попрать бога? Да кем вы себя возомнили⁈

— Вот именно! Какой-то глупый мальчишка говорит вам подобную дурость, несусветную, абсурдную, и вы верите? Вы что, от жары из ума выжили верить какому-то проходимцу с дороги⁈

Бэн отметил, что обозвала его та, что в Макавари напоследок кричала «Даст Солнце, свидимся!» — вот же непостоянная суч… Дама. Хойхо заволновался, парень погладил вздыбленную шерсть на загривке. Предводитель был твёрд и уже довольно спокоен, чем-то напоминая Добромира.

— Леди, давайте-ка в нашем караване вы будете вести себя по нашим правилам⁈ У нас слово женщины стоит меньше конского яблока. И именно из уважения к богам я и предлагаю, если не желаете показывать, что у вас там, вернуть остаток суммы, а не отдать вас на потеху моим ребятам. Выбирайте же! Дело за вами. Но пока мы это не решим, с места не сдвинемся.

— Вы! — возмущённо выкрикнула одна, — Вы в своём уме? Либо развлекать этих ваших… — женщина захрипела, щёки её втянулись, глаза вылезли из орбит, а потом жирно харкнула к ногам предводителя каравана, закончила, не замечая нитку слюны, повисшую на подбородке: — Либо нас прям здесь выгнать? И за что?

— Да, за что? — вклинилась другая и добавила плевок к первому.