Парень дёрнулся и проснулся, захлопал глазами, в ушах ещё стоял гул барабана. Добромир уже сидел рядом, послеполуденное солнце больше не скрывало его глаза в тени, и ученик подивился, как сейчас этот крепкий старик похож на того мальчика, Алека. В то утро, когда они покидали деревню Фениксов, у воришки было такое же выражение на лице: любопытное, напряжённое. И глаза… сейчас глаза Добромира выглядели столь же яркими, как у Алека, цвета молодой зелени, цвета весны. Удивительное сходство.

Бэн вновь подумал о Рихарде, боясь загадывать, вернётся тот или нет. Привязал ли он к себе Алека, чтобы призвать сюда? И почему — у Бэна часто забилось сердце от нахлынувшей тревоги, — почему Рихард больше его не призывал? Неужели действительно случилось нечто ужасное, непоправимое? Или сын пастушки, недолекарь больше юному Фениксу не нужен? Где-то там, где мальчик сейчас есть, ему без бывших спутников лучше? Может зря они волнуются? Может Рихард подружился с Августом, может они там хором смеются над всеми, здесь оставленными? Да нет, быть такого не может — уверял себя Бэн. Но тогда где же он, когда же вернётся? Почему не призовёт, ведь они же друзья?..

— Хватит гонять пустые мысли, — посоветовал Добромир и кивнул на поле, где уже стояли четверо. Как и ожидалось: Вааи с Мауной, Чиён с Мару. И было в этом нечто правильное, притягательное, то, что заставило трибуны созерцать бои молча, почти не дыша.

Бэн и раньше не успевал следить за движениями бойцов, лишь замечал, как колотили друг друга яростно и жестоко его спутники, и как в плавном танце, то прижимаясь друг к другу, то расходясь, будто речные потоки, демонстрировали свои умения красивые брат с сестрой. Зачаровывали своими движениями, перемещаясь, задавали ритм, обводили друг друга красивыми жестами, широко улыбались Вааи с Мауной. Как невероятно приятно было на них смотреть, словно в каком-то трансе…

Вскрик. Тонкий жалобный вскрик разнёсся над половиной спутников. И гипнотическое зрелище танца отпустило Бэна. Он вскочил, готовый бежать, спрыгнуть на поле, как Добромир до боя, но широкая лапища удержала его.

— Но… Там… — дрожащими губами вымолвил парень, впиваясь глазами в спину Чиёна. Тот сидел верхом на Мару и бил. Нет. Одной рукой наносил удары, другой же стискивал горло. Ноги Мару дёргались, дёргались, дёргались и упали…

Всё разрешилось в пару секунд. Вааи пинком отбросил Чиёна, и тот покатился к краю поля. Мауна подняла Мару, прижала к себе и вынесла к лекарям.

— Пошли! — скомандовал Добромир, и Бэн не заметил, как уже бежал через поле туда, к Мару.

Горец лежал на коленях Мауны. Женщина аккуратно и бережно стирала тряпицей кровь с его лица, поправляла растрёпанную одежду, перекрученный на шее жёлтый шарф, шептала слова ободрения, журила ласково, смочила разбитые губы чистой водой, взглянула на подошедших и хмыкнула:

— Жить будет балбесина. Не пойму только, что они не поделили.

Бэн, стараясь не поддаваться панике, едва уняв сбитое дыхание, протянул руки, готовый забрать Мару, но Мауна мотнула головой:

— Чи-чи-чи, пусть отдохнёт. Глупость иногда должна быть наказана. Не так ли?

— Что случилось? — голос резкий, как птичий крик, раздался над ухом.

Ученик лекаря подскочил, обернулся. Перед ним стоял тот парень с разукрашенным лицом, и тут только Бэн понял, что это не просто краска, а татуировки. «Как это смело, — мысленно восхитился он и сразу оспорил: — как же это глупо!»

— Вам здесь не место, юноша, — осадил подошедшего Добромир.

Татуированный не сводил взгляда с Мару, затем обернулся туда, где Вааи наказывал Чиёна, и сгинул в толпе уходящих зрителей.

— Дядь, а кто победил? — К Бэну незаметно подошёл ребёнок с венком и корзинкой ракушек.

Мауна окликнула малыша и указала в сторону брата:

— Конечно же он!

