Корвус нехотя исполнил просьбу. Хозяин, глядя, как Мару отпивает и восторженно улыбается, сказал:

— Давненько у нас за середину боёв так много женщин не проходило. А ты моей дочке прям шанс дал.

— И не скажи! Я ещё понимаю, что Груша прошла, хотя ей далеко до Мауны. Но вот Эва твоя! — поддакнул второй хозяин едальни, пробираясь мимо с большой тарелкой. Два коротких меча на его боку выразительно просматривались под поварским фартуком, держа возбуждённых после боёв посетителей в относительном покое.

— Повезло с соперником, — хмыкнул первый.

— Я смотрел с трибун, заметил, что многие и не дрались-то особо, — вклинился Бэн, ощущая себя среди бывших участников боёв лишним.

— А чего им кулаками махать лишний раз? — бросил чернобородый, унося пустую посуду, — Удача — вот хозяйка любой славной драки.

— Ну не скажи! — выкрикнули через стол.

Бэн наклонился в сторону и увидел между колонной и дальней стеной ту четвёрку друзей, половина из которых добралась до второго круга. Они с вызовом глядели на хозяев едальни. Чернобородый махнул на них полотенцем, сказал:

— Тьфу тебя глупого! Этот турнир перед посевной ведь не абы с чего взят, а так повелось. В нём вам, молодым да зелёным, наказ от нас, поживших.

— Да какой наказ? — крикнул другой из четвёрки. — Победа — это деньги. Проигрыш — это ничего.

— Дойти до второго круга, до личных боёв — уже победа, — уперев руки в бока, заявил низкий бородач. — Большинство ставок срабатывает именно на этом этапе. Можно хитростью пробраться в финал, а можно…

— Да-да-да, — раздалось с другого стола, — а в финале напороться на Вааи или ещё какого монстра, и кранты удаче!

— Вот-вот! — подхватили из угла едальни. — Вааи к любому стилю боя подстраивается, его так просто не одолеть.

— В том-то и наказ, — перекричал поднявшийся галдёж хозяин. — Знайте больше, умейте больше и не отворачивайтесь от возможностей. Так и с урожаем: можно получить хороший благодаря вложенным трудам, а можно — благодаря удаче.

— Ты, старикан, с Вааи просто не дрался! — снова встрял голос из угла.

— Дрался, — донеслось из другого. — В том году в финале.

— Тогда где ж твоя удача была, старикан?

— При мне, — щербато улыбнулся хозяин и огладил бороду, — а вот техники и скорости не хватило. Учитесь на ошибках стариков, как я, молодёжь, авось, не пропадёте. — Оставив это напутствие к размышлению гостей, он пошёл к следующему столу, за которым завели похабную песню.

— Может, мы поторопимся? А то скоро стемнеет. Как тогда ехать, как дорогу разобрать? — засопел Бэн, глядя, как Мару неторопливо пьёт пенный дар.

Горец не ответил, а новый знакомец, дохнув перегаром, уставился на ученика лекаря. Тот наконец смог рассмотреть татуировки на его вытянутом лице: два треугольника походили на щегольскую бородку, по впалым щекам до нижней челюсти и к ушам шли по три полосы, как усы лесного кота, брови тоже были забиты, и над носом от них поднимались острые линии, делая довольно открытый взгляд хмурым, да ещё такому видимому настроению добавляли мрачности подчёркивания под нижними веками, соединённые с наружными углами глаз. В правом ухе у Корвуса болталась длинная серебряная серёжка, похожая на женскую, а причёской напоминал Чиёна: чёрные волосы остались лишь над высоко выбритыми висками. Длинные, почти до лопаток, они гладкой волной лежали на одном плече.

Парень икнул, Мару пнул его под столом и переспросил:

— Что, разобрать дорогу? Тут же единственный тракт, авось не собьёмся.

— Но скоро же ночь на дворе! — заметил Бэн недовольно.

— Не ссы, толстожопый! Я эту дорогу знаю как свои пять пальцев. Покажу. Со мной не заблудите… И-ик! — вновь икнул Корвус, подцепил свою кружку, едва не уронив тарелки, сполз со стула, шатаясь и хватаясь за соседние столы и за людей, пробрался к пивным бочкам.

— Да он же пьяный в дрободан! — прошептал Бэн. Горец пожал плечами.

На звон рассыпавшихся монет у бара повернулись головы. Хищные взгляды упёрлись в открытый мешочек. Корвус нагнулся, едва держась на ногах, чтобы поднять свой выигрыш, а к нему уже подобрались двое.

