Крытый амбар с небольшим загоном стоял в низине между двух холмов. Владельцем лавки оказался тот рыжий пройдоха, с которым дрался Зраци. И по одной кривой ухмылке Бэн понял, что человек этот хитрый и, может быть даже, ушлый.

— Здравия, Добромир, с чем ты ко мне пожаловал? Да ещё и в компании молодых людей?

— Здравствуй, Репей, эти молодые люди хотят вернуть Ерши в Макавари. А у тебя есть один зверь, который поможет им добраться до него очень быстро.

— Ты знаешь мою цену. Сомневаюсь, что у детей найдётся столько денег. Пусть берут лошадей, уступлю по сходной цене.

— Не пойдёт. Нужен именно даххри, — гнул своё Дракатри.

— Не-не-не, они ж даже в финале провалились. Посуди сам, Добрый. Тут никак. А ту зверюгу только продам, да за большую цену, никаких взаймы.

— Деньги есть, — вставил Мару, потянулся за пазуху, но Добромир остановил его жестом.

Корвус зевнул и бросил:

— Я пойду заберу Буруна, а вы тут разбирайтесь. Скоро буду.

Неслышными шагами он удалился, даже бутылки не звякнули. Добромир, Бэн и Мару стояли напротив хозяина звериной лавки. Тот сложил на груди руки и, глянув на горца, предложил:

— Давай сделаем проще, Добрый. Вы мне отдаёте чернявого, а я вам ту зверюгу, и никаких денег не надо.

Бэна шатнуло от этих слов, Мару посерел лицом. Дракатри оглянулся на него и задвинул себе за спину. Голос Добромира стегнул хлеще кнута:

— У нас не продают людей. Или забыл?

— Это не продажа, а обмен. Мой сват рассказал, что чернявый на днях в пух и прах продул в шнэк на двенадцать карт. За это его отправили отрабатывать в бордель. Смотрю, быстро отработал. Так чего тогда мне его не отдать, а? Я ж в самом хорошем настрое с ним обращаться буду…

Он не договорил. Звонкая оплеуха разнеслась эхом меж двух холмов. Бэн потряс отшибленной рукой и схватил дельца за грудки, приподнял.

— Повтори! — потребовал он сквозь зубы и занёс уже кулак.

— Добрый, забери своего кабанчика! Так дела не делаются! — прикрывая руками лицо, взвыл Репей.

— Знаешь, а я ведь могу и добавить. Мы слишком долго закрывали глаза на игорный дом твоего свата. Пора бы взяться за него, прикрыть лавочку. Бэн брось его… В смысле, отпусти, — добавил Добромир, когда ученик сделал шаг от перекинутого через плечо дельца.

Репей охнул и с трудом поднялся, прокряхтел:

— Добрый! Не стоит натравливать на меня твоего ученика. На мне где сядешь, там и слезешь.

— А кто здесь натравливает? По поводу игорного дома: я разберусь. Лично. По поводу чернявого: ты его не получишь, бордель его не получит. Скажи-ка, Репей, всем ли ты передаёшь то, что узнал от свата?

— Да ничего я не передаю! Я своими глазами видел, как чернявый твой выходил из борделя в вечер, когда мальца покалечили эти уроды.

— Кому. Ещё. Ты. Это. Сказал? — вопросил Добромир.

Бэн, уже стоявший рядом с ним, почувствовал, как сжался желудок и затряслись поджилки, воздуха снова стало не хватать, лёгкие отказывались раскрываться. Мару, отвернувшись за спиной Добромира, прятал лицо в ладонях, множество украшенных косичек ещё больше скрывали его.

— Да никому я не рассказываю! Чего ты прицепился⁈ — отпирался Репей.

Дракатри сделал шаг вперёд. Делец замахал руками и со скрежетом в голосе признался:

— Ну друганам своим. Мы сидели пили, ели, отдыхали. Меня спросили, что в тот вечер было, когда наехали на мальца, ну дак я и рассказал, мол, ты с мужиками пацанёнка утащили, ученик твой ещё с одним пошушукались и ушли, а тут чернявый из борделя вывалился, еле на ногах стоял и тоже ушёл. Ну дак что я? Есть вопрос — есть ответ!

Добромир резко выдохнул, бросил взгляд через плечо на Мару. Бэн с трудом схватил воздух и, желая поддержать друга, встал с ним спина к спине, нащупал дрожащую маленькую ладошку, переплёл пальцы. Слабое пожатие стало ему благодарностью. Дракатри взглянул на Репея, продолжил допрос:

— И было это в тот вечер, когда ты с твоими дружками нашли посреди дороги свёрток никшека?