И малыш, позвав остальных с венками и корзинками, понёсся туда. Дети выволокли красавца-мужчину на поле, надели на него венки, посыпали ракушками и объявили победителем. Зрители, что ещё не успели сбежать, вовсю аплодировали. И только издалека доносился трубный голос дамы с карамелькой на палочке: «А порка будет?». Но ответа ей никто не дал.

Мару пришёл в себя минут через десять, благодарно потёрся о щёку Мауны и встал, чуть шатаясь.

— Со мной всё хорошо. Просто слабость и жрать хочется. Спасибо за заботу.

— Ну-ну, слабость, говоришь, — сощурилась женщина. — У меня есть кое-какие лекарства от… Слабости. Пойдём дам?

— Спасибо за предложение, но не стоит, — Мару сделал шутовской поклон и развернулся к Бэну, оскалился: — Ну же, пирожочек, улыбнись, не будь букой!

— Что произошло на поле? — свистящим шёпотом спросил Бэн.

— Да пустяки. Подумаешь, подрались⁈ С кем не бывает. А теперь не будем больше откладывать: пойдём чего-нибудь сожрём и купим себе пару резвых рысаков, если тут такие водятся.

— Тут есть кое-что получше, — хмыкнул Добромир, вглядываясь в Мару. Наставник обернулся к ученику и сказал: — Идите в «Синий прибой» на третьей линии, там вас накормят. А после — ко мне. Проведу вас в звериную лавку.

— Отлично! Я знаю, где «Прибой»! — воскликнул Мару и пошёл к корзине с оружием.

— Не спускай глас со свое… го дружка. С обоих, — наказал Добромир и подопнул ученика к выходу.

Толпа подхватила и понесла. За трибунами Мару повлёк Бэна в нужном направлении, прилаживая к поясу ремешок с ножнами. Ученик лекаря смотрел и не верил: набухшие ссадины за жалкие минуты стягивались в ровную кожу.

— Ты не хочешь мне ничего рассказать? — сурово спросил Бэн.

— Нет. Пока нет, — сощурив золотые глаза, серьёзно ответил горец.

«Синий прибой», как оказалось, держали тот мечник и бородач. Они радушно встретили гостей и принялись за готовку. Кроме ребят больше никого не было. «Но позже точно будут, как ставки попилят», — заверил один из хозяев. Когда Бэн и Мару уселись за стол, в едальню зашёл тот, с татуировками на лице. Удивился и улыбнулся, спросил у горца:

— Ты как вообще?

— Бывало и хуже, — отмахнулся Мару и велел: — Так, всем знакомиться с моим другом детства! Его зовут Корвус. Он уехал в другой город учиться, работать и чем ты там ещё занимаешься⁈

— Художник я. А ещё вот за деньги дерусь, — Корвус показал кошель и направился к стойке с пивными бочками.

Бэн наклонился к уху Мару и прошептал, пугаясь и своего злого голоса, и неуместности вопроса:

— А этот друг тоже знает твою тайну?

Горец застыл, глянул на собеседника поражённо, а затем рассмеялся и крикнул через весь зал:

— Хэй, Корвус, ты знаешь мою тайну?

— Какую? — лениво откликнулся тот, откручивая кран на пивной бочке и подставляя кружку размером с небольшое ведро. — Что ты — самая большая заноза в заднице нашей родной деревни⁈ Конечно знаю! Как и все остальные. У тебя это на лбу написано.

— Вот видишь, пирожочек, он — знает, — смеясь, резюмировал Мару, но затем очень тихо добавил: — Конечно, нет. На то она и тайна, пирожочек.

Бэн обижено засопел и отвернулся. Есть расхотелось. Но надо. Ведь впереди долгая дорога верхом, поиски Ерши и возвращение сюда, в Макавари.

Глава 87

Сделка

Низкий бородач-хозяин протолкался среди нахлынувших в едальню посетителей, поставил перед Мару большую кружку пива и произнёс:

— Спасибо, что колотил не сильно мою дочурку!

— М? Та леди, с которой я дрался? — горец приложил ладонь козырьком к бровям, показывая рост бывшей соперницы. Бородач кивнул. — Да ладно, пустяки! У нас был уговор, что я не буду слишком усердствовать. Да и слабенькая она, — добавил он, благодарно пожимая протянутую руку.

— И что, вот эта, мелкая с тощей задницей, твоя дочка? — присвистнул Корвус, опорожняя очередную кружку.

— Ты бы, уважаемый постоялец, ноги со стола убрал, — погрозил кулаком бородач.