По словам пирата помочь могла только лишь мазь из мозга агачибу, но все три монстра после ночной бойни уже давно скрылись за горизонтом. И Рихард понимал: шансов нет. И не верил в это. Не хотел верить, но… Он потряс головой: верить и знать — разные вещи. Он вспомнил день своей инициации, когда тело впервые окутал покров огня, приняв форму птицы. Возможно, через три дня это повторится, вот только в последний раз. А, возможно, они успеют. Макавари — портовый город, куда приплывало много людей, наверняка, там можно найти лекарей и редкие снадобья. А Бэн… Призвать его сюда, в лодку, равносильно обречению на гибель, только если не передать свисток. Но как же не хотелось вручать кому-то вещицу, связывающую его с предками, — наследие Айлаха. Даже отдать Джази, который говорил, что свистком владел его родич. Мальчик чувствовал, что ни за какие посулы не расстанется с этой вещью, сделанной самим первоФениксом. Да, призвать Алека тоже было рискованно, но так хотя бы не будет нарушено обещание. И Рихард подумал, что не против отдать свисток воришке, за которого попросила сама Олли. Мама… Если бы она сейчас его увидела, что бы сказала? Огонь, просверкивающий холодными фиолетовыми искрами, вновь стал теплее, напитался солнечным светом, успокаивая, даря надежду. «Всё будет хорошо. Мы все доберёмся до Макавари. Обещаю!» — решил Феникс и улыбнулся. Образ матери в его памяти улыбнулся в ответ.

Феникс посмотрел на Лукрецию, та, подняв жалобно брови и опустив уголки губ, указала взглядом на пирата. Но Рихард уже и сам всё увидел и не стал приближаться, чтобы не помешать. Джази, наклонившись вперёд и раскачиваясь, сидел на коленях рядом с Паулиной, гладил край одеяла, что-то беззвучно шептал. Под глазами у него было мокро, нос покраснел, плечи и руки дрожали. Волосы, торчащие над широкой головной повязкой, уныло свисали. Рихард почувствовал, что смотрит на то, чего видеть не должен, подумал с глубокой печалью: «Да он ведь прощается, будто не хочет отпускать её вместе со своей прошлой жизнью, тянет время. А вся эта болтовня… Может, он боится чего-то? Боится, что вместе с ней закончится что-то про него? Но ведь он сам говорил… Я не должен мешать ему. Но как же Алек? Время уходит. Три дня, осталось всего три дня».

— Тебя оставить ненадолго? — шепнула девушка.

Джази отдёрнул руку, взгляд его стал острым, но сразу смягчился.

— Прости, красотка, не нужно. Пора. Повторим наш подвиг в обратном порядке.

— Надо найти плот или… — засуетился Рихард, но пират сморщил нос.

Крылья в этот раз показались тяжёлыми. Когда Феникс тянул на верёвке массивное тело, а спутники толкали, он жалел Паулину. И себя. Он до сих пор не мог поверить, что она мертва. Люди очень странно умирают. Они почему-то не могут обратиться, как Фениксы, в огненных птиц, взмыть к солнцу и раствориться в нём. Так может, для неё ещё не всё кончено? Хотя, он сам видел её рёбра, да и лужа крови на палубе была велика. Вряд ли бы с живого человека столько вытекло.

Тренькнула перерезанная верёвка. Освобождённый от ноши Рихард взмыл в небо, придерживая конец плетёнки, привязанной к поясу. Далеко внизу раздался всплеск. Две крошечные фигурки стояли рядом на палубе, их руки, висящие вдоль тел, почти соприкасались. Мальчик взлетел ещё выше, воззвал к Фениксу, чтобы посоветоваться… Хотя бы голос бога услышать, но в ушах лишь стучал ток крови, шумел ветер, а пламя, будто отравленное агачибу, вновь заискрило фиолетово-едким. «Мне нужно поторопиться!» — отчаянно подумал Рихард и бросился в лодку.

Они замыли пятно крови тем самым одеялом, выкинули и его, и Феникс решительно произнёс:

— Я должен призвать Алека прямо сейчас. И не хочу бросать вас здесь, в море, если со мной что случится.

— Ты всегда можешь передать мне свисток, — с кривой улыбкой напомнил Джази.

Рихард мотнул головой.

— Если… — он облизал сухие губы, оглядел спутников, — если будет совсем плохо, передам. Но пока нет.

— Ри, что ты задумал? — Лукреция смотрела на него не мигая. — Передай свисток Джази. Или мне, если ему не доверяешь. Мы призовём морское животное и оно нас быстро довезёт до берега.