— Хэй, парниша, тебе, видать, выпивки хватит! — сказал один, вставая перед ним, а второй зашёл за спину и протянул руку над головой Корвуса к кошелю.

— Поможем? — выдохнул Бэн.

— Просто смотри, — ухмыльнулся Мару.

Резкий точный удар пяткой в живот отбросил второго назад. Корвус нагнулся сильнее и снёс первого с ног, повалил. Другой бросился на помощь. Молниеносный рывок. Удар. Хруст. Опустилось колено, разжались руки на затылке второго, и из сломанного носа хлынула кровь.

— Да сучьи вы задницы! — взревел Корвус, пододвигая к хозяевам едальни собранные монеты, пока посмевшие напасть неудачники валялись на полу. — Я хотел быть пьяным, а теперь трезвый! Ну что за жизнь⁈ Я сюда приезжаю пить и драться! Драться и пить! На какую, скажите, задницу, мне нужно быть тут трезвым?

— Не бузи, а то вылетишь, — предупредил чернобородый, выставляя бутылки перед Корвусом.

— Сам уйду! Уеду! Отпуск-то закончен. А мне ещё домой в Укуджику без малого третину месяца в седле трястись. Не жопься, хозяин, давай ещё выпивки! На все! Нет, стой! Вон ту монету верни, я конюшему оставлю за заботу о моём Буруне.

Бородач подал две холщовых сумки, в которые парень погрузил бутылки и с этим громыхающим грузом вернулся к столу.

— Вы готовы ехать? Так поднимайте свои задницы и вперёд! Чего расселись?

— А заплатить за стол? — нахмурился Бэн.

— Уже всё заплачено, — хмыкнул Мару и допил своё пиво. — А тебе вещи из комнаты надо забрать? — обратился он к будущему провожатому.

— Вот мои вещи! Всё, что мне действительно нужно,— тот потряс сумками. Бутылки радостно зазвенели.

— Думаешь, довезёшь это добро в целости и сохранности? — полюбопытствовал Бэн.

Корвус выразительно поднял одну бровь и хохотнул:

— Я не собираюсь везти их в Укуджику, а выпью всё по пути!

— Что-нибудь из еды возьмёшь? — подцепив с тарелки последний ломтик мяса, спросил Мару и принял поданный хозяином свёрток с провиантом.

— В задницу еду! Вино — вот лучшая пища! Да и там, в Укуджике, пить мне будет некогда. Работа-сука не даст.

— Тогда пойдём. Хозяева, мир вашему дому. Эве привет. Увидимся! — крикнул Мару и первым направился к двери. За ним — Корвус.

Бэн поотстал, чтобы попрощаться. Чернобородый стиснул руку парня, заглянул в глаза и, нахмурившись, произнёс:

— Когда к тебе Ерши подошёл в первый раз там, на площади Волчицы, я сразу смекнул, что ты ему приглянулся. Верни мальчонку!

— Верну, — пообещал Бэн и вышел под гомон толпы, пение и стук переполненных кружек.

Как и было уговорено, сначала направились к Добромиру в забегаловку «Лисий Хвост», что ютилась возле арки на площади Волчицы. В свете заката бронза пылала оранжево-красным. Низкое ограждение не давало приблизиться к статуе, чья голова повёрнутая к старому маяку, указывала на невидимые связи, на историю, случившуюся здесь четырнадцать лет назад, а может, и не только на неё.

Бэн замер у преграды, вглядываясь в морду волчицы и вновь ему почудилось, что статуя говорит с ним, напоминает об обещании, о клятве, которую он дал сам себе. Мешочек с бубенчиком с шутовской шапки Ерши жёг внутренний карман, подгонял действовать. И тихий голос, так похожий на голос Ирнис, произнёс внутри головы: «Помни, не забывай».

— Помню и не забуду, — шепнул ей Бэн.

— Ты чего там задницу приморозил? — обернулся Корвус, придерживая дверь для Мару.

Ученик лекаря вновь глянул на статую, ему почудилась одобрительная улыбка в выражении её морды. Не ответив новому знакомцу, он тоже вошёл в забегаловку, где уже ждал наставник.

— Все собрались? Чиён не с вами? — спросил Добромир, утирая полотенцем руки.

— Нет. Мы его больше не видели, — сказал Бэн, Мару только цыкнул.

Дракатри внимательно посмотрел на горца, выгнал всех на улицу, запер забегаловку на ключ и повёл ребят через арку, мимо дома городового по узким улочкам в звериную лавку.