— Агась! Нашли! А чего он лежит? Мож, с тех убивцев выпало⁈ Мы шли себе и нашли. Да не просто никшек, а чистый! И шогри немного. Такого славного шогри с этой стороны Разлучинки вовек не сыскать. Попробуешь? — Предложение потонуло в гневном выдохе Добромира. — Ну не хочешь, как хочешь. Нам же больше достанется.

— Вы оставили у себя эту дрянь для личного употребления или продаёте?

Ещё шаг к дельцу. Тот юркнул за внутренний низкий заборчик загона, затараторил:

— Добрый! Добрый, не гони! Ты знаешь меня! Я всегда в казну городскую с каждой продажи несу! Всё, что продали, ровнёхонько разделили и часть в казну.

— Может, посчитаем по выписным книгам?

— А посчитай, коли время есть! Вот прям сейчас пойдём и посчитаем!

— Это успеется. Вот только сначала мы заберём зверя.

— Пф! Тварь бесценна! — выдавил кривую улыбку Репей.

— Да ну! Знаю, к тебе приезжали за ней из дальних краёв, а ты зажал. Чего не продал тогда? Денег мало предлагали? Это ведь южный зверь — ему на севере не место.

— Так был бы тот, кто на юг направляется, от души бы отдал. А так всё северяне, да коллекционеры — не те они люди, чтоб чудо южное заморское отдавать.

— Были южане в том году. Я их лично к тебе приводил. Облагодетельствовал бы и себя, и зверя.

— Да-да. Пройдохи они, почище меня были! Где ж покупателей хороших сыскать, не гнилых, подскажи, а, раз ты у нас так хорошо разбираешься?

— Да хоть бы этим ребятишкам. Они скоро на юг двинут, — махнул Добромир за спину. — Зачем ты всех посылаешь, отказываешь возможным покупателям? Не продал ведь в этом году ни одной животины.

— Мне же эти зверюги как малые дети! Абы кому не отдам! Жалко.

— Ведь и тебе надо на что-то жить? — вкрадчиво произнёс Дракатри, сделав упор на последнем слове.

Делец побледнел, передёрнул плечами, взгляд заметался, а руки то дёргали завязки на горловине рубахи, то сжимали подпёртую камнем калитку внутреннего загона. Голос Репея стал трескучим, будто говорил через силу:

— Дак не без этого, Добренький! Не без этого. Так что предложить можешь за эту тварь?

— Предложить? Я⁈

— Ну или ребятишки твои. Вроде, там деньгой пахло от того, спрятанного, — криво осклабился он, пытаясь за Бэном увидеть Мару, но их заслонил Добромир. Делец сплюнул и процедил: — А-ага, благодетель значит. Я по-онял: пришлым — всё, своих — пугать. А что мне-то за это будет?

— Давай лучше поговорим о том, чего тебе за это не будет?

— Так дела не делаются, — помотал головой Репей. — Есть товар, есть купец при деньгах или ещё чём полезном — будет обмен. А нет — ничем не могу помочь.

— Верно говоришь о полезном. И ни только полезном, простые радости тоже нынче в цене, — будто намекая на что-то, произнёс Добромир.

— Хочешь сказать?.. Не понимаю! — передёрнулся Репей и оглянулся на амбар, откуда заслышались ржание лошадей, шорохи, фырканье и будто когтистая лапа полоснула по камню. — Минуту — успокою тварей!

Делец скрылся в амбаре. Оттуда послышались окрики: «Цыпа-цыпа, ну ходь на место! И ты давай, раскорячился тут! Не кусайся, сучья ты падаль!».

— Цыпа? Там у него куры? — спросил Бэн вполголоса.

— Нет. Даххри. Нужный нам зверь. Они из яиц появляются, — ответил Добромир и подошёл к ребятам, обогнул, поднял к себе лицо Мару за подбородок и сурово произнёс: — Ух, и наворотил ты делов! Похерил себе всю репутацию. Чего ж ты так, а?

Мару сжал руку Бэна, но не ответил. Его всего колотило.

— Э-эх, глупый ребёнок. Чтоб от Бэна ни на шаг не отходил и больше мне тут глупостей не делал. Понял? А я уж это дело как-нибудь улажу.

— Спасибо, — сдавленно ответил горец и привалился спиной к спине друга.

Добромир вернулся к загону. Оттуда появился делец, держа в одной руке короткий хлыст, проворчал:

— Разбуянились. Людей новых почуяли. Так на чём мы остановились, Добрый? Видишь, некогда мне! Твои ребятишки мой товар тревожат почём зря.

— На половичке мы остановились. Красном. Над крышкой погреба в землянке за ежевичным холмом.