— Лу, я думаю, не получится. Этот яд… Он действует и на других. Пока я здесь, никто не приблизится, кроме агачибу. Да и те, скорее всего, не будут слушаться. Верно, Джази?

— Прости, капитан, что не сказал этого сразу. Думал, очевидно.

— Но тогда как? — не унималась Чародейка.

— Увидишь. Лу…

Рихард пошатнулся, прикрыл на мгновение глаза, почувствовал, что силы покидают его. Он не хотел булькнуть в воду следом за Паулиной, поэтому надо было действовать быстрее. Джази прав: времени на разговоры сейчас не было.

— Лу, пообещай мне кое-что.

— Что?

— Сначала скажи, что обещаешь!

— Нет!

— Пообещай, красотка, — подначил Джази, — если что, я его остановлю.

— Обещаешь? — с тревогой спросила она.

Пират улыбнулся. Рихард вспомнил его слова и понял, что не остановит. Все спасали свои шкуры. Но именно он, Феникс, это затеял — ему и разбираться. Девушка затравленно глянула на Джази, помотала головой, зажмурилась и едва слышно сказала:

— Обещаю.

— Спасибо. Ты пообещала, что не будешь мне мешать доставить вас в Макавари. — Он отвернулся, собираясь с духом и игнорируя вскрики девушки, выдохнул, прислушался к образу стали и крови из пера на костяшке безымянного пальца и произнёс: — Алек, ты мне нужен!

* * *

Алек

— Ну что, паря, не забирают тебя? — хохотнул Пильчак и хлопнул мальчика по плечу. Тот поморщился, но смолчал. Грубоватые, но добрые братья, стали ему очень дороги, поэтому от них, как ему казалось, он готов был снести что угодно.

Соржент забрал пустые тарелки, скрутил крышку с бурдюка, отпил, передал брату и направился к разложенным на холщевине клинкам, щитам и копьям. Длинная утренняя тень от статуи Феникса тёмным мазком разделила светло-красную площадь надвое. Два источника у подножия каменного крылана призывно журчали, и в быстрых переливах воды забвения мальчику слышалась насмешка.

— Это, ну вот, — пробубнил Соржент, возвращаясь.

В руках его был меч в ножнах. Длинный, чуть изогнутый. Алек уже видел его, но рыжебородый каждый раз торопливо хоронил клинок под другими.

— Брат, чего это ты удумал? — Пильчак аж водой подавился. Видимо, действие брата было для него неожиданным. — Это же твой трофейный. Ты чего, в самом деле решил?

— Угу, — Соржент приблизился.

Алек встал. Взволнованное сердце гулко стучало в груди. Меч лёг в подставленные ладони. Тяжёлый, длиннее того, что уже висел на поясе. Рукоять в оплётке, короткая прямоугольная гарда, простые, без изысков, чёрные ножны. Но было что-то зачаровывающее в этой лаконичности. Мальчик даже не хотел видеть лезвие, наслаждаясь и так.

Топот ног позади он услышал не сразу. Лишь когда с визгливым «А-але-ек!» на него со спины набросилась Лейла, младшая сестра рыжебородых, он будто вышел из транса, отклонился вперёд и, пригнувшись, выскользнул из объятий девушки, не выпуская меч. Лейла кошкой бросилась к нему, и заметил, что она уже получила добычу: серый шарф, до того скрывавший волосы, трепетал в загребущих ладошках.

— Отдай! — потребовал мальчик, он суетливо огляделся, не зная, куда пристроить подарок, но близнецы лишь качали головами и поднимали руки — «мы тут ни при чём и назад не возьмём».

— Поцелуешь — отдам! — девушка показала кончик языка, но вдруг ойкнула, завертелась юлой. Это Соржент, большой и неповоротливый, неслышно подкрался к ней сзади и ткнул пальцами под рёбра.

— Хворостиной егозу да по ляжкам, чтоб неповадно было! Мужчины делом заняты, а она лезет! — взревел Пильчак, но по широкой улыбке было понятно, как сильно он любит сестрёнку.

Алек вспомнил его слова про защиту родных и прижал подарок к груди.

Лейла с визгом носилась вокруг, стараясь ухватить мальчика то за растрепавшиеся волосы, то за сумку. За девушкой по пятам топали рыжебородые. И эта весёлая кутерьма очень нравилась Алеку. Незаметно для него шарф пышным бантом украсил чёрную оплётку рукояти меча.